Приматы с планеты Земля

Из этого с неизбежностью следует то, что мы интересны ему ровно настолько же, насколько и все остальные, и ничего выдающегося собой не представляем. Можно, конечно, изменить историю и постулировать то, что время от времени экспериментатор вмешивается в естественные процессы, посылая, скажем метеорит, увеличивая радиацию, вводя какие-то новые виды, созданные где-то в другом месте, и тогда нарратив становится интереснее и осмысленнее. И это само по себе крайне проблематично, если в принципе реально опровергнуть.

Есть, например, такой взгляд, согласно которому вся Вселенная возникла пять минут назад, и в нём тоже практически невозможно найти изъяны. Потому что и наши воспоминания, и нефть, и геологические разломы, и даже кости динозавров были созданы в один присест, а мы наивно думаем, что здесь разворачивались какие-то события, которые оставляли после себя следы, хотя на самом деле ничего такого не было. Между прочим, мы вообще способны говорить о том, что таких миров бесконечное множество и живут они мгновения или часы, постоянно появляясь и умирая, но нам, разумеется, это неизвестно.

В действительности такие воззрения просто возвращают Бога, но только в качестве фигуры в халате. Ни доказать, ни опровергнуть их нельзя. Впрочем, есть у них и слабости, которые, однако, в рамках подобных теорий таковыми не является. Во-первых, учитывая сложность и количество затрат всех видов, непонятно, зачем всё это было затевать. Если некое существо обладает столь колоссальными возможностями, ему гораздо проще прокрутить весь сценарий в своём разуме – кто-то обязательно скажет, что так оно и обстоит, а мы лишь представляем собой мыслительный эксперимент. Ясно, что мы не в курсе его намерений, а также того, что он считает удобным, нужным, правильным – если в принципе руководствуется или имеет такие категории – а потому не нам судить, как ему надо или хочется поступать, но всё-таки несколько странно видеть столь грандиозные усилия с сомнительными, прямо сказать, результатами.

Во-вторых, тот, кто способен проводить столь изощрённые эксперименты или симуляции, заинтересован, по всей видимости, именно в них самих, а не в их частных деталях, вроде нас и кого бы то ни было ещё. Повторюсь, весьма сомнительно, чтобы инопланетяне прилетали для того, чтобы помочь древним египтянам построить пирамиды хотя бы в силу того, что ничего взамен ни они, ни мы им дать не в состоянии, а то, что у нас имеется, вряд ли сколько-нибудь их волнует – и, кстати, есть сомнения в самой этой их способности, но об этом ниже. Если же они всё-таки хотят то, что мы можем им предоставить, то тогда они слабо отличаются от нас, и возникает вопрос уже о смысле их существования, который возвращает нас к бесконечной цепочке богов, стоящих один над другим, да и вообще делает их нами. Понятно, что их мотивация не поддаётся нашему разумению, но всё же по меньшей мере странно то, что они сподобились на затраты ради не слишком очевидных прибылей, если таковые вообще есть или были.

И, в-третьих, пожалуй, самое главное. Если и вправду есть экспериментатор, то несколько удивительно то, что он столь неуклюж и халатен. Потому что его создания слишком уж несуразны, криво слеплены и откровенно халтурны с точки зрения инженерной, т.е. сознательной или намеренной мысли. Если уж браться за дело, то играть свою роль на отлично, тем более что для этого есть все возможности, но обладая ими, выдавать такое – это полная нелепость. Все эти огрехи и явные провалы просто вопиют об отсутствии плана, а, значит, и того, кто его придумал.

Остаётся ещё один вариант, но он ничуть не утешает. Вполне вероятно, что мы являемся побочным продуктом какого-то опыта и не предполагались изначально, но в таком случае мы вновь остаёмся наедине с самими собой и сопряжёнными с этим поисками содержания и цели, которых тогда банально не существует. Как бы то ни было, но небеса молчат, а все эти спекуляции происходят исключительно в наших головах, что не может не наводить на мысль о том, что мы их просто выдумываем, и ничего такого в мире не существует, а делаем мы это для того, чтобы как-то скрасить и наполнить чем-то важным наше пребывание здесь и сейчас.

