Случаи из жизни Ивана Петровича Домова

Случаи из жизни Ивана Петровича Домова
Станислав Владимирович Далецкий

Повесть и цикл рассказов о жизни русского человека прошедшего путь от слесаря в провинциальном городке Сибири до профессора московского университета, со второй половины двадцатого века и до начала двадцать первого. Воспоминания и размышления профессора дают развёрнутую картину жизни в России от советских времен и до глобального демократизма, разрушившего привычный уклад и мораль русского человека. Бытовые зарисовки включают производственные, общественные и любовные отношения людей на протяжении всей жизни персонажа.

Станислав Далецкий

Случаи из жизни Ивана Петровича Домова

Окаянные годы

(из повести «Осенняя поездка в прошлое»)

I

Августовскую ночь, Иван Петрович Домов – профессор авиации, спал спокойно без сновидений и внезапных ночных пробуждений, а потому, проснувшись утром, был бодр и свеж – как может быть бодр и свеж человек, приближающийся к 70-летнему возрасту. Проживал он одиноко, в большой квартире Подмосковного городка, отселив жену, с которой за долгие годы совместной жизни так и не обрёл взаимопонимания, но подселив кота, которого подобрал на даче беспризорным котёнком.

Вчерашнее ненастье кончилось и за окном светило утреннее солнце, прорываясь сквозь остатки туч, спешащих куда-то на север вслед за ушедшим дождём.

Иван Петрович встал, выполнил утренние процедуры, позавтракал и стал собираться на работу. Сборы заключались в подборе бумаг, разбросанных по письменному столу и укладывании в судок своего обеда на работе. Дело в том, что как профессор и доктор наук он уже не зарабатывал на полноценный обед в столовой или кафе – такова современная Россияния – поэтому он, как и большинство его учёных коллег, приносили обед с собой из дома. Этот обед обычно состоял из котлеты или куска мяса, или курицы с гарниром, помидора, огурца или яблока и всё. В течение дня удавалось ещё попить чаю: благо чайник и холодильник стояли тут же в углу рабочей комнаты, так сказать в кухонном закутке, отгороженном книжными шкафами. Нет, конечно, он мог бы пообедать и в кафе, но это стоило бы ему трети дневного заработка профессора.

Так сбылись планы Гитлера: русский человек поставлен демократами на грань выживания.

Снарядив портфель бумагами и едой, Иван Петрович вышел из дома, оставив кота одного в пустой квартире. Надо сказать, что кот всегда ревниво относился к его уходу. В начале кот пытался заигрывать с Иваном Петровичем, хватал его за ноги, ложился у двери и кувыркался, как бы показывая, что уходить не надо, вот же я, оставайся и ты – вместе подремлем на диване. Потом поняв, что Ивана Петровича не остановить, кот стал демонстративно вскакивать на подоконник и, отвернувшись, внимательно вглядываться в окно, показывая спиной свою обиду на уход хозяина. Его возвращение с работы кот также встречал возмущенными криками, до тех пор, пока Иван Петрович не погладит его и не пристроит возле себя на диване. И такой ритуал повторялся всю рабочую неделю.

Выйдя из дома, Иван Петрович заспешил к электричке. Было восемь часов утра. Вместе с ним, в том же направлении, двигались другие люди с выражением постоянной озабоченности на лицах. В этом городке, как и в других подобных подмосковных городах, какой-либо приемлемой работы, почти не осталось, и люди вынуждены ездить в Москву, где возможности трудоустройства всё же были, впрочем, тоже только в сфере обслуживания, к которой Иван Петрович относил и свою нынешнюю, так сказать, научную деятельность.

Путём нескольких ловких махинаций, предатели и проходимцы захватили власть в стране, а потом и саму страну, превратив её из второй мировой державы в захолустье развивающейся страны третьего мира. С разрушенными и уничтоженными промышленностью и сельским хозяйством и деградирующим населением, вынужденным в поисках средств существования ездить на работу в большие города, чтобы обслуживать чиновников, воров и нуворишей, распоряжающихся страной как своей личной собственностью, но без всякой ответственности за содеянное.

Раньше, при Советской власти, особенно через 10-15 лет после Войны, обеспечивалось развитие всех территорий и поселений так, чтобы человек, где родился там и мог бы, при желании, прожить всю свою жизнь, имея такую же работу и её оплату, как и другие окружающие его земляки. Ну а если были какая-то цель и призвание то любой мог уехать туда, где эти цели и желания можно было реализовать. В общем, люди жили по принципу: где родился там и пригодился. Потом скрытые враги стали отрывать людей от своих корней, укрупняя деревни и сёла и небольшие города, стягивая производство в крупные центры областей, краёв и республик. Учёные социологи и экономисты обосновывали это неэффективностью мелкого производства, а мелкие поселения – оторванностью от культурных центров страны и низкими бытовыми условиями. Уже тогда, миллионы людей сменили места жительства вслед за работой, но работы тогда ещё хватало всем.

Потом наступили торжество и разгул демократии, и большинство производств было просто уничтожено или разворовано, появилась массовая безработица, особенно на селе и в маленьких городах, и люди были вынуждены искать работу в крупных городах. Так и появились потоки людей на работу в крупные города: утром туда – вечером обратно. Жизнь людей превратилась в челночные поездки: из дома в город на работу и назад, как говорится – от хомута к стойлу и обратно.

С таким потоком людей, спешивших впрячься в хомут, слился и Иван Петрович. С трудом втиснувшись в переполненный вагон электрички, он, стоя почти на одной ноге, вышел через полчаса на нужной остановке, чтобы пересесть в автобус, следовавший до самого места работы. Однако, до автобуса ещё надо было пройти минут 15, но в хорошую погоду – а погода сегодня стояла хорошая, такая прогулка была и приятна и полезна.

В автобусе ему удалось сесть на свободное место, что бывало не часто, и до своей работы он доехал с комфортом.

В прежние времена тоталитаризма, молодёжь уступала сидячие места в общественном транспорте пожилым людям, но сейчас, во времена полной и окончательной демократии, когда все равны, уступить место другому – значит ущемить свою свободу: можно было рассчитывать только на свободное место, хотя сам Иван Петрович, по привычке, ещё уступал своё место какой – нибудь ветхой старушке, которая еле стоит под равнодушными взглядами сидящих молодых, здоровых и окончательно свободных от всяких норм и правил, демократически настроенных людей.

Сидя в автобусе, Иван Петрович размышлял о своей работе в институте, куда он и направлялся.

II

В этот отраслевой институт авиации он поступил на работу около сорока лет назад, случайно, встретив в электричке своего однокашника, который и предложил перейти к ним на работу.

Отраслевая наука это изобретение советской власти, при которой всё народное хозяйство страны представляло собой единый организм. В условиях бюджетного финансирования всех отраслей и всех предприятий и организаций, предполагалось, что академическая наука делает открытия, а отраслевая наука находит применение этих открытий и достижений для конкретных отраслей, например авиации, и конкретных предприятий. За рубежом крупный бизнес финансирует перспективные исследования через университеты, при которых существуют лаборатории и целые институты, и эти результаты поступают только туда и тем, кто эти разработки финансировал. Не случайно, после уничтожения советской власти и передела собственности страны в пользу частных лиц, большинство отраслевых институтов самоликвидировались, а уцелевшие стали выживать за счёт подачек частных фирм, решая сиюминутные задачи этих фирм.

