Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая
Станислав Владимирович Далецкий

Не дай вам Бог жить в эпоху перемен.

Конфуций

ЖИЗНЬ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН книга вторая

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Испытания

I

27 июля 1914 года Иван Домов прибыл в штаб 10-го обозного батальона в городе Витебске для прохождения воинской службы по предписанию Оршанского уездного воинского начальника, как вольноопределяющийся.

Штаб батальона располагался неподалёку от железнодорожных пакгаузов в приземистом кирпичном домике, дорогу к которому указал ему помощник коменданта вокзала.

Начальник штаба, штабс-капитан Мозовецкий, как он представился вновь прибывшему штатскому, невысокий полноватый офицер лет сорока с лицом цвета битого кирпича, взял предписание Ивана, прочитал его, попросил предъявить остальные документы и, ознакомившись с ними, встал из-за обшарпанного стола, за который присел, знакомясь с документами, и стал нервно прохаживаться по комнате, что служила ему кабинетом.

– Послушайте, Иван Петрович, – обратился офицер к учителю, – из предписания следует, что вы добровольно идёте на воинскую службу рядовым, хотя имеете высшее образование и не подлежите призыву в солдаты как учитель. Не буду расспрашивать о том, что за нелёгкая понесла вас в солдаты: ура-патриотизм или житейские обстоятельства, но как пожилой офицер, многое повидавший на своём веку, должен выразить вам своё удивление этим опрометчивым поступком.

Война с германцем начнётся со дня на день и будет долгой, кровавой и жестокой. Мы, обозники, знаем хорошо состояние снабжения армии: оружия мало, снарядов, патронов и запасов продовольствия хватит на месяц-другой военных действий, а дальше голыми руками воевать придётся. Германия, напротив, хорошо подготовилась к войне, и уповать на доблесть русского солдата, как показала война с Японией, где я участвовал, не приходится.

Вот и подумайте хорошенько, Иван Петрович, кому и зачем вы нужны на этой войне рядовым солдатом? У нас обозный батальон, солдаты сплошь неграмотны и умеют управлять лишь лошадьми да носить мешки и ящики, и как вы себя будете чувствовать среди них: дворянин и с высшим образованием в окружении тёмных и примитивных крестьян, которых помимо их воли призвали в солдаты?

Одумайтесь, пока не поздно! Вас в часть ещё не зачислили, присягу царю вы не принимали и можете спокойно вернуться домой: ничего в этом дурного не будет. Обстоятельства, что повергли вас пойти в армию, рассеются, и будете, как и прежде, учить школяров грамоте: стране нужны грамотные солдаты, чтобы умели обращаться с оружием и понимали приказы командиров, а не тёмное стадо бессловесное, которое куда погонят – туда и пойдёт.

Когда зачислим вас в штат, примете присягу – тогда обратного хода не будет, и придётся вам служить до конца войны, иначе будете дезертиром.

Мой совет: берите свои документы, возвращайтесь домой или куда в другое место, коль из дома бежали, и работайте учителем, а войну и без вас есть кому воевать – слава Богу, народу в России хватает, и недостатка в солдатах не предвидится. Если затянется война, то идите на офицерские курсы и будете потом участвовать в войне офицером – это много лучше, чем сермяжным солдатом: и патриотизм свой удовлетворите, и общаться будете среди своего сословия, а не с быдлом. Подумайте пока здесь, а я схожу на станцию в буфет выпить чарку водки и перекусить, – закончил капитан свою речь, надел фуражку и вышел вон из штаба, не попрощавшись, оставив бумаги Ивана Петровича на своём столе.

Возвратившись через час, Мозовецкий застал Ивана Петровича, сидящим возле стола, на котором продолжали лежать бумаги новобранца.

Усевшись на своё место, штабс – капитан вновь перечитал бумаги и, отложив их в сторону, повторил своё предложение:

– Ну что, Иван Петрович, последний раз спрашиваю: уходите отсюда назад в свою прошлую жизнь, или я буду оформлять вас на действительную воинскую службу? Отвечайте немедленно!

– Не для того я ушёл из дома, чтобы спустя неделю вернуться назад, как побитый щенок, – гордо ответил учитель. – Оформляйте в солдаты, война покажет, кто из нас прав!

– Что же, вольному – воля, – вздохнул капитан. – Коль вам не терпится понюхать портянки в солдатской казарме, пусть будет по-вашему. Сдаётся мне, что уходя в добровольцы, вы убегаете от женщины, хотя в бумагах обозначено, что вы холост. Если бежите от женщины, то убегали бы в Сибирь, в глухой край, я не сюда, в казарму. Из глухомани всегда можно вернуться назад, а из казармы лишь по демобилизации или, не дай Господи, по смертоубийству от германца. Вы хоть с лошадьми-то управляться умеете? Батальон наш гужевой: лошади и телеги – наше оружие.

Иван честно ответил, что с лошадьми ему дела иметь не приходилось, и капитан, почесав затылок, вдруг посветлел лицом и торжествующе воскликнул: – Я гляжу по бумагам, что у вас хороший почерк письма. Будете здесь подле меня писарем, мне как раз требуется ещё один: в преддверии войны много грузов начало приходить, а где перевозки, там и бумаги, и штатные писаря уже не справляются. Оформляю я вас, Иван Петрович, грузчиком в напарники к вознице 49-го транспорта, а служить будете в штабе писарем.

Всё, кончено! Я внёс вас в списки батальона, вот вам направление к каптенармусу, идите, получайте обмундирование, определяйтесь с местом в казарме, и завтра к девяти часам извольте прибыть сюда для прохождения службы. И с завтрашнего дня никакой вы не Иван Петрович, а рядовой Домов, и, обращаясь к офицерам, извольте говорить «Ваше благородие».

Впрочем, до присяги неловкости в обращении будут вам прощаться, но после присяги извольте действовать по уставу – штатские вольности в армии не допускаются и выбиваются как пыль из ковра. Вестовой проводит вас, куда следует, – закончил капитан оформление Ивана Петровича в солдаты и, кликнув вестового, приказал проводить новобранца в казарму, поставить на довольствие и обмундировать.

Пути к отступлению от принятого решения идти в армию закрылись, и Иван пошёл вслед за вестовым начинать свою солдатскую службу, которую выбрал добровольно, лишь бы сгинуть прочь от своей сожительницы Надежды, которая так и не стала ему женой. Не захотела или не смогла – какое теперь это имело значение?

Несколько дней прошли в обустройстве начинающего солдата: Иван подогнал солдатскую форму, учился наматывать портянки в сапоги, маршировал вместе с другими новобранцами на батальонном плацу, разучивая строевой шаг, повороты и развороты, чтобы подготовиться к церемонии присяги, но так и не успел обучиться строевой подготовке: первого августа Германия объявила войну России и все строевые занятия прекратились – сбылись предсказания Мозовецкого.

Через три дня поспешно прошла процедура принятия присяги новобранцами, и Иван приступил к своим обязанностям писаря при штабе обозного батальона.

Война была объявлена, боевые действия начались, но до границы с Германией от Витебска было далеко, и обозный батальон занимался привычным делом: снабжал ближайшие воинские части имуществом, продовольствием и боеприпасами, и пополнял запасы на воинских складах, разгружая воинские эшелоны, начинающие прибывать в приграничные с Восточной Пруссией губернии – первые удары немцев начались именно с этого направления.

Русская армия через три дня после объявления войны перешла в наступление на Восточную Пруссию и поначалу действовала вполне успешно, но командованием две армии были направлены по расходящимся направлениям, образовался разрыв фронта, немцы ударили во фланги, и 2-ая армия генерала Самсонова потерпела жестокое поражение: два корпуса были окружены и взяты немцами в плен.

Первая армия под командованием генерала Ренненкампфа с боями отошла на исходные позиции – так началась и закончилась безрезультатно и с большими потерями людей и вооружения для русской армии Восточно-Прусская операция. Вновь, как и в Русско-японскую войну, героизм русских солдат оказался бессильным против невежества и бездарности царских генералов, что и привело к поражению в первоначально успешном наступлении.