Конечно, всегда остаётся оговорка о том, что нам слишком многое неизвестно, и где-то есть то, что мы ищем, но после стольких лет поиска, после такого количества потраченных усилий, после всех выдвинутых, а затем опровергнутых гипотез становится не по себе. За всю историю не было предложено ничего такого, что бы убедило всех и каждого, а то, что мы имеем, настолько жалко и нелепо, что даже и не хочется обсуждать. В любом случае надо понимать, что смысла – настоящего, а не принятого на веру – тут не найти, а потому я перехожу к последней категории вещей, претендующих на этот статус, но сначала одно замечание.

Я отдаю себе отчёт в том, что объединяю столь разные и по содержанию, и по форме феномены в одну кучу, не особо утруждая себя тем, чтобы провести более чёткую и ясную классификацию. В своё оправдание замечу, что они всё-таки принадлежат одной и то же сфере нашего бытия. Мы разделяем их лишь потому, что так привыкли, а, кроме того, не желаем замечать их сходства. Впрочем, я надеюсь вы увидите, что я прав, а потому я приступаю.

В общем и целом, эти смыслы можно назвать социальными или культурными. Это и до боли знакомая и набившая уже не заживающую оскомину троица сын, дерево, дом, и такие же клишированные следы и что-то оставленное, и, разумеется, добрая память и известность в веках. Похожи они тем, что обосновываются в рамках определённых представлений, которые создаются той или иной группой, и вне её слабо, если хоть как-то оправданны, разумны или естественны. Тем не менее, это довольно сильный и крепкий бастион, который мне, правда, придётся разрушить. Начну с примера.

Очень многие люди живут ради своих детей. Это вполне нормально, потому что, вообще говоря, только этого от нас и требуют и наша природа, и сама эволюция. Но давайте снова будем честными. Ваш ребёнок – при обычном течении дел, без инцеста и других эксцессов, вроде измены и подлога – именно ваш – т.е. генетически – только наполовину. Внук – на четверть, правнук – на восьмую, праправнук – на шестнадцатую часть. В процентах это выглядит так – 50; 25; 12,5; 6,25 – прошу прощения за цифры, но они нужны для наглядности. Другими словами, ваши потомки не ваши на – 50; 75; 87,5; 93,75 процентов соответственно. Т.е., по сути, мои – и вообще любые – праправнуки – а ведь можно и продолжать – окажутся почти полностью чужими мне людьми, не имеющими со мной почти ничего общего – и, кстати, смогут заводить своих детей между собой, правда, в таком случае моего материала там окажется больше.

Я не пытаюсь никого ни в чём убедить и, уж конечно, ни на чём не настаиваю. Но числа не лгут и слишком откровенны, чтобы их игнорировать. Желая остаться в веках, мы лишь растворяемся в них без какого бы то ни было шанса на то, чтобы сохраниться в своих детях, не говоря уже о более дальних потомках. Это не плохо и не хорошо, но в свете именно осмысленности нашего существования не может не настораживать. Ладно, на это мне возразят, что ребёнок не является – только и исключительно – переносчиком моих генов, но ценен сам по себе, как отдельная личность со своими странностями, прихотями, склонностями, талантами, характером. Всё это так, но как станет ясно ниже, тоже, увы и преимущественно, бессодержательно и надуманно.

Начать следует вот с чего. Индивидуализм, который мы – да и то далеко не все и не везде – теперь исповедуем, есть относительно недавнее культурное изобретение, созданное к тому же в совершенно конкретном регионе планеты. Сегодня мы действительно считаем, что любая человеческая жизнь достойна того, чтобы её провести, но, положа руку на сердце, это не совсем так. И я не говорю о великих свершениях, об открытиях и прозрениях, о богатстве и славе. Нет, всё гораздо проще и тривиальнее. К сожалению, многим из нас уготовано скучное, беспросветное, серое, унылое, банальное и ничем не выдающееся прозябание среди таких же. Это во-первых.

Во-вторых, если мы посмотрим в истории, то увидим, что подавляющую её часть – по крайней мере, цивилизованной – отдельный человек ценился сравнительно низко, если хоть как-то. Что же касается охотников-собирателей, то они относились друг к другу лучше, но вследствие небольшого размера их групп говорить о чём-то действительно значимом не представляется возможным. К тому же это только города предоставляют широкие горизонты, в племени их нет априори.