А тогда, в 70-е годы, отраслевые институты в СССР вполне успешно занимались научной деятельностью в интересах соответствующих министерств и ведомств и были под опекой специального комитета СССР по науке и технике, который полностью удовлетворял финансовые потребности этих научных учреждений. Остаётся только удивляться, как тогда в СССР на всё хватало денег, ведь этих отраслевых институтов было сотни в Москве и тысячи по всей стране. Работа в НИИ была достаточно престижной: хотя зарплата и была ниже, чем в промышленности, зато не было штурмовщины по выполнению плана, и можно было заниматься научной деятельностью профессионально и с личной пользой. Например, защита кандидатской диссертации обеспечивала увеличение зарплаты в полтора раза и переход на более высокую должность. Поэтому в НИИ шли работать выпускники ВУЗов, которые надеялись найти своё место в науке. С другой стороны, в НИИ можно было работать спокойно всю жизнь: ни на что, не претендуя, и не имея никаких способностей, и сюда шли все, кто не хотел и не умел работать и таких было большинство. Всё сказанное, в полной мере, относилось и к конструкторским бюро, лабораториям и прочим учреждениям подобного рода, в которых, из каждых десяти сотрудников только два – три человека достойно выполняли свою работу, а остальные были на подхвате или откровенно бездельничали. Именно такие люди, ничего не делая, были всем недовольны и сыграли решающую роль в развале Советской власти, достаточно вспомнить всех этих младших научных сотрудников типа гайдаров и чубайсов.

Так и Иван Петрович, волею случая, но добровольно, поступил на работу в институт авиации, зная об авиации только как пассажир, да ещё со слов своих однокашников. Работа началась с ознакомления с институтом в целом, его задачами и своими служебными обязанностями. В институте оказалось более 1000 сотрудников, которые определяли как безопасно и эффективно возить пассажиров и грузы на самолётах и вертолётах поставляемых авиационной промышленностью СССР, поскольку иностранная авиатехника тогда не закупалась – это было бы позорно для страны, первой вышедшей в космос.

Институт решал, какие самолёты и вертолёты нужны стране. Авиапромышленность по этим данным разрабатывала и строила самолёты и вертолёты; институт испытывал и исследовал пригодность этих самолётов и вертолётов – далее они поступали в эксплуатацию, а институт определял, как их правильно эксплуатировать, когда и что с этими самолётами делать, чтобы они не ломались и могли безопасно летать. Всем этим потом пришлось заниматься и Ивану Петровичу, а начал он помощником ведущего инженера по эксплуатации новых самолётов, которые только что стали поступать в гражданскую авиацию СССР – в Аэрофлот. Эти самолёты летают и по настоящее время, уже около сорока лет: таков срок службы удачного самолёта – почти с человеческую жизнь. И как у человека, у самолётов тоже есть юность, зрелость и старение.

Сначала он с месяц изучал нормы и правила гражданской авиации, научные основы и практические методы проведения исследований авиационной техники, потом на два месяца был направлен в учебно-тренировочный отряд по практическому изучению самолётов, их документации и особенностей эксплуатации. Сдал экзамены и вернулся в институт готовым приступить к работе, но работы никто не поручал. Так прошло месяца три – четыре, но никаких реальных дел никто от него не требовал. В этом, как пришлось убедиться потом, и заключается особенность работы в НИИ: рутинную работу специалист выполнит в разы быстрее и лучше, чем новичок, которому многое надо объяснять, контролировать, проверять результаты и т.д., в общем, одна морока. Именно поэтому, в отраслевых НИИ было много бездельников, так и не ставших специалистами – если сам не будешь искать работу, то никто заставлять не будет. Пришлось Ивану Петровичу настаивать, чтобы дали реальную работу и, в конце концов, такая работа нашлась: надо было ездить в командировки, чтобы оценивать состояние самолётов и определять, что и когда ремонтировать на этих самолётах.

