Вырваться из капкана

Сергей торопливо нажал кнопку, ему натерпелось выйти на воздух, и коляска выехала из здания.

2

По обе стороны неширокой дорожки незнакомые деревья, увидел и несколько пальм – сердце сразу замерло, – это не Россия! Его увезли куда-то далеко. А за деревьями…

За деревьями стояла высокая стена – забор из серых бетонных плит!

– Ничё себе стенка, гляди в оба! – весело продолжал Мухин. – Через неё не перескочишь – два метра! Это тебе не фунт изюма, вверху проволочка под током. Кто сунется, сразу кирдык! Отсюда не сбежишь, так и знай!

Сергей молчал, уже понял – он в тюрьме, надо из неё скорее выбираться… Но как?

А Мухин веселился:

– Ха-ха! Главный фокус в другом, тебе никогда не угадать!

Хоть было не очень интересно, спросил:

– Какой? Конечно, не угадаю.

– Гляди, только не упади от радости! Бегут к тебе гости!

Сергей посмотрел, и верно – чуть не грохнулся с коляски, на дорожке два железных пса-робота!

Длинные лапы двигались мерно-уверенно!

Туловища нет, только торчат ребра грудной клетки, словно проволочная корзина!

Головы опущены вниз, рты приоткрыты, видны острые зубы!

И глаза! Глаза горят красными огоньками!

Первый, большой пёс был ростом как обычная дворняжка, второй совсем маленький – Щеня – словно кошка.

Сергей чуть не потерял сознание, скорее закрыл глаза, а псы с тихим стукотком железных лап пробежали мимо.

– Ты их не боись, – беспечно сказал Мухин. – Не тронут тебя, меня и шефа, такая программа заложена у них в башке. Может они нас вообще не видят. Открывай глазки, давно прочесали мимо, но скоро вернутся, бегают здесь днём и ночью, аккумуляторов на них не напасёшься.

Сергей открыл глаза, дорожка пустая, поехал к большому дереву, остановился в тени. Мухин одобрил его выбор.

– Вот само то! Сиди тут в тенёчке, ветра нету и мухи не кусают! Отдыхай, можешь даже подремать чуток, никто сюда не придёт, нет тут никого, кроме нас. Да ещё скоро шеф явится, дыши озоном, пока, чао-какао!

Мухин махнул рукой и резво побежал к дому, а Сергей глядел на забор, на блестящую вверху проволоку в несколько рядов. Неужели и правда, она под смертельным током? Разве так можно? Скорее всего, Коля-Петя врет, просто брешет…

И тут, словно в ответ на его мысли, увидел, как на дереве весело прыгают-чирикают зелёно-жёлтые птички, не очень большие, но и не маленькие. И вот одна подлетела к забору, села на проволоку, и…

И беззвучно вспыхнула, мгновенно сгорела и чёрным пеплом упала.

Сергей вздрогнул – куда, всё-таки, он попал? Какой-то просто Освенцим…

Быть тут больше не мог, глупые птички всё прыгали на дереве.

– Улетайте! – крикнул им громко, нажал кнопку коляски и двинулся дальше по дорожке. Но ехать оказалось некуда, перед ним та же стена, та же проволока. Остановился, голова гудела, всё вокруг кружилось. Снова понял – попал в тюрьму. И вдруг увидел – с ближнего дерева глядит на него тот же страшный паук, глядит не моргая, шевелит мохнатыми лапами…

Скорее закрыл глаза и очутился в другом месте, в небольшом зелёном парке его пединститута. Сидел на скамейке – только что вышел из столовки после обеда.

А обед был такой – очень смешной. Денег осталось на три стакана сладкого и горячего чая. Отдал последние копейки и скорее унёс его на дальний столик, там на тарелочке горкой лежал бесплатный хлеб. Быстро с чаем прибрал половину – вкуснота! Остальное аккуратно завернул в бумажные салфетки и сунул в карман.

На скамейке в сквере хлеб не спеша, доел, хоть и без чая, всухомятку, хорошо, жить можно…

Глава четвертая

1

Сережа в нарядной, белой курточке с большими пуговицами, торопится, скорее в кино! На мировую, смешную комедию, там толстяк ткнул вилкой в поросёнка на блюде, думал тот жареный. А свин оказался живой, заверещал, подскочил и убежал! Просто смехотушка, обхохочешься!

Солнышко светило, день тёплый и вообще всё прекрасно! Папа пришёл с работы почему-то очень рано, и мама тоже была дома. Папа обнимал его и целовал, потом подкидывал вверх и ловил, было так здорово и совсем нестрашно! Только смеялся и кричал:

– Ещё! Ещё! Выше! Выше!

А потом ему дали денежку на билет и мороженку, и он убежал на эту смешную кинушку, был такой счастливый…

Иван Сергеевич плотно закрыл за сыном дверь, даже накинул цепочку, чего днём никогда не делали. Подошёл к жене, Нина сидела на диване, испуганно смотрела на мужа, знала, что-то случилось, ведь никогда он не вызывал днём с работы.

Сел напротив на стул, пристально поглядел ей в лицо, тихо сказал:

– Пришла беда… В окружком поступила новая разнарядка из Москвы, пять тысяч по первой категории, это сразу расстрел, и пятнадцать арестовать, как врагов народа.

Нина молчала, дыхание остановилось, такое было уже не первый раз, исчезли без следа многие знакомые, хорошие люди, вовсе не похожие на преступников. Был проклятый 1937 год…

– Чувствую, на этот раз мне не спастись, пришла очередь, – продолжал муж. – Поэтому чтобы тебя не взяли, надо срочно развестись, и я уеду в другой город, авось не тронут, ведь фамилия будет другая. Иначе тюрьма, лагерь, сына в детский дом, там он и сгинет, потеряется, ведь фамилию сразу ему поменяют.

Закрыла лицо руками, заплакала беззвучно, Иван подошёл, обнял, целовал и целовал без конца…

Когда Серёжа счастливый прибежал домой, папа уже ушёл, а мама вдруг заплакала и стала целовать. Начал рассказывать ей про весёлую кинушку, про смешного толстого поросёнка на столе, но она заторопилась и быстро убежала. Так и не понял – почему плакала.

Уже потом, через много, много лет, вторым зрением снова увидел отца: тёмная комната, папа неподвижно сидит на стуле, какие-то люди в военной форме роются в шкафу с одеждой, перебирают бумаги на столе, это идет обыск…

Потом папу ведут по темной лестнице во двор, там ждёт большая чёрная машина, он молча садится в неё, конвоиры рядом… Потом в другой, светлой комнате, человек тоже в военной форме, громко читает папе бумагу:

– За контрреволюционную деятельность вы приговорены особым совещанием к десяти годам лагерей без права переписки…

Потом папа идёт по длинному, пустому коридору – это тюрьма, сзади конвоир, совсем молодой, светловолосый, идут молча. И вдруг он достает из кармана наган, стреляет папе в голову…

Маме ничего не сообщили о бывшем муже, она и не спрашивала, знала, никто ничего не скажет. Её не тронули, кому нужна простая машинистка? Но от всех этих страшных событий мама скоро заболела и умерла.

2

В калейдоскопе памяти выпали чёрные и красные стекляшки. Какая-то женщина говорит громко, напористо: