Доктор сунул деньги между страницами книжки «психические расстройства у подростков» и за пять минут изготовил нужный документ, поставив на него сверху штамп, а снизу – большую печать.
– Всё, Спасибо! Здоровья Вам.– Попрощался Виктор и побежал в церковь. В Зарайске чувствовался скорый приход весны. Не дуло. Градусы не упали ниже пяти, что было видно на огромном термометре, стоявшим как скульптура на невысоком постаменте возле парка. Гололёд расползался на серые осколки и между ними хлюпала под ботинками небольшая вода, которая через десять дней станет огромными ручьями и побежит со скоростью мотоцикла по склону вниз, к реке Тобол.
Отец Димитрий долго читал заявление Виктора, а ещё внимательнее справку.
– На кого обиделся, Витя? – Спросил он мрачно. – Протоиереем сам отказался стать. А так у тебя везде лады. В епархии начальство тоже тобой довольно. Как и я. А ты мне эту хрень показываешь, что ты псих. За дурака меня держишь?
– Ну, для Вас основание какое- то надо же? – Спросил Виктор.– То, что я не хочу больше быть священником – не основание. Верно?
– А чего расхотел – то? – Протоиерей Димитрий открыл окно и закурил трубку. – Платим мало? Добавлю. Будешь как я получать. А?
– Я в Господе разуверился.– Честно сказал Сухарев.– И прихожан обманывать не смею.
– Да я сам Библию раз тридцать перечитал.– Димитрий выпустил в окно большие как обручи от кадушки кольца сиреневого дыма. – Много там брехни и недоделок. Путаницы навалом. Но я служу Господу, а не книжке, которую пёс знает кто писал- переписывал, и в которой кто как мог, тот так и наврал. Господь тебя чем оскорбил, Витя?
– Дмитрий Ильич.– Сухарев сложил ладони на груди.– В книжке как раз про божеские недостатки. А у Бога не может быть недостатков в принципе. Отпусти меня Христа ради. Пусть он меня сам покарает за неверность ему. Но не могу больше. Честно. Иссяк и более не верую искренне. Зачем обманывать Всевышнего? Отпусти.
Отец Димитрий молча покурил ещё минут десять. Сел за стол. Подпёр кулаками подбородок.
– Если такие умницы бросают нас как ты, то с кем служить Всевышнему верой и, главное, правдой? Нет ведь толковых пастырей. По пальцам считаю их. Вот ты, один из самых крепких пальцев – отваливаешься. Неволить тебя – грех. На душу не возьму. Но если одумаешься – приму обратно в любое время. Приказ я издам. Отошлю в Епархию и в Кызылдалу. В общем кабинете дьяконов пусть повесят, чтобы все видели. Ну, всё. Не рви мне нервы. Ступай с Богом. Справку, что ты псих, забери. Не срамись. Десять лет работал параноик иереем! Меня за это расстрелять мало. Хватит твоего собственного желания.
– А позвонить можно? – Сухарев глянул на телефон.
– Да ради Бога.
– Виктор позвонил Маслову и спросил – как приборы для исследований забрать.
– Тебе всё привезут послезавтра. Мы соберём комплект. Адрес свой и телефон ты нам дал. Жди. – Торжественно пообещал Маслов.
И пошел Виктор на автовокзал. До разговора с отцом Димитрием думал- что полегчает, если уволят его. Но вышло наоборот. Тоска навалилась, залезла во все щели души и стала мять её, душу, как вроде тесто месила. Нудно, долго и больно. Столько лет! Купола, кресты, колокола и смиренные верующие, искренне принявшие Христа сердцем. Плёлся Сухарев медленно, головы не поднимал, глядел в ржавый снег и на рвущийся частями лёд.
– Ладно.– Думал он.– Ничего. Не так уж много плохих перемен было в жизни. Точнее – вообще не было. Всё делалось к лучшему. И сейчас хоть и оторвал мой уход кусок от целой души, да зарастёт ведь. Зарастёт рана – то. Знаю. Не в «бичи» же ушел. В науку. И тут, верю, будет ей от меня польза. Эта мысль его хоть слегка успокоила и до Кызылдалы он добрался вечером в совершенно нормальном настроении. Лариса его ждала. Наварила вкусного, нажарила, соку томатного три литра в банке выставила.