Поездки совершались по своему усмотрению или по вызову с мест, если возникал какой-то вопрос. Надо сказать, что сотрудники института имели право на бесплатный пролёт к месту командировки и даже за границу – везде, куда летали самолёты Аэрофлота. И считалось большой удачей, если давалось разрешение проехать поездом: в Киев, Минск, Ригу и прочие близкие города, чтобы пожить вагонной жизнью. А если лететь самолётом, то можно было на выходные вернуться домой, чтобы в понедельник снова улететь туда же. Можно было придумать себе какую-то научную работу, включить её в план института и потом, по желанию, летать в командировки куда хочется, якобы для выполнения этой работы. Дополнительно, можно было летать в составе экипажа для снятия каких-то параметров работы систем самолёта в полёте, тогда это время полёта засчитывалось как испытания в стаж лётной работы, предоставлялся дополнительный отпуск и через 15 лет инженер получал право на оформление лётной пенсии с 55-ти лет. В общем, условия работы в институте оказались очень благоприятные, а при наличии учёной степени ещё и высокооплачиваемые: именно поэтому, здесь было много представителей славного еврейского племени.

Но Ивану Петровичу тогда было не до сплетен и интриг, которые процветали в институте, как и везде, где было много бездельников: ему надо, наконец, становиться специалистом – возраст приближался к 30-ти годам. И что-то стало получаться. Через год интенсивной работы удалось самостоятельно выполнить и внедрить нужную авиации работу – это было замечено руководством отдела и ему предложили должность начальника сектора, что означало не только самостоятельную работу, но и наличие подчинённых. Правда сразу занять эту должность не удалось – пошли жалобы в партком: вот, только пришёл и его повышают, а рядом сидят люди, члены партии, которых не повышают много лет. Жалобщики даже не понимали что пишут: надо не сидеть, а работать, тем не менее, его повысили только до старшего научного сотрудника, а через два года стал и начальником сектора. Это было уже стабильное положение, возможность самостоятельно работать и главное, самому планировать работу и не зависеть от чьих-то прихотей. Иван Петрович так и остался в этой должности, но это был уже его личный выбор. Получив самостоятельную работу, он оформился в заочную аспирантуру, стал пробовать писать научные статьи по материалам выполненных исследований, с намерением когда-нибудь написать и диссертацию. Работать в НИИ и не думать о диссертации, значит не думать о будущем. Как здесь говорили: учёным можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.

В целом, 70-е годы оказались наиболее благополучными в его жизни, да, наверное, и в жизни страны тоже. Была квалифицированная работа с элементами творчества и научного поиска. Полученные результаты не ложились на полку, а внедрялись в практику, тем более что гражданская авиация СССР в эти годы развивалась ускоренными темпами, появлялись новые типы самолётов, в создании и испытаниях которых ему удалось принять участие.

Действующая пропаганда негодяев обзывает 70-е годы застоем в экономике, хотя какой же это застой, если производство в стране выросло за десять лет почти в два раза, по уровню жизни людей СССР вошёл в двадцатку стран мира, а по качеству жизни в десятку передовых стран мира и это не пропаганда, а данные ООН.

Качество жизни учитывает не только благосостояние, но и образование, медицину, уверенность в завтрашнем дне, отдых и другие потребности людей. Сейчас, через 20 лет после фашистского переворота 1991 года, Россия находится на 70-ом месте по уровню жизни, а о качестве жизни вообще говорить нельзя, если страна вымирает со скоростью около миллиона человек в год. Это и есть настоящий фашизм, когда страну захватывает кучка проходимцев, организующаяся в класс воров, ростовщиков и чиновников, которые, под демагогические вопли о свободе и борьбе с тоталитаризмом, осуществляют геноцид всего остального населения страны. Особенность фашизма России в том, что властная группировка не считает себя частью нации, а Россия для них только объект грабежа. Недаром одним из первых действий демократов было принятие закона о двойном гражданстве и изъятие графы «национальность» в паспортах российских граждан.

Но вернёмся в 70-е годы. Застой, конечно, был, но не в экономике, а в людских головах. Люди считали свою жизнь неизменной: всё, что им давалось они воспринимали как само – собой разумеющееся, зато во всех недостатках ругали власть, чтобы она сама, без их участия, устраняла эти недостатки и улучшала жизнь.

Вот и Иван Петрович с семьёй: начинал без кола, без двора, зацепился в Москве, получил работу и скромное, но собственное жильё и некоторые перспективы в жизни. Подрастал сын, который ходил в садик, хотя из-за работы и учёбы приходилось отдавать его на продлёнку – родственников никаких не было. Материально конечно было трудновато: зарплата небольшая, имущества никакого. Когда уже совсем стало туго, он съездил летом в отпуск на шабашку: организовал бригаду из инженеров и поехали что-то строить в совхоз в Тверскую область.

Худо – бедно что-то построили, и заработали за полтора месяца как за три месяца на работе в НИИ. Кстати, многие сотрудники НИИ и КБ в те времена сделали шабашку основным своим заработком. Освоили специальности сварщика, монтажника каких-нибудь зерносушилок или доильных агрегатов и летом, за полтора-два месяца зарабатывали в деревнях больше, чем за год работы в своих НИИ. В своих НИИ они откровенно бездельничали, получая, впрочем, и квартиры и путёвки в санатории, как и те, кто усердно работает, а иногда и раньше этих работяг, завистливо ненавидя успешных специалистов и всячески хая советскую власть. Именно такие, несостоявшиеся инженеры и младшие научные сотрудники, подгрызли и опрокинули страну, как только предатель Горбачёв и негодяй Ельцин дали команду «фас».

И для сравнения. В 1990-е годы Иван Петрович был в командировках в Англии, в авиакомпании. Там, по ходу работ, познакомился с инженером. Разговорились. Англичанину было 35 лет, начинал тоже с нуля. После школы взял ссуду и учился в институте, после окончания которого выплачивал ссуду за учёбу в течении восьми лет, потом стали копить на жильё вместе с женой. Он говорил, что ещё года четыре – пять, будет некоторая сумма, они уедут в Австралию – там всё дёшево, купят квартиру или домик и заведут ребёнка. Жене его будет лет 35 – ещё не поздно. Так, где гуманней и справедливей была жизнь: в СССР 70-х годов или в Англии 90-х?

Через пять – шесть лет работы в институте, Иван Петрович уже состоялся как специалист в области эксплуатации самолётов. По результатам работ выпустил несколько документов, определяющих правила эксплуатации некоторых типов самолётов: были разработаны отраслевые стандарты, государственный стандарт СССР и настала пора заняться кандидатской диссертацией, чтобы получать достойную зарплату.

Доплату за учёную степень в СССР ввели ещё при Сталине, чтобы стимулировать занятия наукой и повышать квалификацию преподавателей ВУЗов. Многие должности в НИИ можно было замещать только при наличии учёной степени, да и в спорах по работе, когда не хватало аргументов, некоторые деятели ссылались на свою учёную степень, как на последний довод своей правоты.

Изначально предполагалось, что учёный или инженер, врач, педагог и т.д. занимаясь своей работой, получил какие-то новые результаты, имеющие научное и практическое значение, оформил эти результаты в виде диссертации и защитил эту диссертацию перед учёными, подтвердив тем самым свою квалификацию и самостоятельность своей работы. Со временем, всё это настолько забюрократили, что защита диссертации стала самостоятельным делом, иногда не имеющим никакого отношения к профессиональной деятельности диссертанта, которого называют соискателем учёной степени. А поскольку, к учёной степени прикладывались должность и зарплата, то многие именно их и жаждали, пытаясь получить учёную степень.

Например, в институте, выполняя свою работу, сотрудник решает какую-то задачу, оформляет отчёт по работе и внедряет полученные результаты в виде рекомендаций, инструкций, стандартов или даже приказов министра. Потом он может написать научную статью или использовать полученные результаты в диссертации, но это требует дополнительного времени, помимо основной работы.

