Случаи из жизни Ивана Петровича Домова

На пути встретился муравейник, возле которого ребята остановились на несколько минут, чтобы посмотреть на муравьиные хлопоты.

Муравейник был под берёзой на бугорке, уже прогрелся на солнце и муравьи, открыв ходы вглубь муравьиной кучи, деловито суетились, поднося веточки для ремонта своего жилища, которое обветшало за долгую зиму, придавленное тяжестью глубокого снега.

– Пойдём быстрее к озеру, там есть много муравейников, и мы попробуем муравьиную кислоту, – поторопил Ваня своих спутников, взмахивая небольшим сачком, который он прихватил из дома, надеясь им наловить гольянов на озере, так же, как как он ловил их в городской речушке, на которой лёд всплыл на середине, освободив оттаявшие отмели, где гольяны мелькали стайками и их можно было поддеть сачком и выбросить на берег.

Озеро, куда направились ребята, славилось тем, что гольяны были гораздо крупнее, чем в других озёрах и на речке, именно поэтому Ваня и затеял поход, чтобы наловить крупных гольянов и завтра в школе похвалиться перед товарищами.

Тёплый весенний ветерок раскачивал вершины берёзок, воздух был напоен весенним ароматом прелых листьев и распускающихся жёлтых и серых серёжек ольхи и тальника, кусты которых росли в низинах, где вода. Изредка пролетали первые бабочки-крапивницы, иногда деловито жужжал шмель, усаживаясь на медуницу, но ребята, не отвлекаясь по сторонам, двигались к озеру, которое уже виднелось впереди за прозрачным берёзовым леском.

Минуты спустя, четверо мальчиков уже стояли на берегу озера, вглядываясь в открывшуюся перед ними просторную равнину.

Озеро, совсем круглое, было покрыто льдом, всплывшим посередине, освободив берега, вдоль которых над чистой водой летали чайки, что-то выкрикивая на своём птичьем языке.

Круг озера был размером с километр, за озером была пустошь, а за ней виднелся лес, до которого было километра два и ребята не решились идти так далеко. Справа от озера лес примыкал почти к берегу, оставляя свободную поляну, на которую и направились ребята: идти недалеко, и лес и озеро рядом.

Миновав эту поляну, ребята углубились в лес, чтобы там развести костёр и полазить по берёзам, добираясь до вороньих гнёзд, виднеющихся чёрными пятнами издалека, сквозь прозрачность весеннего леса, не успевшего обзавестись листвой.

Но глубь леса оказалась болотом, заполненным водой и льдом, и потому ребята вернулись на опушку, где на сухом месте решили устроить привал: и сухо, и тепло, и за хворостом для костра далеко ходить не надо.

Каждый занялся делом по душе: Фролята, достав ножи, стали делать надрезы на берёзах, чтобы попить берёзового сока, Юра начал собирать хворост для костра, а Ваня, взяв сачок, направился к озеру, чтобы наловить гольянов, если это удастся. Гольян, маленькая рыбка типа пескаря, размером с палец подростка, но очень вкусная, потому что гольян родственник сига – так ему объяснил когда-то сосед-рыбак, что летом ездил на это самое озеро, ставил сети и иногда привозил очень крупных карасей, размером с руку и таких карасей нигде в округе больше не водилось.

Подойдя к озеру, Ваня увидел полосу чистой воды, за ней шелестел жёлтый камыш, а за камышом на всём просторе озера лежал лёд, который казался рыхлым и зеленовато отблескивал в лучах апрельского солнца, которое поднялось на вершину небосвода и заливало жаркими лучами озерную глыбу льда, и лед плавился и было слышно, как он потрескивает и покряхтывает – судя по всему до полного освобождения озера от ледяного покрова оставалось несколько дней.

Вдоль полосы чистой воды кипела жизнь. На кочках, покрытых прошлогодней травой, копошились синицы, выискивая оживших жучков-паучков, изредка, с писком, пробегали полевые мыши, чибисы, подняв хохолки, расхаживали по лужам, выискивая пропитание, а над ними носились чайки издавая стоны, и кружили вороны, в надежде поживиться зазевавшейся мышью или лягушкой, которые вылезли на кочки и раздувая щёки издавали трели, призывая всю живность порадоваться наступившей весне.

Гольянов на мелководье Ваня не обнаружил и пошёл вдоль берега, не теряя надежды на улов. На пути встретился ручей, который с тихим журчанием струился из той лощины, где ребята устроили привал. В устье ручья мелькали стайки гольянов, которые сквозь толщу воды казались ещё крупнее – чуть не с ладонь мальчика.

Ваня зашёл в воду по обрез резиновых сапог, поставил сачок и замер неподвижно. Стайка гольянов подплыла под сачок, и резким движением Ваня подрезал сачок из воды: в нём трепыхались три гольяна, размером с мужской палец, а остальные успели выскочить из ловушки. С уловом Ваня вышел на берег, вытряхнул гольянов из сачка в маленькую лужицу, и пошёл обратно в воду, чтобы повторить рыбалку.

