Клептоманка. Не все сливки одинаково полезны

А Бабе Жене сейчас хоть Ростоцкие, хоть бог, хоть чёрт, лишь бы помогли дочь вытащить из тюрьмы. Баловала её, пылиночки сдувала. Таюшка, поздний ребёнок, в муках рождённый, ни в чем отказа не знала, выросла, красавицей первой в городе стала, и вот – в беду попала. Кроме матери некому вызволить из неволи.

Дом Ростоцких ранее принадлежал инженеру Ушакову, а до него купцам Егоровым. Матильде же достался со всей старинной обстановкой. Дом встретил позднюю гостью неласково. Высился горделиво на пригорке. Ставни закрыты, из-под одного окна свет пробивается. Дома хозяйка, значит. А где ей быть? Договаривались же на восемь часов.

– Доброго вечера, Регина. О, господи, а это кто? – баба Женя испуганно перекрестилась.

– Не бойтесь. Гриша – ручной ворон.

Женщина огляделась. Дом не изменился со времён Матильды. Темно-зелёные обои выцвели, но смотрелись пока прилично. Печь с изразцами начищена, ни пятнышка. Резной старинный буфет тёмного дерева – как новенький. Скатерть отглажена. Молодец девчонка, следит за порядком. Ну, как тоже девчонка. Поди ей уже за тридцать, не меньше. Длинные юбки не по моде возраст добавляют, конечно. Смазливая девка, ничего не скажешь, только смотрит на всех волком, того гляди укусит. После того пожара закрылась от всех, ожоги прячет под шарфиками. В перчатках даже летом ходит. Нечисть крылатую завела, с вороном только и общается, видимо.

– Чай горячий будете? – предложила хозяйка.

– Беда, беда у меня, – заголосила гостья без малейшего перехода. – Не до ча-а-а-ю.

– Да что случилось-то? – Регина затеребила кончик шарфа.

– Таисию мою арестовали. В тюрьме сидит ангелочек мой, – всхлипнула женщина. – Слышала, мэра убили?

– Шахтина? Да, слышала. Гудит город.

– На Таюшку мою грешат, – баба Женя достала платок, промокнула глаза.

– Во как. В полицию, к следователю надо идти.

– Была я там, – сказала баба Женя с досадой и махнула в сторону Регины рукой. – Выгнал меня Архипов. Дело, говорит, сурьёзное. Не путайся, бабка, под ногами. Ой, Регинушка, к кому я сегодня только не ходила. На тебя одна надежда.

– А я при чём? – удивилась Регина. – Я простой архивист, хоть и при следственном комитете.

– Ну, ты можешь карты глянуть? Погадай, прошу, девонька. Выпустят или нет?

– Это можно, да.

Регина взяла загодя припасённую колоду карт, перетасовала, подала бабе Жене сдвинуть, раскинула по столу. Женщина перестала дышать, всматривалась то в карты, то в лицо гадалки. Карты не поймёшь. Лицо непроницаемо.

– Да не томи ты меня! – не выдержала баба Женя. – Говори как есть.

– Выпустят-то её выпустят, – сказала Регина и нахмурилась. – Только помочь ей надо.

– Как это?

– Вижу, что настоящий преступник на свободе ходит, – сказала ворожея, указывая на карту. – Вот как его поймают, так и дочку Вашу отпустят. Не раньше.

– А кто преступник?

– Ну, если бы было так просто, я бы давно уже генералом в полиции служила, – сказала девушка, выгнула левую бровь.

Гриша смешливо каркнул. Хохмит хозяйка. Баба Женя и Регина посмотрели на ворона.

– Я тебе любые деньги заплачу, узнай, что за скотина бессовестная доченьку мою подставила, – женщина засуетились, полезла в сумку, вытащила банкноты, положила перед Ростоцкой. – Вот, возьми за гадание. Я потом ещё принесу. Не сумневайся, у меня есть. Какая-никакая, я ведь тёща мэра. И хозяйство держу.

– Не знаю даже, – растерялась Регина.

– Я ведь тебе, сиротке, билеты доставала на автобус до райцентра. Когда ты в коллеже на учителку училась. Помнишь? А теперь ты мне подмоги. Я знаю, ты можешь. И тётка твоя могла.

Регина вспомнила про Мирослава и кроссовки, про Анютку и макароны. Деньги нужны, да. Пообещав разобраться и проводив беспокойную гостью, девушка сняла шарф. Воспоминания, гадания, заигрывания с предсказаниями даром не проходят. Как предупреждал Григорий, ей стало плохо. Видеть прошлое и будущее – ох, как непросто. Ощущение, как будто весь воздух спустили из надувного круга, и он безвольно валяется на песке. Энергия на нуле.

Из последних сил убрала со стола, села в любимое кресло, закрыла глаза, вспомнила детство. Родители редко бывали дома. Археологи, что с них взять. За детьми присматривала бабушка, а тётка Матильда помогала. Своих-то детей у неё не было. Маленькая Регина стояла у заиндевевшего окна, прикладывала тёплые пальцы, отогревая стекло, и мысленно призывала маму вернуться из экспедиции поскорее. Отражение окна рисовало пухленькую кудрявую девочку. Когда призыв срабатывал, родители возвращались, дом оживал. Становилось шумно и весело.