– Всё.– Обнял её Виктор.– Я теперь лицо гражданское. Уволился из церкви. Буду исследователем аномальных явлений. Пока не сказали кокретно – какая будет зарплата, но, думаю, не маленькая. Должность- то младшего научного сотрудника.
– Дело не в зарплате, Витя.– Лара села за кухонный стол. Вид у неё был печальный и растерянный.– В сорок лет жизнь сначала настраивать – тяжкая работа. А надо будет. Ты от природы – духовник. Целитель болезных душ человеческих. Бог при этом просто инструмент. Ты от его имени лечишь. А что теперь будет?
– Да с моей духовностью и моралью, с принципами моими ничего не станет. Они не изменятся.– Сухарев так и не начал ужинать.– Но врать себе я тоже не хочу. Я понял, что Бога придумали. Сам сначала в транс впал. Но потом понял, что и в старину без религии в народе порядок не создали бы, да и сейчас религия- это дисциплинарная мера. Держит народ в рамках за счёт боязни грехов, самого Господа и кары небесной за провинности. Да и в Царствие небесное попасть только безгрешным можно. Вот Вера и держит прихожан в любви к Господу и в страхе перед ним. И все мечтают о райской вечной загробной жизни. Хотя, честно скажу. Давно я в церкви и понял не сегодня, что нет никакого рая. Ад есть. Это наша жизнь на земле. А вот кто нас сюда направил отбывать наказание за грехи душ наших в вечном мире – это пока вопрос для меня. Может, через связь с Высшим Разумом и инопланетянами я это узнаю и пойму.
– Ты философ, Сухарев.– Обняла его Лариса.– Пиши книгу философскую. Но потом. Сейчас ужинать! Зря что ли старалась?!
Они просидели на кухне до полуночи, не вспоминая больше о Боге и неземных цивилизациях. Говорили о своём будущем. И виделось оно обоим добрым и долгим.
20. глава двадцатая
– Ты не поняла – кричал в трубку Виктор. Было девять утра и орать в голос дозволялось безнаказанно, не нарушая норм социалистического общежития. А кричал, поскольку у Кызылдалы со всеми, кроме Зарайска, связь была отвратительная. Оборудование на АТС поставили, списанное в каком- то районе Алма- Аты три года назад. – Ты ничего не поняла. Мария. Я уже обычное гражданское лицо. Из церкви уволился. Маша, никаких проблем! По собственному желанию. Уволился из церкви. Можно разводиться как все люди. Я теперь старший лаборант института.
Адрес запиши. Кызылдала. Улица Октябрьская, сорок семь, квартира шесть. Квартира, говорю, шесть! И подавай заявление. Позвонишь – я на развод прилечу. Прилечу, говорю! Скажешь – когда в ЗАГС надо будет. В ЗАГС, говорю, на развод подавай. Я работаю лаборантом старшим в институте. Разведут – как всех разводят. Из церкви я совсем уволился. Документы гражданские с собой привезу. Копия моего паспорта и моё согласие на развод на бумаге есть у тебя. Я посылал месяц назад. Там не написано, что я священник. Ты бумаги в книжный шкаф сверху положила. Сама же сказала недавно, когда я звонил. Давай. У тебя же там все знакомые. Договоришься – через неделю разведут. Жду!
Лариса, заспанная, подошла сзади и села рядом на подлокотник кресла.
– И что, довольна жена твоя?
– Что развестись можно? – Обнял её Виктор.– Ну, без проблем – то легче. С церковнослужителем – там посложнее. Бумаги лишние нужны. Враньё в них будет. Что она психически больна и я не могу с ней жить поэтому. Или она, атеистка, не разделяет моих религиозных убеждений и чувства неверующей это оскорбляет. Я должен справку из церкви везти, что живу без неё уже почти три года. А сейчас просто так разведут. Без лишних дурацких придумок. Не сошлись характерами и всё! Стандарт.
– Ну, всё, что ни делается, делается к лучшему.– Процитировала Лара философскую фразу, популярную среди русского народа, да пошла под душ.
А через пару недель Сухарев полетел в Челябинск и вернулся с красивым свидетельством о разводе. Всё в гербах СССР, РСФСР, печатях и росписях по золотистому фону. О заключении брака свидетельство выглядело поскромнее и проще. Никакой радости и ликования со стороны Ларисы он не заметил. Она почитала свидетельство и молча отнесла его в отдельный нижний ящик письменного стола, где все документы лежали.
– Замуж за меня идёшь официально? – Спросил тихо Сухарев, заметив её нейтральную реакцию. – Или уже не хочешь?
– Иду. Официально. – Кивнула Лариса. – Но через год. Мы живём с тобой пару месяцев и всё у нас прекрасно. Вот через год останется всё так же и тогда распишемся. Верно?
– Мысль разумная.– Улыбнулся Виктор. – Вдруг я через полгода бить тебя начну, по бабам бегать и водку хлестать. Всё может быть. А через год если не начну, то тогда уже – никогда. Это ты правильно соображаешь.
И побежало время. Лара прошла полный курс лечения, пальцы её восстановились, она часа по четыре в день играла довольно сложные композиции и ждала дня, чтобы стать директором и педагогом музыкальной школы, которую секретарь горкома Гоголев обещал Виктору открыть в августе. Сам Сухарев с весны пропадал на неделю в степи. То есть одну неделю он жил дома, что – то писал, проявлял плёнки и печатал снимки, на которых Лариса видела заросшие невысокие холмики, какие – то широкие полосы на земле, как будто нарисованные метлой, намоченной известью и не очень глубокие ямы, земля в которых была белой как молоко. Потом он снова уезжал на несколько дней с огромной сумкой, набитой приборами на батарейках, двумя фотоаппаратами, какими- то длинными серыми металлическими приборами с маленькими экранами. И ещё у него имелись странные, согнутые под девяносто градусов в конце, длинные вязальные спицы. Эти короткие концы были вставлены в пустые катушки от ниток и снизу поддерживались накрученной вокруг спиц проволокой.
– Это называется « лоза», по – другому – биолокационные рамки. Определяют аномальные зоны, ищут воду под землёй и полезные ископаемые – Объяснил Сухарев.– Короткие концы с катушками берешь в руки и идёшь медленно. Если спицы не расходятся в разные стороны – нормальная зона, если сходятся – аномальная, а в стороны расходятся – значит в этом месте может даже золото быть. Или уголь, Может – ценные минералы.
– И ты золото ищешь? – Засмеялась Лариса.– Или инопланетян, которые спрятались под землёй?
– А что, тебе действительно смешно? – Обиделся однажды Сухарев.– Это наука. С древнейшими корнями способ этот. Лозоходство. И сейчас эти биорамки иногда точнее некоторых электронных приборов.
– Да что ты, Витя! Ничего смешного. Я радуюсь, что ты так увлёкся наукой, новым делом. – Смущалась Лариса.– Это, мне кажется, поинтереснее, чем одно и то же годами рассказывать о Славе Божьей. И полезней. Может, открытие сделаешь. Ты же у меня умница.
В июле Серёга Баландин, корреспондент, привёз из Москвы маму и деньги. Он с такой радостью передавал двадцать две тысячи Виктору, будто раздавать долги было после журналистики самым любимым его занятием.
– Всё.– Смеялся он.– Совесть чиста. Теперь даже рубля на обед ни у кого не займу. Какое жуткое состояние – невыполненный долг. Стыдное, блин. Будто я у человека того нагадил посреди комнаты и сбежал.
Сухарев отнёс деньги Николаю Викторовичу, секретарю горкома, выпил с ним стандартные пятьдесят граммов коньяка и поехал с Жорой Цыбаревым на машине рудоуправления за сто тридцать километров от города. Там, как он рассчитал дома по карте и книжке Маслова, должна быть потрясающая аномальная зона с инопланетянами и странными, необъяснимыми природными эффектами. Их надо было описать для доклада и, желательно, сфотографировать. Приехали к вечеру. Жора в инопланетянах разочаровался ещё с прошлого раза, когда Сухарев с ним и бухгалтершей вроде как под землю спускался в сопровождении фиолетовых карликов, А Жора вообще ничего не видел, на одном месте час простоял. Замёрз вместе с Анной из кассы рудника. Которая, кстати, тоже ничем, кроме холодрыги и ветра не была обласкана тогда.
