– Как скажешь, дорогой! Ты мой муж, и, как сказал отец, я должна покоряться твоим желаниям, – сказав это, она разделась и юркнула под одеяло, ожидая неприятного повторения вчерашних событий на этой кровати.
Иван, раздевшись, присоединился к жене и, уняв ласками женскую дрожь, овладел ею повторно. В этот раз Анна не почувствовала боли, ощущения от мужчины были странны и отчасти приятны, а его действия непонятны и даже забавны.
– Мы словно собачки, что сегодня занимались таким же делом возле нашего дома, – подумала девушка, приспосабливаясь к новым для неё чувствам и словно растворяясь во владевшем ею муже.
Страсть Ивана возрастала и девушка, ощутив его напряжение, почувствовала, как мужчина излился в неё семенем и затих в удовлетворении.
– Мужа я удовлетворила, и это главное призвание женщины в браке, – заключила Анна, прижимаясь к Ивану, который благодарно обнял жену, прижав её голову к своей груди.
Прошло несколько дней. Погода стояла солнечная и морозная, что бывает в этих местах накануне февральских бурь, после которых наступит мартовская оттепель. Молодые гуляли днём по городу, сходили с Антоном Казимировичем на его паровую мельницу, где паровая машина крутила жернова и трясла сита, отделяя муку от отрубей.
Рабочие, припорошённые мукой, таскали мешки с зерном, ссыпали их в верхний бункер и затем в пустые мешки насыпали муку свежего помола, оставляя пятую часть зерна за помол. Это было дороговато для крестьян, и многие из них мололи зерно дома на ручных жерновах, долгими часами вращая круг деревянного жернова с железными пластинами. Мука получалась с отрубями и грубого помола, но вполне годилась для домашнего хлебопечения.
Вечером молодые собирались за самоваром, пили чай, вели разговоры, к которым иногда присоединялись сёстры Евдокии Платоновны, жившие неподалёку и уже овдовевшие за два года войны.
Закончив разговоры, молодые удалялись на покой, плотно закрывая за собою дверь в спальню, чтобы заняться супружескими отношениями, к которым Анна постепенно привыкла и даже ощутила некоторый интерес. К концу недели она вдруг почувствовала, что с нетерпением ждёт прихода ночи, чтобы побыть с мужем в его объятиях.
Прикосновения Ивана пробудили в ней чувственность, и словно обжигали тело, а когда муж овладел ею, Анна почувствовала неизъяснимое удовлетворение, которое начало усиливаться до невыносимой сладости, возникшей внизу живота и постепенно захватившей всё женское тело. Страсть, нарастая с каждым движением мужа, вдруг взорвалась полным блаженством, ударившим в голову и рассыпавшимся вспышками чувственного удовлетворения, отчего женщина, содрогнулась, застонала и судорожно сжала мужа в своих объятиях, выплеснув своё женское желание навстречу мужскому.
Ошеломлённая случившимся, она замерла в неподвижности, и спустя минуты освободилась от мужа, прижалась к нему сбоку и хрипловатым от испытанной страсти голосом тихо сказала: – Так вот оно какое женское сладострастие, о котором много говорили мои замужние подруги из семинарии, но я до этой поры не верила им, пока сама не испытала сейчас это чувство впервые. Я так благодарна тебе, Ваня, за доставленное удовольствие – это благодаря тебе и нашей любви нам хорошо вместе.
Иван, очень довольный собой, засмеялся в ответ: – Нет, Анечка, это благодаря тебе и тому, что ты выбрала меня в свои суженные, наша страсть разгоралась словно пожар в лесу, и ты не знаешь, насколько приятно мне твоё признание моих заслуг в пробуждении женской страсти и её полном удовлетворении сегодня впервые.
Спасибо, Анечка, за всё, и теперь я уверен, что мы сделали правильный выбор, заключив брак. Я ощущаю тебя своей половиной, и когда мы в объятиях, я не могу определить, где кончаюсь я, и где начинаешься ты. Это и есть семейное счастье и гармония чувств.
Следующие дни краткого офицерского отпуска Ивана Петровича промелькнули один за другим, словно птицы на горизонте, в бурных ночных ласках и извержениях чувств, которые усиливались с каждым разом, заставляя Анну сладострастно стонать в объятиях мужа и притворно кусать его в плечо в моменты наивысшего наслаждения плоти, а Иван, в свою очередь, ощущая пробуждение страсти Анны, испытывал сладко– болезненное чувство гордости за то, что девушка в его объятиях стала женщиной и признала его единственным и неповторимым мужчиной, к которому прилепилась всей душой и всем телом.
Днями молодожёны гуляли по городку, где Анна родилась и провела детские годы. Вспомнив детство, Аня нашла в сарае свои санки, и они с Иваном по очереди катались на санках с крутого склона берега реки, всякий раз сваливаясь в снег. Домашние заботы ещё не одолевали их, поскольку всем заправляла Евдокия Платоновна, справедливо полагая, что дочь ещё успеет заняться женскими обязанностями по дому, когда придёт её время.
IX
Свадебный отпуск кончился неожиданно быстро и, попрощавшись с родителями, Анна с мужем уехали в Омск, где жена хотела продолжить свою работу в канцелярии военного училища, а муж отбывал к новому месту службы в Иркутск, куда его определили после производства в офицеры заботами Анны, не желавшей отправки мужа на фронт.
Начальник канцелярии внял просьбе своей сотрудницы и вписал Ивана Петровича на вакансию подальше от фронта в глубине Сибири. Как и повсюду в Николаевской России всем заправляли чиновники канцелярий, которые готовили государственные бумаги к подписи, а высшие предводители лишь утверждали эти бумаги к исполнению. Лишь в вопросе отдаления Григория Распутина от престола Николай Второй не внял своим советникам, а пошёл наперекор здравому смыслу и на поводу у своей жены-немки.
Распутина, этого шарлатана с диким взглядом, развратника и малограмотного мужика, проживавшего до сближения с царской семьёй неподалёку от родного городка Анны, в четырёхстах вёрстах, что совсем рядом по сибирским меркам, убили в декабре заговорщики – князь Юсупов и депутат Пуришкевич и утопили в проруби за то, что он, пользуясь пристрастием царицы, вмешивался в государственные дела и поговаривали всякие мерзости о его связи плотской с этой бывшей немецкой принцессой. Царь не осмелился наказать их, показав свою слабость и никчёмность в управлении страной и поддержании законности, подвигнув этой нерешительностью других, уже революционеров, на восстание по смене власти.
Прибыв в Омск, Иван Петрович провёл страстную ночь с женою в её квартире, а утром отбыл на вокзал, наказав Анне не провожать его.
– Осмотрюсь на новом месте службы и, если позволят обстоятельства, вызову тебя к себе, а провожать меня ни к чему – лишние расстройства тебе, Анечка, сейчас могут повредить, – сказал он, прощаясь с женою на пороге её комнаты, где они провели бурную ночь.
Анна смущённо призналась ему, что дни женского недомогания, должные наступить ещё неделю назад, так и не наступили, значит, их любовные занятия привели к зачатию. Иван Петрович, услышав такое признание, расцеловал жену, которая предупредила, что пока это лишь предположения и догадки, но предчувствие подсказывает ей, что Иван, уезжает, оставляя в ней зарождающуюся жизнь их ребёнка. Поэтому Иван и не разрешил жене проводы до вокзала.
Через четыре дня Иван Петрович прибыл в штаб Иркутского округа, где получил назначение в город Ачинск помощником коменданта по мобилизации, и немедленно отбыл к месту назначения, торопясь устроится на новом месте и тотчас сообщить свой адрес Анне, ожидая от неё радостного известия о будущем ребёнке.
Ачинск оказался захолустным уездным городком, несколько больше Токинска, но тоже сплошь деревянным с кирпичными казёнными домами в центре, да несколькими церквями.
Комендант города, приняв нового помощника, дал ему два дня на обустройство и поторопил приступить к обязанностям:
– Понимаешь, голубчик, – говорил пожилой полковник, комендант города, – сюда свозят всех рекрутов с южных уездов Минусинского края, и отсюда этих солдат эшелоном отправляют ближе к фронту, где обучат немного – и в окопы. Сейчас смута нарастает в России, добралась она и до Сибири, крестьяне прячут сыновей по заимкам от наших мобилизационных команд – попробуй их отыскать в тайге, а фронт требует пополнения. Совсем недавно, прямо отсюда из казармы, что у вокзала, несколько рекрутов убежали.