И, в-третьих. Мы являемся всё-таки социальными животными, а потому сами по себе не слишком примечательны. Человек неосуществим вне коллектива, который даст ему или ей и язык, и взгляды на мир, и критерии суждения, и много что ещё. Все эти вещи создаются не в одиночку, а вместе, и, значит, по большому счёту важна именно группа, а не отдельные её представители.

С сожалением приходится констатировать, что основной массе людей не удастся за всю свою жизнь сделать хоть что-то интересное, важное, нужное. В лучшем случае они оставят потомство, в худшем – умрут, не принеся никакой пользы, и никто не всплакнёт о них и не вспомнит, потому что и нечего там было сохранять. До недавнего времени это и был удел чуть ли не каждого, и всё, что от них осталось – это мы, которые от них унаследовали только скромный набор генов.

Не стоит, однако, думать, что жизнь может быть ценна только тем, что она что-то даёт окружающим. Счастье, радость, хорошие отношения, приятные моменты, наслаждение чем бы то ни было и многое другое тоже заслуживают и внимания, и того, чтобы это на себе испытать. Увы, но и здесь не всё так хорошо, как принято считать. По большей части наше существование на планете не содержит ничего из этого, а, кроме того, зачастую помещает нас в противоположные этому условия, вроде печали, тоски, скорби, утраты, страданий. В любом случае норма – это скука, а вовсе не веселье.

Т.е., по сути, весь прок от нашего тут пребывания заключается в том, чтобы наплодить детей и благополучно сгинуть, тем самым запустив круг заново. Если в этом и есть какой-то смысл, то он весьма скромен и вряд ли должен так называться. Впрочем, чего-то иного попросту и не может быть – именно так устроена природа, частью которой – пусть и не понимающей этого – мы все и являемся. Но оставим это в покое.

Далее, не стоит забывать о том, что ребёнок – это только возможность, но не данность. Ему или ей ещё нужно вырасти, как говорят, найти себя, состояться. Всё это ни в коем случае – ну, разве что за исключением королей и богатых наследников, впрочем, и с ними всё не так просто – не гарантировано, но лишь потенциально предполагается. Даже обладая талантами и способностями, мы не обязательно реализуем их в силу ряда причин. В конечном счёте, дети однажды становятся скучными и серыми взрослыми, такими же, как и их родители, а потому мы вновь оказываемся в порочном круге.

У Ч.Т. Айтматова есть прекрасный роман «Тавро Кассандры». Тем, кто не читал его, настоятельно рекомендую, но здесь нам важно следующее. Если бы вы знали, как сложится ваша жизнь, стали бы вы рождаться – имея, естественно, такую возможность? Я почти уверен, что большинство людей ответят на этот вопрос положительно несмотря на то, что по большому счёту ничего в их судьбе ни увлекательного, ни интересного, ни в принципе заслуживающего хотя бы какого-нибудь внимания нет, а, скорее всего, напротив, присутствуют лишь боль, потери, страдания, печаль.

Мы так привыкли именно не думать о том, что представляем собой мы сами и чем является наша жизнь, что даже и не понимаем, что коптим небо, как правило, напрасно или, по крайней мере, без какой-то видимой, явной, сознательной, правильной, разумной, нужной цели – точнее, она, конечно, есть, только всерьёз её никто не ставит, не оценивает, не взвешивает альтернативы, но принимается она по умолчанию, в своеобразном автоматическом режиме. Все же так делают, чем я хуже? Все ходят на работу, рожают, а затем по мере образования, возможностей и способностей воспитывают детей, посещают различного рода учреждения, покупают машины и квартиры, производят с и в них ремонт, интересуются ценами… для перечисления всего не хватит никаких ни времени, ни места. Т.е. всё делается так, как это принято – и, кстати, не обязательно желательно.