– Я тут останусь.– Сказал Цыбарев.– В шахматы походные сам с собой поиграю. Да вздремну, если получится. А ты долго в поле будешь?
– Да часа – три точно. Работы навалом.– Виктор затолкал под майку свёрток с бутербродами и поллитровую фляжку с холодным чаем. В сумку всё это просто не влезало. Он ушел метров за пятьсот от машины и стал ждать полной темноты, которая летом в степи приходила после десяти вечера. Проверил биорамками местность вокруг. Да, здесь была ярчайшая зона всяких аномалий. Достал фотоаппарат «Зенит -2Т» с объективом «гелиос». Это была лучшая съёмочная техника в СССР. Темнело медленно, но темнело. И вот часов в одиннадцать из земли, совсем неподалеку, метрах в двухстах от него, начали выползать большие огненные шары. Похожие на уменьшенные копии Солнца. Они минут по пять висели над травой, не обжигая её, хотя касались верхушек. Виктор их сфотографировал. Потом шары, как пружиной подброшенные, пулей выстреливались вверх, а уже там, в высоте, замедляли движение и тихо расплывались в разные стороны, совершая круги над степью.
Удивительно, что сами они по яркости не уступали Солнцу, но ничего не освещали. Сами пылали, а вокруг висела темень полная и виделись все доступные звёзды. Снял Сухарев и полет шаров. Во время съёмки обратил внимание на то, что ему становится не по себе. Не страшно, а именно так, будто ему вырезают аппендицит под наркозом, но дают самому разглядывать и наблюдать всю операцию. Разрезают, лезут в кишки, раздвигают, вытирают кровь, достают аппендикс и на глазах у Виктора отрезают тупиковый хвост, потом быстро зашивают остаток синими нитками.
Минут двадцать огни круглые плавали над степью, после чего улетели километра за три и выстроились в длинную линию прямо над тёмной чертой горизонта. И вот здесь произошло то, чего Сухарев не мог предположить даже в принципе. Не было написано ни о чём подобном и у Маслова в книге. От шаров к Виктору шла минимально тысяча тех самых фиолетовых маленьких инопланетян из созвездия «Весов», а за ними брели пятиметровые бордовые роботы с большими ушами- локаторами. Виктор поднялся и ждал.
Через пять секунд к нему подошел фиолетовый полупрозрачный «человечек» Без рёбер, других костей, печени, почек и половых признаков.
– Узнал меня, Виктор? – Спросил он.– Я тот самый Первый, который водил тебя в нашу лабораторию зимой.
– Конечно, узнал.– Улыбнулся Виктор. – А вы куда в таком количестве?
– Мы на работе. Меняем напряженность магнитного поля в радиусе пятисот километров. «Кассиопея» позавчера повлияла, усилила параметры поля. Они и людям великоваты, и нам мешают кое – что делать. Ладно, мы дальше двинемся, а ты смотри вперёд. Сейчас будет очень интересно. Тебе. Мы – то сами это делаем. Нам уже не так забавно. Работа такая. Так у вас на Земле говорят, когда оправдываются?
Сухарев хотел что- то ответить, даже рот успел открыть, но в этот момент почти вся толпа фиолетовых и бордовых инопланетян прошла сквозь него как по чистому полю Он наблюдал как что – то маленькое фиолетовое входит в него, не исчезает из вида и появляется сзади, не меняя темпа движения, как ходят по ровному гладкому асфальту. Потом точно так же, не касаясь брюк и майки Сухарева, прошли сквозь тело огромные роботы. Он оглянулся. Сзади уже не было никого. Шары продолжали висеть над горизонтом. И вдруг на их фоне прямо перед Виктором поехал длиннющий пассажирский поезд. Он разглядел табличку на вагонах – « Москва- Владивосток». Светились окна, в них торчали головы мужчин, пьющих из стаканов прозрачную жидкость. Водку, конечно. И женские головки, которые открывали рты, разговаривали, и попутно очень увлеченно что – то жевали. Поезд шел с грохотом. Паровоз впереди свистел и шумно выбрасывал пар. Виктор щелкнул камерой раз пять.