Требовались подкрепления, и обозный батальон, где служил Иван, начал активно перебрасывать в повозках воинские грузы для изрядно потрёпанных русских войск. Впрочем, к самой границе, припасы доставлялись армейскими обозами, которые и обеспечивали снабжение частей, разгружая воинские эшелоны на ближних к границе станциях, поскольку склады боеприпасов опустели уже через две недели после начала военных действий: царская армия по снабжению оказалась совершенно не готовой к военным действиям на Северо-Западной границе Российской империи.

Рядовой Домов начал исправно нести свою воинскую службу писарем при штабе обозного батальона, так как больше ни к чему не был пригоден в связи с отсутствием воинской подготовки и неумением обращаться с лошадьми, которые составляли тягловую силу батальона.

За первые дни службы Иван сошелся в дружеских отношениях с другим писарем в штабе – малороссом Барсуком Николаем Андреевичем, который просил называть его просто Миколой. Этот Микола из-под Житомира тоже был вольноопределяющимся и подался в армию после ссоры с отцом, пожелавшим оженить сына на местечковой дочери лавочника-жида, который давал за неё хорошее приданое. Но у Миколы на селе была готовая краля, и он пошёл против воли отца в надежде, что война будет быстрой и победной, вольноопределяющихся после победы демобилизуют, и он вернётся домой бывалым солдатом, уладит отношения с отцом и женится на своей Олесе.

Иван Петрович, которого Микола называл просто Петровичем, постепенно втягивался в солдатский быт, ежедневно убеждаясь в справедливости слов офицеров, что отговаривали его от добровольничества в армию, где придётся служить вместе с неграмотными солдатами из крестьян, с которыми у него, дворянина, нет и не может быть общих интересов, кроме общей казармы, столовой и общего построения утром на плацу. Даже поговорить в свободную минуту с этими солдатами Ивану Петровичу было не о чем: солдатской жизни он не знал, и солдаты эти, бывшие совсем недавно крестьянами, с недоверием относились к нему, прослышав, что в прежней своей жизни Иван Петрович был учителем и дворянином.

– Наверное, убивец, этот дворянин, которого спрятали здесь в солдатах, чтобы не отсылать в острог: солдатская служба та же тюрьма – ворчали однополчане, обсуждая непонятное для них появление Ивана Петровича в казарме простым солдатом.

Первые дни Иван Петрович пытался объяснить солдатам свой поступок стремлением участвовать в войне, чтобы победила Россия, но этим вызывал ещё большее недоверие бывших крестьян: кто же по своей воле пойдёт в солдаты, покинув дом и семью? Малахольный этот дворянин, не иначе с головой у него худо – решили солдаты, продолжая сторониться Ивана Петровича, и ему поневоле приходилось общаться только с Миколой, который прослужив всего месяц, уже раскаивался в своём поступке, поняв, что война будет долгой и его Олеся, не дай Бог, найдёт себе другого суженного.

Иван Петрович тоже осознал уже опрометчивость своего добровольства в армию, куда вход свободный, а выход лишь с победой над немцами, увечьем или героической смертью среди лошадей и повозок в обозном батальоне.

Писари в штабе батальона старательно заполняли разные бумаги на перевозку грузов и по этим бумагам обозники развозили грузы для действующих армий, не приближаясь, однако, к линии фронта.

– Как же замутило мне мозги известие об измене Надежды, что я не раздумывая и не слушая уговоров бывалых офицеров, попёрся в армию добровольцем, лишь бы не видеть эту ненавистную женщину, – частенько думал Иван Петрович, укладываясь на свою кровать в казарме и вдыхая смрадный запах солдатских портянок, развешанных на голенищах сапог для сушки.

– Видно, это польская дурная кровь, что немного есть в нашем роду, по словам отца, ударила мне в голову и подвигла меня на уход от женщины в армию. Правду говорят, что ложка дёгтя портит бочку мёда – так и малая толика польской крови лишила меня рассудка.

Казалось, чего проще: уехать в Москву к брату Станиславу, устроиться на службу учителем в гимназию, заняться наукой, наконец, и забыть свою несложившуюся любовь к падшей женщине, так нет же, назло ей ушёл в армию добровольно, и теперь вместе с сермяжными солдатами из обоза ночую в казарме, а днями пишу в штабе пустые бумажки. Если так будет продолжаться долго, то и вовсе можно умом тронуться, – думал он, засыпая под переливистый храп сослуживцев.

Война шла где-то далеко на западе, в Польском королевстве, обозный батальон возил грузы со складов в эшелоны и обратно, и даже отголоски сражений на фронтах не доносились сюда, в Витебск, живущий обычной жизнью губернского города.

Как-то в воскресный день Иван Петрович вместе с Миколой, взяв увольнительные записки в город, зашли в фотографию и сфотографировались на память о солдатской службе. Фото получилось удачным, и Иван Петрович, заказав несколько штук, выслал фото отцу, ещё одно – тётке Марии. Хотел было послать и Надежде, но передумал: ни к чему ей знать, где он и что с ним. Не стала разыскивать его, не приехала, не попросила прощения, значит, он ей не нужен и правильно сделал, что ушёл от этой женщины с поганым прошлым.

Иногда у Ивана Петровича возникала мысль попросить увольнительную у штабс-капитана дня на три и съездить в Оршу: может быть, Надя попросит у него прощения, и он простит её, но тут же в нём просыпалась уязвлённая гордость, и он отметал эту мысль, как подлую уловку мужской похоти.

Обосновывая свой уход от Надежды, он решил, что оправдания её любовной связи с пожилым ловеласом нет, и не может быть. Если бы эта связь была опрометчивым кратким проступком неопытной девушки, или она вышла бы замуж за своего любовника и потом осталась вдовой, Иван Петрович понял бы Надежду и простил её, но девушка отдала своему любовнику не только тело, но и свою душу, и постоянно, даже в объятиях Ивана, помнила своего любовника и не скрывала этого. Душевная мысленная измена Надежды была Ивану стократ горше её плотской измены, и потому этой измене не могло быть оправдания.

Такими мыслями Иван отгонял сожаления о покинутой девушке всякий раз, когда армейская служба или плотские желания вызывали в нём сомнения о своём расставании с Надеждой.

Единственно, о чём он сожалел искренне, так это о своём уходе в армию. Надо было оставить себе возможность свободного выбора судьбы после расставания с Надеждой, а Иван, метнувшись в армию, не оставил себе права выбора и вынужден был исполнять армейскую службу вопреки желанию уйти из армии.

Наступила осень, пошли затяжные дожди, а Иван Петрович всё сидел с писарем Миколой в штабе обозного батальона и целыми днями заполнял всяческие бумаги на перевозку грузов обозниками, на устройство солдатской жизни, расход фуража для лошадей и провианта для солдат и прочие канцелярские реляции.

После летнего разгрома русской армии и последующего контрнаступления в Восточной Пруссии линия фронта с немцами стабилизировалась по государственной границе на севере. На юге русским войскам сопутствовала удача в наступлении, которое привело к разгрому австрийских войск, но это было далеко от места службы Ивана Петровича, и в Витебск доносились лишь отрывочные сведения о военных успехах и поражениях царских войск по всему фронту от Балтийского до Чёрного морей.

К началу зимы война на севере приняла позиционный характер, когда больших наступлений не было и в штабах участников войны: России и Германии составлялись планы компаний следующего года. Русские войска начали уже ощущать недостаток боеприпасов и снаряжения, что сказалось на перевозке грузов обозного батальона и сокращении бумажной переписки, так что Ивану Петровичу иногда удавалось улизнуть из штаба и выспаться в пустой казарме, поскольку к храпу сослуживцев он не смог ещё привыкнуть и страдал головной болью от недосыпания.