– Наведите, голубчик, порядок здесь, вы боевой офицер и сможете убедить рекрутов, что война скоро закончится, стоит лишь поднажать немного на немца, а без пополнения этого сделать не удастся. Выдаю вам взвод для охраны казармы с рекрутами, которых около сотни скопилось. Через неделю воинским эшелоном от Иркутска отправим их на фронт, и далее займёмся новой мобилизацией. Потрудитесь, голубчик, во славу царю и Отечеству, и с меня эту заботу снимете, – закончил полковник и отпустил Ивана Петровича устраивать бытовые дела.
Комнату для жилья он подыскал сразу же, отойдя несколько шагов от комендатуры. В городе уже прошло несколько мобилизаций, мужиков забрали на фронт, где их следы затерялись, а жёны, особенно бездетные, охотно сдавали опустевшие комнаты ссыльным поселенцам и прочим желающим, которых достаточно скопилось в этом городе при узловой станции Сибирской железной дороги.
Разместившись, Иван Петрович прошёл на почту и отправил письмо Анне с указанием своего адреса, затем прошёл в казармы, принял командование комендантским взводом от унтер-офицера, выполнявшего эти обязанности. Потом прошёл на вокзал, проверил патрули, что охраняли станцию от лихих людей и дезертиров, осмотрел кладовые помещения при вокзале, где хранилось солдатское обмундирование для новобранцев перед их отправкой на запад к фронту и, убедившись, что служба налажена, ушёл на свою квартиру обживаться в своём новом офицерском качестве на новом месте жительства.
Не успел Иван Петрович освоить службу на новом месте, как в стране начались большие перемены, о которых ещё неделю назад никто и помыслить не смел.
Из газет, которые приходили с Красноярска, и телеграфных сообщений с почты, Иван Петрович узнавал, что в Петербурге начались массовые волнения рабочих, требующих хлеба. Неудачи на фронте подвигли депутатов Госдумы присоединиться к требованиям толпы, тогда царь Николай II своим манифестом распустил Думу.
В ставке Верховного Главнокомандующего, каковым являлся царь, генералы открыто говорили о неспособности царя довести войну до победного конца, и царь, поддавшись, по слабости мыслей и поступков, штабу и двору, подписал манифест об отречении от престола за себя и сына Алексея в пользу брата Михаила, что означало крах династии Романовых, ибо Михаил на следующий же день отказался от Российского престола в пользу неведомых никому избранников народа.
Часть депутатов Госдумы, законно распущенной царём, организовала Временный комитет, который, не имея на то полномочий, назначил Временное правительство, провозгласившее свою власть в стране. Как следует из Декларации Временного Правительства, опубликованной в газетах и переписанной Иваном Петровичем в тетрадочку, куда он решил записывать важнейшие сообщения для истории:
«От Временного Правительства.
Граждане!
Временный комитет членов Государственной Думы при содействии и сочувствии столичных войск и населения в настоящее время достиг такой степени успеха над тёмными силами старого режима, что он позволяет ему приступить к более прочному устройству исполнительной власти.
Для этой цели Временный комитет Государственной Думы назначает министрами первого общественного кабинета, следующих лиц, доверие к которым страны обеспечено их прошлой общественной и политической деятельностью:
Председатель Совета министров и министр внутренних дел, князь Г.Е. Львов,
Министр военный и морской А.И. Гучков,
Министр путей сообщения Н.В. Некрасов,
Министр торговли и промышленности А.И. Коновалов
Министр народного просвещения А.А. Мануйлов,
Министр финансов М.И.Терещенко
Обер-прокурор Св.Синода В.Н. Львов
Министр земледелия А.И.Шингарев А
Министр юстиции А.Ф.Керенский Государственный контролёр И.В.Годнев
Министр по делам Финляндии – Ф.И.Родичев
Временное правительство будет руководствоваться следующими основаниями:
Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и …………………. преступлений и т.д.
Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями;