Заклинатели. Первый том

– Ты не расстраивайся, волосы, они ведь отрастут, а вот жизнь так просто не вернешь…!

В тот момент, из-за волос я переживала меньше всего. Больше волновал вопрос: «Неужели я теперь так и буду испускать огненное дыхание, словно дракон?!» И будто прочитав, мои мысли знахарка добавила:

– Будешь учиться выводить пламя через руки, а потом и всему остальному. Все у тебя получится, я уверенна! – она обхватила свой подбородок ладонью, и мне показалось, словно ее кожа стала еще более сухой и вот-вот лопнет. Затем старушка продолжила, – я постараюсь научить тебя всему, что знаю. Но это позже, а сейчас ты должна отдохнуть и выспаться.

Я пару раз кашлянула, выпустив последние искры.

Родные, выбежавшие во двор, так и застыли.

Отец, оказался впереди всех. Его лицо выражало, даже не страх, а скорее тревогу…, за меня. Губы сжались в плотную линию, загоревшие за лето щеки впали, он как-то осунулся в одно мгновение.

Мама стояла чуть дальше, теребя, уже итак весь измятый фартук. Ее длинные каштановые волосы выбились из плотного пучка на затылке. Одна прядь, завиваясь, спадала на большие нежно-голубые глаза.

Тодеуш, мой старший брат, нахмурился, отчего еще больше стал похож на нашего папу. Можно было решить, что он сердится, но на самом деле это была только видимость. Он был просто растерян и боялся это показать.

Мерик, который был старше меня всего на год – наоборот, застыл, приподняв в удивлении брови, а его светлые глаза забегали, устремляясь то на меня, то на знахарку.

Он словно боялся спросить, что это вообще было?

Быстрее всех пришел в себя младшенький – Ким. Он как пружина сорвался и побежал вперед, бросившись мне на шею:

– Селена, сестренка, тебе больно?

Я все еще сидела на земле, руки были безвольно опущены на колени. Одно плечо потихоньку начало намокать от слез десятилетнего братика. Левой рукой я провела по его мягким каштановым кудряшкам, а обожженная правая рука так и осталась лежать на коленях. Она снова начала болеть, и я старалась ею не двигать.

Было даже страшно смотреть на вздувшиеся волдыри.

Следом, тоже роняя слезы, ринулась мать, и подбежали братья.

Затем, с места, медленно, словно оттаяв, сдвинулся отец.

Они окружили меня, взволнованные, напуганные, с кучей вопросов.

Ким все еще висел на шее. Я захотела, было, успокоить его, сказать что-нибудь вроде: «все в порядке» или «мне больше не больно». И только тогда я поняла, что не способна произнести ни слова.

Из моего рта вместо привычных звуков вылетел серый дым.

***

Я проснулась ранним утром.

Жар давно спал, боль почти отступила.

Мягкий свет потихоньку наполнил комнату.

Тем не менее, вставать ужасно не хотелось. И только, я, было, перевернулась на другой бок, как все испортил проклятый петух. Он закукарекал на весь двор противнейшим голосом, разгоняя остатки моего сна и, уже не в первый раз, пробуждая желание сварить из этого крикуна суп.

Лениво поднявшись, я первым делом, распахнула окно.

Легкий ветерок бесцеремонно ворвался в комнату, всколыхнув полупрозрачные занавески и принеся с собой хоровод мелких снежинок. На подоконник вспорхнула маленькая синичка, которую я постоянно подкармливала.

Птичка уставилась на меня черной пуговкой глаза, в ожидании лакомства.

Я раскрошила припасенный сухой кусочек хлеба, и, облокотившись об подоконник, стала наблюдать за маленькой гостьей, вслушиваясь в утренние звуки.

Кудахтали просыпающиеся куры. Фыркали и стучали копытами лошади в денниках. Петух продолжал надрываться, пока не выбежали мальчишки, и один из них не кинул в дурную птицу комком снега.

Вскоре я уже наблюдала за разворачивающейся ссорой между средним и младшим братом. Началась обычная утренняя перебранка: кто первый пришел к умывальнику. Меня это всегда неимоверно смешило, и я прикрыла рот здоровой рукой, чтобы не захохотать в полный голос.

Занавески мерно покачивались.

Птичка, наевшись, давно упорхнула.

Старший брат успел унять шумную ссору, и мальчишки спокойно умылись в порядке очереди. Затем каждый занялся своим делом: Ким по обыкновению кормил кур, Мерик чистил хлев, а Тодеуш занялся лошадьми.

Вспомнив о вчерашнем, я несколько минут осматривала забинтованную обожженную руку. Затем просто уставилась в наполненное снегом небо, размышляя над своей дальнейшей судьбой.

За завтраком все старательно делали вид, словно ничего не произошло, когда, я ожидала худшего и долго боялась выйти из комнаты.

Мне всю ночь представлялось, как отец с позором, выгоняет меня из дома, прямо босиком на снег. Виделись злобные лица соседей, швыряющих в меня камнями.

В тревожных мыслях одна картина перетекала в другую и, в итоге, я уже отчетливо воображала, как скрываюсь от людей, живу в лесу и одеваюсь в звериные шкуры.

Но, отец и близко не думал ни о чем подобном.

Оказывается, он прекрасно знал, кто такие заклинатели. Просто ранее, он не считал нужным, говорить об этом.

Мама, наоборот обрадовалась, посчитав, что теперь меня ждет большое будущее, и я смогу вырваться из нашего захудалого Новогорья.

– Хоть выбьется в люди, – рассуждала она, – уедет жить в столицу, в конце концов!

Я внимательно слушала ее, и иногда поддакивала.

Тем временем мама так разошлась в своих фантазиях, что даже представила меня на службе у короля!

Услышав такое, папа быстро развеял ее надежды.

– Ты мать, с ума сошла? – он стукнул кулаком по столу, – с таким «даром» ей одна дорога – на границу! Моя дочь не будет рисковать жизнью из-за…, старого дурака!

«Старый дурак», было произнесено потише, ведь речь шла все-таки о короле.

Пусть даже многие и поговаривали, что старик совсем впал в безумие и пора бы уступить трон старшему сыну. Тем не менее, он пока не собирался короновать ни одного из своих трех детей, и все искал, с кем бы повоевать.

Мама, уяснив, что спорить бесполезно тяжело вздохнула и села на скамейку. Братья тоже молчали. Никто не хотел лесть на рожон и спорить с главой семьи.

Все прекрасно знали, почему отец так против подобных начинаний.

Не прошло и двадцати лет с окончания войны между Ален-Маром, в которой отцу пришлось участвовать.