В каком-то смысле нас всех приговаривают к сроку в тюрьмах наших собственных тел и того окружения, в котором они вынуждены обитать. Жизнь на самом деле – это очень скучная, неинтересная, пресная, серая, даже унылая штука. И что бы мы ни думали по поводу своих детей мы, по сути, обрекаем их на то же самое, от чего страдаем, чем мучаемся и тяготимся, от чего порой хочется волком выть – разумеется, именно такие термины не используются – мы сами. Ведь если взглянуть непредвзято на то, что с нами происходит, то ничего действительно выдающегося мы не обнаружим, и очень вероятно – почти стопроцентно – что наши потомки повторят нашу судьбу – иначе-то тут не бывает.

Какое-то время назад я задал себе – и рекомендую сделать это вам тоже – следующий вопрос. Какие бы профессия, место, эпоха удовлетворили бы меня – и вас – больше всего? Можно было бы подумать, что уж здесь-то есть где разгуляться, но по большому счёту альтернатив особых и нет. Вплоть до последнего времени люди жили и бедно, и мало, а потому предыдущие века исключаются – если вы романтик, то это ваше право, но учтите, что даже сто лет назад не было почти ничего из того, что сегодня нас окружает, т.е. ни телевизора, ни компьютера, ни антибиотиков, ни права голоса для женщин, ни много чего ещё, и поселиться бы вам пришлось, скорее всего, в деревне и тяжело трудиться на земле. По сути, мы ограничены лишь собственным временем, а потому определяться должны в сегодняшнем дне, а не в каком-то другом – есть также будущее, но в силу того, что оно нам неизвестно, несколько странно было бы остановить свой выбор на нём, а наивно полагать, будто там люди живут лучше, мягко говоря, не очень умно. Далее.

Мир, конечно, велик, но понятно, что довольно значительные территории – только если вы не влюблены в них по каким-то личным причинам – не представляют никакого интереса, а то и вовсе опасны. Ни Конго, ни Бурунди, ни бразильские фавелы, ни бидонвили или какие-то ещё трущобы или места боевых действий явно выбраны не будут. Поэтому остаются только развитые страны. Там, стоит это иметь в виду, тоже не всё так гладко, как может показаться на первый взгляд. Да и вообще, неужели кто-то всерьёз верит, что жизнь там сплошь состоит из мёда? Там тоже есть предательство, интриги, скорбь, болезни, страдания, преступность, насилие, дурацкие традиции и обычаи, а к тому же не забывайте, что нужно ещё выучить – если вы не знаете – новый для себя язык.

С профессией тоже, увы, дела обстоят не очень. Огромного количества попросту нет – потому что пока ещё не созданы соответствующие сферы занятости – других уже нет, а те, что имеются, почти все без исключения состоят из отупляющей и тягучей рутины, из которой почти невозможно выбраться. Я думал, что путешественники или те, кто постоянно узнаёт что-то новое, избавлены от скуки, но, увы, и они рано или поздно попадают в её тиски. Мир мал, поэтому однажды все места в нём вы посетите, а, скажем, учёные по большей части заняты тем, что повторяют изо дня в день одно и то же – открытия случаются до прискорбия редко, да и то происходят далеко не со всеми. Кроме того, мы совершенно напрасно считаем, что перед нами открыты все горизонты, потому что к чему-то у нас не лежит душа, на другое мы попросту не способны, а третье оказывается вовсе не тем, чем представлялось на первый взгляд. Мир полон разочарований, и это даже нормально.

Ни мы сами, ни наши дети, ни вообще кто бы то ни было не в состоянии избежать, по сути, отсутствия выбора. Где бы, когда бы и с кем бы мы ни оказались рядом, везде нас ждёт более или менее одно и то же. Мы лишь привыкли смотреть на мир так, будто в нём так много разнообразия, что от него разбегаются глаза. При ближайшем рассмотрении, однако, всё оказывается далеко не столь радужным и розовым, но, скорее, монотонным и серым. Кое-где бывает и промелькнёт что-то и вправду интересное, но в подавляющем большинстве и ситуаций, и локаций жизнь довольно скудна на краски вне зависимости от того, где мы находимся, чем заняты и с кем трёмся бок о бок.

Я ни в коем случае не говорю о том, что с нами порой не случаются счастливые моменты, и, между прочим, большое их число связанно именно с детьми. Но, во-первых, сугубо физиологически мы склонны умиляться им, а, значит, это врождённая реакция, а не то, что мы действительно чувствуем, во-вторых, все они делают приблизительно одинаковые вещи, в чём легко убедиться посетив места, где с ними гуляют, и, в-третьих, что совершенно очевидно, однажды они вырастут и станут взрослыми – и, кстати, никто не даст гарантии, что из них получится что-то хорошее. Что же касается последних, то их жизни состоят преимущественно из бесконечного повторения уже пройденного и давно и основательно знакомого, а потому не представляет собой ничего интересного. Но давайте перейдём к другим обычно озвучиваемым смыслам. Приведу два примера.

Первый. По крайней мере сегодня, крайне популярны различного рода тренинги, семинары, встречи, направленные на самосовершенствование и саморазвитие. Люди собираются вместе, им что-то рассказывают, пишут на досках цветными и яркими фломастерами броские слова и рисуют стрелки и графики, обводят что-то важное красным, перечисляют пункты, предлагают выполнять какие-то задания, рассказывать о себе и т.д. в том же духе. После этого все расходятся довольные, свято веря в то, что они стали лучше – а кто-то и заработав.

Честное слово, меня умиляют такие мероприятия, а также наивность людей. И хотя я не посещал ни одно из них, я прекрасно понимаю, что ни к чему они не ведут, ничего не дают, ничего не меняют, ничего не значат. Всё это пустые слова, абсолютно бессодержательные советы, никчёмные и лживые рекомендации, которые лишь вводят в заблуждение по поводу действительного развития.

Или взять для примера нынешнее увлечение различного рода квестами – я бы назвал их поисками, но почему-то предпочтение отдаётся кальке с английского. Люди выполняют какие-то задания, и им, по их уверениям, от этого весело – или как-то ещё в зависимости от цели и характера подобных якобы приключений. И снова всё это подаётся так, будто это имеет какой-то глубокий смысл или, по крайней мере, какое-то отношение к полезному времяпрепровождению.

Я привёл эти две иллюстрации для того, чтобы показать, что нам свойственно приписывать и придавать содержание тому, что его лишено в принципе. Футболист, выходящий на поле, искренне считает, что он, скажем, защищает честь страны, под флагом которой он выступает, но это самообман. Большой спорт априори не имеет смысла. Или артист балета, изводящий себя на репетициях и полагающий, будто он причастен к прекрасному, тоже по большому счёту лишь напрасно мучает себя. И хотя искусство ценно само по себе, скачки на сцене весьма далеки от того, чтобы называться чем-то действительно необходимым. Или эти нынешние бесконечные лайки – не собаки, а отметки «нравится» – которые с какой-то ритуальной и маниакальной одержимостью ставятся подо всем, что нам представляется заслуживающим интереса, но на самом деле не стоит даже того, чтобы утруждать себя касанием тачпада – извините, и я туда же – или экрана смартфона, не говоря уже о пролистывании, чтении, обсуждении. И если вам кажется, что это такие причуды времени или эпохи, которые скоро покинут нас, освободив место для новых прихотей и порождений моды, то вам именно чудится. Увы, но это обычное состояние дел, в сущностном, разумеется, плане.

Проблема состоит в том, что мы живём не столько в материальном мире, сколько в его культурном пространстве, а оно не обязательно, а, вообще говоря, как правило, имеет весьма отдалённое отношение к тому, что происходит в реальности. Мы так привыкли вращаться среди придуманных смыслов, что забыли о том, что представляют они собой наши изобретения, а не что-то, что было дано изначально. Ногомяч появился в девятнадцатом веке, балет – в шестнадцатом, а иконки с оттопыренным большим пальцем – в двадцать первом. Вообще удивляет, что с момента возникновения тех же социальных сетей прошло на данный момент каких-то десять с небольшим лет, а они уже стали неотъемлемым и никем не подвергаемым разумному и обоснованному рассмотрению – которого они более чем заслуживают – атрибутом нашей жизни. Создаётся впечатление, что многие просто сошли с ума или помешались, раз они так озабочены ничего на самом деле не значащими публикациями, пустыми, но выдаваемыми за глубокие мыслями, повторами одного и того же – как иначе рассматривать все эти перепосты и бесконечные копирования успешных мемов? – и какой-то странной тягой к сообщению решительно всего, что происходит в их жизни.

