Русалим. Стихи разных лет

Смерть и есть та дверь, что однажды нас
приведёт, как к пристани, в те сады,
где назначен суд и отмерян час,
и лимита нет для живой воды.

    13 марта 2005 г., Прощёное воскресенье

2

Катафалк не хочет – по дороге, где лежат гвозди?ки на снегу.
…Рассказал профессор Ольдерогге то, что повторить я не смогу:

про миры иные, золотые, без придумок и без заковык.
Пшикайте, патроны холостые! Что миры? Я к здешнему привык.

Катафалк, железная утроба, дверцей кожу пальцев холодит.
А внутри его, бледна, у гроба моя мама бедная сидит.

Этот гроб красивый, красно-чёрный, я с сестрицей Лилей выбирал.
В нём, упёрший в смерть висок точёный, батя мой лежит, что адмирал.

Он торжествен, словно на параде, будто службу нужную несёт.
Был он слеп, но нынче, Бога ради, прозревая, видит всех и всё.

Я плечом толкаю железяку: не идёт, не катит – не хотит.
Голова вмещает новость всяку; да не всяку сердце уместит.

Хорошо на Ячневском бугрище, где берёзы с елями гудут!
Ищем что? Зачем по свету рыщем? Положи меня, сыночек, тут!

Через сорок лет и мне бы зде?сь лечь, где лежит фамилия моя.
Буду тих – как Тихон Алексеич с Александром Тихонычем – я.

А пока гребу ногой по снегу, и слеза летит на белый путь.
Подтолкнёшь и ты мою телегу – только сын и сможет подтолкнуть.

    5, 17 марта 2005 г.

3. СОРОКОВИНЫ

Третий день… девятый… сороко?вый … Враз поправит Даль: сороково?й.
Что толочь-трепать словарь толковый, безтолковый в песне роковой!
Горевые думы домочадца: домовиной память горяча.
Батя прилетает попрощаться. Тает поминальная свеча.

Я гляжу, поддатый, бородатый, на немую вертикаль огня.
Батя, ты теперь – прямой ходатай пред Престолом Божьим за меня.
Ты отныне выйдешь в бело поле Серафимов, Ангелов и Сил.
Ты такого не видал – тем боле ты всегда немногого просил.

Как тебе? Не холодно скитаться? Может статься, даже весело??
Я – с тобой не прочь бы посмеяться. Только – нынче губы мне свело.
Всё сегодня видится нерезко… Колыхнулась пламени стрела.
Шелохнулась, что ли, занавеска?.. И душа – узнала, обмерла.

    20–21 марта 2005 г.

«В неделю первую Поста…»

В неделю первую Поста
была еда моя проста,
да тяжек ум. Хотя в капели,
слетавшей с синего холста,
я слыхом слышал Те уста,
что говорили или пели.

В неделю первую Поста
была душа моя чиста
и по отцу сороковины
справляла. И, неся свой крест,
сквозь слёзы видела окрест
свои ж безчисленные вины.

Не досчитавши до полста,
я список лет прочёл с листа
и, ужаснувшись, благодарен:
у Гефсиманского куста
мне тоже Чаша – не пуста,
напиток огненный – нектарен.

    29 марта, 7 августа 2005 г.

«Никакой надел не хочу делить…»

Маме

Никакой надел не хочу делить.
Я и сроков вовсе не жажду длить.
Но – как Бог велит. Значит, жив покуда.
И, сквозя, как ялик, меж битв, ловитв,
я храним лишь словом твоих молитв.
Знать, свинья не съест, коль продаст иуда.

Много-много звёздочек в небесех.
Отчего же матушку жальче всех?
Погляди, скиталец, сквозь сор метельный.
И видна ли зиронька – не видна,
Но хранит тебя – лишь она одна.
Как един, на ниточке, крест нательный.