На этот раз ему удалось поймать лишь одного гольяна, которого он выбросил на берег, чтобы не ходить туда-сюда: выбрасывая сачок, он зачерпнул немного воды в правый сапог, и теперь мокрая портянка неприятно холодила ногу.

Поймав ещё штук десять гольянов, Ваня решил отнести рыбок к привалу, чтобы похвастать уловом и позвать брата на рыбалку: пусть он загоняет рыбёшек на отмель, а сам Ваня будет их отлавливать сачком.

Его друзья на опушке леса занимались своими делами, а чем именно, издалека не разобрать.

Ваня пошёл к друзьям вдоль ручья, что вытекал из большой лужи рядом с привалом.

Ручеёк, совсем маленький, журчал по прошлогодней траве, и когда мальчик подошёл к луже, он увидел, как несколько гольянов метнулись от него прочь к другому берегу.

– Вот в чём дело, – обрадовался Ваня, – гольяны поднялись по ручью из озера, когда этот ручей был наполнен талой водой, а сейчас ручеёк обмелел, и гольяны останутся в луже, пока она совсем не пересохнет – надо их выловить, чтобы не пропали зря.

Брат Юра охотно откликнулся на призыв Вани выловить гольянов из лужи. Он уже насобирал достаточно хвороста, чтобы зажечь костёр и был рад заняться другим делом.

Берёзовый лес здесь, куда не добрались заготовщики дров, состоял из старых берёз десятиметровой вышины, за зиму от них обломилось много сучьев и поэтому заготовка хвороста для костра не требовала много времени.

Фролята похвалили Ваню за улов, но продолжали заниматься добычей берёзового сока. Они насверлили дырочек в берёзовой коре, и из них начал вытекать берёзовый сок, который братья слизывали с коры, поскольку никто не догадался взять какую-нибудь посудину для сбора сока – не было и котелка для ухи из гольянов и для варки яиц, если удастся их раздобыть из вороньих гнёзд, что чернели на берёзах вдали.

Но насчёт берёзового сока Фролята догадались использовать носовые платки, которые были у всех мальчиков, потому что учителя в школе частенько проверяли наличие носовых платков, приучая школьников к личной чистоте. Платки эти были, конечно, самодельные, вырезанные из старых простыней, которые уже невозможно починить заплатками. Платками пользовались лишь при простуде или порезав палец, но здесь, в лесу братья засовывали уголок платка в прорезь коры берёзы и сок, стекая вниз, намокал платок, который оставалось лишь вынуть и отжать сок прямо в рот, откинув голову назад.

Ваня тоже решил испить сока – на солнце ему захотелось пить, а пить из лесной лужи он не стал, предпочитая берёзовый сок. Взяв свой платок из кармана, он всунул его уголок в дырочку, прорезанную Фролятами на соседней берёзе, и минут через пять уже отжимал мокрый платок, с удовольствием глотая сладковатую жидкость.

Повторив такое несколько раз, он пошёл в лес с Юрой, чтобы попытаться набрать вороньих яиц, если они были в гнёздах. Первое гнездо оказалось неподалеку от лагеря, и Ваня полез вверх по берёзе, дотянувшись до нижнего сучка и далее, как по лестнице, пошагал вверх, опираясь на сучки. Воронье гнездо оказалось на самой верхней развилке, где берёза утончалась, и взрослый человек не смог бы там удержаться, но мальчик двенадцати лет мог без опаски находиться наверху. Заглянув в гнездо, Ваня обнаружил там два яйца: зелёные с бурыми пятнами раза в три меньше куриных. Впрочем, Ваня ещё в прошлом году успешно разорял птичьи гнёзда и прекрасно знал, какое яйцо несёт та или иная птица – у него скопилась целая коллекция птичьих яиц, которые он хранил в картонных коробках из-под обуви, подложив вату на дно.

Взяв яйца, мальчик положил их в кепку, которую снял с головы, закусил кепку зубами, поскольку руки цеплялись за сучья, и собрался спускаться вниз, сначала оглянувшись по сторонам. Берёза эта стояла на полянке в отдалении от леса, была выше лесных берёз и с неё открывался вид далеко вокруг. На юг, за озером, было видно ещё такое же озеро, на запад за полем и лесом тоже виднелось озеро подо льдом, на север тянулся лесок, где были ребята, а за лесом виднелась дорога, за которой тоже было озеро.

Городок Вани находился в Западной Сибири, на равнине, где озёра заполнили все низменности, и это место можно было называть страной озёр. Крупная река Иртыш находилась где-то далеко на востоке, километров за сто от этих мест, но самой реки Ваня ещё не видел никогда. В этом году мать обещала устроить его в пионерский лагерь на берегу Иртыша, и Ваня надеялся увидеть и реку, и большие города при поездке в лагерь.

На восток, за лесом, виднелись дома городка, будто рядом, поскольку лес в том направлении был молодой берёзовой порослью.

Мальчику стало радостно и захотелось напеть пионерскую песню про «Родной край»:

То берёзка, то рябина,

Куст ракиты над рекой,

Край родной навек любимый,

Где найдешь ещё такой?

Но во рту была кепка с вороньими яйцами, и петь не получилось.

Насмотревшись на просторы родного края, Ваня осторожно спустился с берёзы вниз и показал брату два вороньих яйца, в то время как вороны с криками носились над мальчиками, оплакивая разорение своего гнезда. Конечно, ворона – вредная птица: ворует цыплят, разоряет гнёзда мелких пташек, выклевывает огурцы в огородах – не зря её зовут серым разбойником, но даже ворона горюет по своему гнезду, если оно разорено мальчишками.

Ваня залез ещё в три вороньих гнезда, набрав в них восемь яиц, и решил, что хватит, потому что варить яйца всё равно не в чем, а в коллекции дома у него вороньих яиц несколько и разных оттенков.

Братья направились к своему лагерю вдоль кромки болота, которое оказалось в соседнем лесу и ещё не полностью освободилось ото льда.

Из глубины болота раздавались крики сороки, и Ваня решил проверить, нет ли там сорочьего гнезда – для разнообразия ему хотелось разорить и сороку. Осторожно ступая по хрупкому льду, Ваня пробрался в заросли тальника, где виднелось круглое сорочье гнездо, которое в отличие от вороньих было с крышей. Сунув руку в лаз, мальчик забрал три яйца, которые были схожи по цвету с вороньими, но чуть меньше по размеру. Держа яйца в руке, Ваня пошёл вон из болота, вглядываясь в лёд, чтобы не провалиться.

В некоторых местах лёд был прозрачен и подо льдом или в самом льду виднелись лягушки. Некоторые лежали белыми брюшками вверх. Выбравшегося из болота мальчика на берегу встретили такие же лягушки, но ожившие и уже издававшие переливчатые трели, которые означали лягушачьи песни навстречу весне.

– Вот, возьми сорочьи яйца, – сказал Ваня брату. – Видел на болоте лягушек, замёрзших во льду, а здесь на берегу такие же лягушки уже живые и поют? – Как же так, лягушки замерзают осенью, лежат всю зиму во льду, а по весне оживают и поют как ни в чём не бывало. У нас, зимой, сосед дядя Вася замёрз – шёл из деревни, вьюга началась, он сбился с пути, замёрз насмерть, и оживить нельзя. А лягушки сами оживают. Почему им можно оживать, а людям нельзя?

– Потому что человек большой и тёплый, а лягушка маленькая, и холодная, и дядя Вася, что замёрз в лесу, говорят, был пьяным, лёг на снег и замёрз, – возразил Юрий, взяв сорочьи яйца.

– Нет, дядя Вася замёрз потому, что потерял в пургу свою шапку, и он не был пьяным, а почему лягушки оживают, я не знаю: надо будет спросить об этом учительницу, – ответил Ваня своему брату, и они пошли к привалу, где Фролята, упившись берёзовым соком, начинали зажигать костёр, ломая ветки хвороста и укладывая их в кучку.

Сложив кучку хвороста, Вовка сорвал пучок сухой травы, подложил его под хворост и, чиркнув спичкой, поджог траву. Сухой хворост быстро принялся огнём, кучка была большая и прямо на сухой траве, огонь костра перекинулся на траву и лёгкий ветерок погнал пал к лесу, грозя устроить лесной пожар. Ребята испугались и начали тушить пожар, затаптывая огонь сапогами и скоро им удалось сбить пламя, от которого на полянке осталась выжженная проплешина.

– Повезло нам, что удалось погасить огонь, иначе пришлось бы убегать прочь, чтобы не наказали за поджог леса, пусть и нечаянно, а за нечаянно бьют отчаянно, – обрадовался Фролов старший, который и затеял разжигать костёр.

– Эх ты, вредитель, – укорил Ваня своего товарища, – сначала надо было вырвать сухую траву и уже потом, на голом месте разжигать костёр.

– Ладно, не будем ссориться, – продолжил наставлять Ваня своих младших спутников, – это и я виноват, что не уследил за вами. Костёр уже прогорел, пока мы боролись с пожаром, и разжигать его снова пока не будем, а пойдем ловить гольянов в этой луже, из которой течёт ручеёк в озеро.

Ребята согласились со старшим, обрадованные победой над огнём, и все пошли к луже с гольянами. Рыбёшки метнулись прочь к другому берегу лужи, и ребята, выстроившись в ряд, погнали гольянов на мелководье, громко шлёпая сапогами по воде.

Деваться рыбкам было некуда, и скоро вся стайка рыбок оказалась на берегу, трепыхаясь в мокрой траве, из которой их доставали цепкие мальчишеские руки.