Не стоит, правда, думать, будто это болезнь исключительно нашего века – впрочем, конкретные примеры всё же свидетельствуют именно о нашем нездоровье. Культура априори создаёт искусственную реальность, которая налагается на первую, нередко подменяя её или вытесняя полностью. Мы редко мыслим именно в таких категориях, но было бы полезно всё же понимать, что подавляющее большинство наших суждений, ценностей, взглядов, отношений, аттитюдов и норм является обычной конвенцией, т.е. соглашением по поводу того, что считать нормальным, приемлемым, правильным, даже разумным, а также, естественно, что рассматривать в качестве их противоположностей. Я не утверждаю, что решительно все социальные артефакты бессодержательны и взяты с потолка, но скорее часто, чем редко что-то идёт не так, и мы оказываемся в крайне глупой, но не воспринимаемой в таком качестве ситуации, которая буквально вопиёт о том, чтобы её исправить или хотя бы подвергнуть какому-никакому сомнению в её адекватности.

Тем не менее, эта операция вполне осуществима. Стоит только изъять наши договорённости из их контекста, как сразу же становится очевидным, что, по меньшей мере, страннее, если не сказать тупее их ничего нет, а смысл мы им просто придали, но он мгновенно ускользает от нас сразу после вырывания их из родной и живительной для них почвы. Впрочем, я обещал конкретные примеры, пожалуйста.

Дерево и дом, оставшиеся без рассмотрения и составляющие известную триаду, наряду с сыном, не избегают той же участи, что и последний – кстати, женщинам предпочтительнее рожать дочерей, потому что те будут нести их митохондриальную ДНК. Как должно быть понятно, основной посыл здесь в том, что посадка первого и строительство второго означают передачу в наследство того, что переживёт их создателя. Я даже не буду говорить о том, что для выполнения данных задач руки должны расти из нужного места, а также о том, что конъюнктура меняется, а потому и то, и другое могут снести. В действительности всё намного печальнее. Нам надо спросить себя, а почему вообще надо иметь то, что пробудет на этой планете дольше нас.

Не так давно я вспоминал свой ужасный на самом деле опыт по участию в похоронах – увы, я и переносил гроб, и опускал его в могилу, и засыпал потом землёй, а покойник был не совсем обычный, потому что парень замёрз насмерть, и да, он не был мне ни другом, ни родственником, а просто учился в том же вузе, что и я. Как обычно предполагается, мы должны совершить какие-то процедуры для того, чтобы вроде как нормально попрощаться с человеком – я вскоре вернусь к этому вопросу, для чего я, собственно, и привёл данный пример. Я даже не хочу указывать на то, что труп – это просто предмет, или что души нет, проблема заключается в другом.

Не столь уж и трудно понять или просто увидеть то, что ничто не вечно под луной. Деревья, дома, завоевания, музыка, романы, выигранные матчи и почти всё остальное подвержены обветшанию, забвению, устареванию, в конце концов, просто естественному истлению. Земля и Солнце и те не вечны. Неужели кто-то всерьёз верит в то, что оставленное им или ей переживёт и победит естественные процессы увядания и упадка? Что хотя бы пробудут здесь достаточное – это какое? – время для того, чтобы память о них не исчезла сразу? Что вообще нужно совершать именно эти процедуры, а не другие? Почему, в конечном счёте, именно деревья, дома, могильные холмики?

Мне всегда были неприятны похороны и кладбища. Есть в них что-то омерзительное и отталкивающее. Я думаю, те же индусы поступают правильно, когда просто сжигают труп, потому что так или иначе всё разложится до такой степени, до какой его доводит огонь, так чего же тогда тянуть? То, что принято, по крайней мере в христианстве, но также и в других религиях, несколько напрягает и вызывает вполне обоснованное недоумение. Совершенно непонятно, зачем специально выделять огромные территории для того, чтобы закапывать там своих умерших, к чему все эти кресты и плиты с надписями и фотографиями – удовлетворять чьё-то больное любопытство? – и коронное, все эти ритуалы и обряды, окружающие на самом деле банальный факт того, что все мы однажды там будем.

