Гостья отпрянула. Она вдруг сильно – опять, как в тот раз, – побледнела и опустила руку в карман своего потрепанного пальто. Козлова попятилась в сторону кухни, ожидая увидеть нож или пистолет. Но женщина вытащила маленькую бутылку. Значит, плеснет кислотой – Козлова читала про такую месть. И услышала тихий, какой-то чревовещательный голос, который мурашками прокатился по ее спине.
– Тогда я сейчас отравлюсь.
Козлова закрыла глаза. Заметив испуг хозяйки, женщина положила бутылочку обратно и уже другим голосом, который задрожал от подбежавших слез, спросила:
– Разве я переживу позор? Сидеть в тюрьме! Неужели ты хочешь, чтобы меня посадили? Неужели ты такая бессердечная?
– Нет, – искренне сказала Козлова.
– Тогда пожалей! Откажись от показаний, и я тебя век буду помнить. Молиться за тебя буду. Копейки ни у кого не возьму…
– Хорошо, – устало согласилась хозяйка.
– Но знай: если не откажешься, я отравлюсь у тебя на глазах.
Из дневника следователя. Часто слышу, что жил человек, жил, да и совершил преступление. Вдруг. Как несчастье, как болезнь. А уж если несчастье, то оно, считай, от судьбы, от бога – его не предусмотришь, с ним не поборешься. И несчастных жалеют, больным сочувствуют, но только не наказывают.
Я не сомневаюсь, что любое преступление зреет долго и нелегко, даже самое маленькое. Постепенно накапливаются в человеке прегрешения, поступочки, проступочки… С каждым таким поступком все грубее топчется мораль. И вот наступает грань, когда отвергается та моральная норма, которая возведена уже в закон, – совершается преступление.
За дверью легонько стукнуло и зашуршало, словно там мели пол. Или кто-то остановился у кабинета, рассматривая табличку «Следователь С.Г. Рябинин» и собираясь постучать. Но дверь приоткрылась без стука. Он увидел-таки кусок серой швабры, который мелькнул в проеме слишком высоко от пола. Рябинин ждал, к чему-то приготовившись…
Дверь медленно, почти вежливо открылась. Первым вошел худой высокий мужчина с выгоревшей тонкой бородкой, которая, видимо, и мелькнула в дверном проеме. За ним неуклюже шагал приземистый загорелый человек, умудряясь втискиваться в пустое пространство. Они подошли к столу и молча расстегнули плащи. Высокий протянул руку:
– Прокурор Гостинщиков из Прокуратуры РСФСР.
Приземистый поставил на пол громадный портфель, сел на стул и буркнул:
– Следователь по особо важным делам Семенов.
Прокурор снял мягкую кремовую шляпу и тоже опустился на стул. Следователь остался в берете.
– Сергей Георгиевич, – начал прокурор, – нами получен сигнал, что вы совершили преступление…
– Какое? – удивился Рябинин.
– А мы сейчас это выясним. Приступайте к допросу, – приказал Гостинщиков следователю.
Тот откашлялся и все-таки хрипло спросил:
– Фамилия, имя, отчество?
– Рябинин Сергей Георгиевич.
– Место рождения?
– Новгород.
– Семейное положение?
– Женат.
– Место работы?
– Вы же знаете…
– Отвечать! – тонким голосом крикнул Гостинщиков, задрожав палевой бородкой.
– Следователь прокуратуры Зареченского района.
– Национальность?
– Русский.
– Образование?
– Высшее, юридическое.
– Судимы?
– Нет.
Семенов лег грудью на стол, припечатав все бумаги, и, стараясь придать своему простодушному лицу особую хитрость, спросил:
– Чем вы занимались одиннадцать лет назад?
– Как чем?.. Работал техником в геологической экспедиции.
– Ага, работал, – вроде бы обрадовался прокурор.
– И с кем вы работали? – поинтересовался Семенов с каким-то тайным намеком.
– Ну, с геологами, техниками…
– Давно вы их видели? – теперь он спросил с деланным безразличием.
– Это мое личное дело.
– Молчать! То есть отвечать! – вновь крикнул Гостинщиков, придерживая скачущую бородку.
– Ну, видел кое-кого из них месяц назад…
– Говорить правду! – теперь крикнул следователь, заморгав от собственного крика белесыми ресницами.
– Ну, месяца два назад…
– Четыре! – рявкнул Гостинщиков.
– Неправда, – возмутился Рябинин.