– Белоснежка, ты будешь с нами ужинать или опять пирожки стащила с кухни? – спрашивала мама с доброй улыбкой, указывая на жирные пятна карманов домашнего платья дочери.

Проходил месяц детского счастья, и родители снова уезжали. А у Регины просыпалось странное желание красть. Потом она узнала, что это называется клептоманией. Воровала всё: игрушки и книжки, ручки и пеналы, конфеты и колбасу. Воровала везде: в школе и в магазинах, в пекарне и в автобусах. Ничего не могла с собой поделать. Сердце бухало в груди, а руки сами тянулись. Что-то она сразу выбрасывала. Для неё был важен сам процесс воровства. Съестное съедала. Вкус украденных продуктов был ярче обычной еды и давал ей внутреннюю силу. Остальное складывала в хомячье логово. Так назвала тайник бабушка, когда его нашла. Как с этим бороться, кроме скакалки по мягкому месту, пожилая женщина не знала. Про детских психологов в городе не слышали. Так и жили.

Илья рос другим. Брат болел диабетом. Может быть поэтому в нём рано поселилось сострадание ко всему живому. Ходил с едой для животных в карманах, жалел и подкармливал брошенных питомцев, пристраивал их в "добрые руки". В пять лет, когда он узнал, из чего варят суп, наотрез отказался пить куриный бульон. А как вырос, стал сознательным вегетарианцем.

Когда Регине исполнилось десять лет, бабушка умерла. С одной стороны, это было потрясением – первая близкая смерть. Страшная и неотвратимая, как будто одна стена в большом доме рухнула и никогда больше не встанет на место. Она тогда впервые задумалась о своём конце жизни. С другой стороны, родители "завязали" с длительными командировками, и они стали похожи на классическую семью – мама, папа, сын и дочь. Тётка – сестра отца – портила идиллическую картину. Матильда, грубая и громогласная, замуж не вышла, детей не родила, но карьеру сделала – работала начальником в жилищном комитете города. В своё время и дом ей выделили добротный, водопровод, канализацию и отопление в нём провели за счёт городского бюджета. И мужики-жилищники ходили у неё по струночке, одного взгляда боялись. Матильде же этого было мало. Она хотела контролировать не только жилищный фонд, но и жизнь брата Павла и его детей.

Деликатный отец не мог сопротивляться напористости сестры и защитить детей от её атак. Если Илья, мягкий и покладистый, к тому же в породу Ростоцких светленький и ширококостный, отделывался лёгким испугом, то Регине, в мать пошла и тёмным окрасом, и тонкой костью, доставалось по полной программе. И ходит она в чём попало, и учится не так, как надо. Девочка огрызалась, но толку было мало. Настроение портилось.

– Вот так, Гриша. Кто бы тогда знал, что не всё так плохо, как мне казалось, – сказала Регина ворону. Он зашевелился наверху. – Пошли-ка спать, старина.

Регина улеглась в постель и решила дочитать вчерашнюю сказку. Интересно стало, нашёл Бубновый Король Джокера или нет.

Продолжение приключений Бубнового Короля

Туз Треф слыл сильным и жестоким правителем. И правил он своим королевством чёрной железной рукой. А ещё у него был волшебный глаз. Он мог испепелить любую карту в своей колоде одним лишь взглядом. Поданные его боялись, при его приближении дрожали как листья на ветру. В семье его тоже боялись. Он плохо относился к своей королеве – Даме Червей и к принцу – Валету Треф.

Однажды Туз Треф закатил пир во весь мир. Все карты из колоды пировали вместе с ним. День пировали, два пировали, а на третий день Туз Треф увидел Трефовую Даму. Дама, хоть и не знатных кровей, а прелесть как хороша. Так поразила она его своей красотой, молодостью и характером – смелая и знает, чего хочет, не то что его старая королева – видавшая виды, с толстым слоем сального налёта. Он выгнал из замка Даму Червей и Валета Треф и женился на молодой Даме Треф.

Бубновый король рассердился на Трефовую Даму и направил на неё указательный палец.

– Это ты убила Туза Треф! А может и ещё кого-нибудь, откуда мы знаем. А слёзы твои – сплошной блеф, – закричал Бубновой Король, хватая Даму Треф за руки.

– Не правда! Я не убивала. Я любила Туза Треф. Дама Червей и Валет Треф могли его убить. Он же выгнал их из замка.

– Но они же далеко от замка, а ты рядом была, когда его убили, – возразил Бубновый Король.

– А ещё есть Король Червей. Он хочет править королевством Туза Треф единолично. Может это он убил Туза?

Бубновый Король схватился за голову. Как же ему быть? Вдруг Дама Треф не виновата. Он должен наказывать по справедливости, а не как удобно.

Бубновый Король дошёл до своего замка, а там его ожидал сюрприз. Его дама ушла к другому королю. Закручинился Бубновый Король, опечалился. Всё к одному, пришла чернота, отворяй ворота – и убийцу поймать не может, и дама его бросила.

– Что случилось? Почему ты такой грустный?

Бубновый Король поднял опустившуюся голову и увидел Бубновую Даму. Она ему давно нравилась, но он боялся к ней подойти. А тут сама пришла.

– Нужно найти Джокера, убившего Шестёрку Пик, и убийцу Трефового Туза и наказать их, а у меня ничего не получается.

– Не печалься, Бубновый Король, я тебе помогу, – сказала Бубновая Дама.