Сразу хочу заверить вас, что я в курсе того, что на кладбища ходят не только, чтобы закопать очередной труп, но и ради того, чтобы, как это говорится, навестить кого-то. Как по мне, это очень похоже на вечера встречи выпускников – сплошные сомнения в способности присутствующих помнить то, что случилось в данном учебном заведении с указанными лицами. Неужели нельзя – если уж так надо – просто порой воскрешать образ человека, а не ездить куда-то специально, обычно к чёрту на рога? А ведь есть ещё венки, оградки, водка с чёрным хлебом, а то и лавочки, склепы, целые усыпальницы.

На самом деле смерть вполне естественна и однажды случается со всеми нами, но мы намеренно сделали её скорбной и печальной. Как-то раз я оказался на похоронах на Бали – случайно, а на нарочно. Если кто не знает – это буддистский остров, и обряды погребения, точнее сжигания, там проходят на совершенно другой волне по сравнению с тем, что принято в христианстве. Я и правда видел просветлённых людей, одетых ко всему прочему в белое, которые были по-настоящему рады за покойника, потому что искренне считали, что он – а, может, это была и она – покинул этот неуютный и жестокий мир с тем, чтобы направиться в какое-то иное, более счастливое место – впрочем, нирвана не представляет собой какую-то локацию, а является состоянием. И если кто-то всерьёз полагает, что наше отношению к чему бы то ни было обусловлено именно самой природой адресата, то он или она жестоко заблуждаются, все аттитюды, как и чувства, и эмоции, и взгляды на те или иные события определяются вовсе не тем, что они собой представляют, а тем, как это воспринимается в данной культуре. Т.е. в том числе и грустить мы учимся.

Из этих двух примеров прекрасно видно, что сама по себе смерть не является чем-то горьким или радостным – у неё в принципе может быть множество личин, так, скажем, для патологоанатома она вообще есть просто работа – но становится такой и сякой вследствие определённого мнения окружающих о её характере и природе. А потому и нет какого-то смысла в указанных атрибутах, которые приняты в христианстве и в других религиях, а также во всех прочих сопутствующих этому событию феноменах вне соответствующего контекста. В силу того, что последний по большому счёту случаен, содержательность и необходимость всех этих ритуалов, процедур и прочей мишуры, мягко говоря, вызывают сомнения, если не испаряются вовсе. Но при чём, спросите вы, тут деревья, дома, книги, наследство, которые мы после себя хотим оставить? На самом деле связь здесь непосредственная, поэтому продолжу соображениями следующего порядка.

Во-первых, и это, пожалуй, самое главное. Далеко не очевидно, что – даже учитывая условность текущего момента и господствующих взглядов – после себя надо хоть что-то оставлять. Как уже было указано, любой след имеет свойство со временем стираться, а однажды и исчезать насовсем. Проблема состоит в том, что цивилизация – и мы почему-то начисто забываем об этом – существует всего-то около десяти тысяч лет, и только в её рамках представляется возможным сохранить то, что мы и намерены. Нашему же виду насчитывается порядка двухсот тысяч лет, и нет никакого резона в том, чтобы считать, что города и прочая атрибутика соответствующей жизни есть действительно то, что необходимо для наших целей. Выражаясь проще, наша культура слишком молода, чтобы на неё рассчитывать.

Понятно, что, скажем, наскальная живопись радует – или нет – нас до сих пор, но, с одной стороны, несколько непонятно, намеревались ли её создатели прославить себя, а с другой – и она когда-нибудь исчезнет. Смысл всего живого – и не только его, потому что есть ещё планетарные, галактические, вселенские, наконец, процессы – и состоит в том, чтобы уступать своё место чему-то новому, а ригидность и настырность редко поощряются. В любом случае дольше всех пока существуют пирамиды в Египте, но они там лишь потому, что мы считаем их ценными. Если бы, как террористы в Пальмире, мы так не думали, то их бы уже не было. Согласитесь, как-то странно уповать на добрую волю людей, которых вы не знаете, но на которых рассчитываете. Не проще ли вообще оставить эту затею и перестать мучиться?