Иван Петрович был уже ведущим специалистом, и рабочая текучка мешала усидчивой работе над диссертацией. Постоянно случались какие-то проблемы, которые требовали оперативного решения и выездов в командировки. А не дай бог случилось какое-то происшествие с самолётом, типа аварии, то проводится расследование с разработкой мероприятий по недопущению такого в будущем. Но если катастрофа самолёта, то это два-три месяца расследований и оправдательств.

Кто не имел такой текучки, мог спокойно брать научные отчёты других, сопоставлять, анализировать и обобщать результаты и в итоге получалась диссертация, а этот так сказать «учёный» мог ещё оказаться после защиты и твоим начальником. Так и говорится: списал у одного – это плагиат, списал у двоих – это компиляция, списал у нескольких – это диссертация.

Оставив сына на учебный год в родном городе у матери, Иван Петрович за зиму слепил диссертацию из выполненных ранее им работ. Закончив, он приехал за сыном, а заодно, отгулять отпуск и встретится с друзьями детства и юности в спокойной и размеренной жизни провинциального городка.

Однако эта жизнь оказалась не совсем спокойной. Однажды возвращаясь вечером от товарища, он был сбит с ног, ударом сзади, и жестоко избит ногами группой совершенно незнакомых ему молодых людей, впрочем, находящихся в подпитии. С трудом, ему удалось добраться назад к другу, который будучи заместителем районного прокурора, поднял на ноги всю милицию и к утру четверо напавших на него хулиганов были задержаны, а ещё двое успели скрыться из города.

Иван Петрович попал в больницу с сотрясением мозга и с повреждёнными, но чудом уцелевшими глазами, а хулиганы – в кутузку. В этой группе оказались родственники действующих милиционеров, поэтому, они и чувствовали себя безнаказанными: неоднократно нападали на прохожих и всё сходило им с рук, а с ним не получилось – знакомства Ивана Петровича оказались круче. Был суд, четверым дали по пять лет, потом нашли ещё двух участников – и тех в тюрьму. На суде, который состоялся без Ивана Петровича, обвиняемых спросили: «Почему Вы напали на него?» Ответ поражает своей простотой: нам его вид не понравился.

Приходили к Ивану Петровичу родственники и просили простить хулиганов, но он их не простил. Разве можно простить немотивированное нападение сзади, группой, и избиение ногами? Иван Петрович ожидал второго ребёнка, и как бы ему жилось, если бы его отца убили ещё до рождения? И это не просто предположение. За год до этого случая, примерно также и там же был избит другой группой хулиганов юноша, который умер. У него не оказалось защитников и бандиты, имевшие родственников в милиции, отделались условными сроками наказания: якобы, тот сам упал, ударился и умер, а они его только пугнули. Впрочем, убийства в те времена были не часты: пять-шесть за год по району и в основном на бытовой почве. В нынешнее время – примерно в десять раз больше, хотя и милиции стало в те же разы больше.

Из этой истории получается, что уже тогда милиция начала отходить от законности и соблюдения прав граждан, превращая своё положение правоохранительного органа в орган захвата и охранения личных интересов милиционеров.

Здоровье любого государства определяется состоянием его правоохранительных органов: как бы они не назывались в ту или иную эпоху. Используя властные полномочия в личных целях, милиция России, постепенно превратилась в 90-е годы в наиболее опасную и массовую преступную группировку, которая неподконтрольна даже власти – такой же преступной как, и сама милиция.

В прошлом году, местоблюститель президента решил переименовать милицию в полицию – на защиту своего режима. С одной стороны, конечно, в полицейском государстве, каким стала Россия, должна быть обязательно и полиция, с другой стороны, преступники в мундирах останутся таковыми при любом наименовании, так как стоят на защите преступного и антинародного режима воров и предателей. Но тогда, в 80-е годы, всё только начиналось, и Иван Петрович ни о чём подобном ещё и не думал.

Подлечившись, он с сыном вернулся домой из неудавшегося отпуска – нужно и работать, и доделывать диссертацию, и организовывать защиту, и собирать разные справки и заключения.