Во-вторых, всем что-то после себя оставить не получится как вследствие отсутствия у большинства чего-то стоящего для этого, так и оттого, что в таком случае для живых не хватит места или ресурсов, а то и того, и другого. Будем честны, очень многие не обладают, а также не в состоянии создать что-то ценное. Всё, что передаётся по наследству, в таком случае – это банальные вещи, не заслуживающие того, чтобы в принципе ими заморачиваться. Понятно, что чего-то выдающегося обычно и не требуется, а запросы в таких делах по большей части минимальны, но всё-таки одержимость подобными соображениями не может не вызывать некоторое недоумение.

Например, всем нам известны музеи, которые расположены в домах, квартирах и реже замках, где прежде жили великие личности. Экскурсоводы в них с гордостью и трепетом показывают нам мебель, которой пользовался тот или иной человек, посуду, из которой он или она ели, письменный стол, если его или её деятельность была связана с писательством, и много что ещё. Точно также обычные люди заботливо хранят какие-то вещи, носящие на себе следы их использования их уже ушедшими близкими или родственниками, а, кроме того, обладают предметами, которые напоминают им о тех событиях, которые случились с ними самими – и да, у меня тоже такое есть. Вообще мы склонны фетишизировать материальные объекты, которые у нас ассоциируются с чем-то значимым для нас.

С одной стороны, такие вещи выступают в роли реперных точек, призванных помогать нам помнить. Скажем, когда мне в школе задали выучить отрывок из поэмы М.Ю. Лермонтова «Мцыри» я выписал на бумажку начальные буквы каждой строчки, тем самым увеличив свой фрагмент до поистине огромных масштабов – правда, мне не разрешили им воспользоваться. Точно также предметы являются как бы продолжением нашего собственного мозга, как и книги, библиотеки, вообще всё наше физическое окружение – а с недавних пор и электронные его формы.

С другой стороны, как справедливо отмечал ещё Сократ, таким образом мы расслабляемся и начинаем постоянно перекладывать то, что должны были бы помнить сами, на внешние носители – и сегодня это заметно как никогда, потому что существует Википедия, Интернет, поисковики и другие вспомогательные технологии. Это уже во многом превратилось в самую настоящую зависимость, а потому и сделало нас в чём-то ущербными.

Я не говорю о том, что нам надо срочно отказаться от всех наших безделушек, от старых писем и предметов, принадлежавших нашим ушедшим близким, от тех самых музеев, но я призываю задуматься об их осмысленности. Неужели мы настолько беспомощны, что не в состоянии помнить о важном для нас сами? Ведь в итоге мы обрастаем таким количеством самого разного барахла, что становится непонятно, что важнее – оно или мы. Что же до всех этих квартир и домов, где прежде жили какие-то великие люди, то они банально занимают место, требуют ухода, а, кроме того, по большому счёту ничего не рассказывают, потому что нарратив ведём мы сами, вещи же безмолвны.

И прошу, не надо указывать на какую-то несуществующую ауру или что-то в том же духе. Как и в случае со многим другим подобного толка отсылки к неким потусторонним или же нематериальным сущностям бессодержательны по определению. Всё, что обычно понимается под такими вещами, на самом деле сводится к тому, что мы чувствуем в присутствии данных объектов, но сами по себе они ничем таким не обладают.

Буквально вчера по телевизору показывали какую-то передачу, в которой обсуждали Байкал. Гости в студии говорили о неких мистических или метафизических переживаниях, которые якобы порождает само это озеро, а ведущий выпытывал у них, что же это такое, потому что сам он там был, но ничего такого не почувствовал. На это ему более чем предсказуемо ответили, что такое дано не каждому, и вопрос, как следствие, повис в воздухе.

На самом деле Байкал и вправду оказывает на людей довольно сильное впечатление, но вовсе не потому, что является неким центром силы, местом паломничества или какой-то высоко духовной меккой. Всё это бред. В действительности всё, что по-настоящему важно – это его размер. Из-за него озеро выглядит бескрайним, обладает особыми флорой и фауной, влияет на розу ветров и много что ещё. Просто он очень большой, и это всё, что нужно говорить, когда речь заходит о каких-то специфических его свойствах.