Ближе к двум Прохору стало не по себе, и он вышел на крыльцо покурить. «Да что ж такое творится-то, а? Да пока это пособие оформишь и помереть можно!» – подумалось ему.
Откуда ни возьмись появился румяный постовой лет двадцати от роду и, бодро взяв под козырек, попросил предъявить документы.
Связываться со стражем порядка Беломорскому никак не хотелось, и он решить закосить под немощного старца:
– Ась?!
– Документы ваши, гражданин! – проорал Прохору в ухо сержант.
– А? Мои, мои, да… – состроив на лице блаженную улыбку прошамкал Беломорский.
– Вот глухня, – пробурчал постовой и громко добавил: – Нельзя здесь курить!
– Ась?!
Постовой жестами показал Беломорскому, что надо выбросить окурок, и легонько подтолкнул его к урне, бормоча себе под нос:
– Ему уже на кладбище прогулы ставят, а он тут дымит своими папиросами…
Прохор хотел было выпрямиться во весь рост и срубить «прямой двоечкой» не в меру дерзкого мусоренка, но в этот момент у постового на поясе зашипела радиостанция: «Внимание нарядам, я „Байкал“! Десять минут назад в медицинском центре на улице Ленина совершено убийство и похищение человека! Преступники скрылись на автомашине „Рендж Ровер“, принадлежащей потерпевшему! Кто принял – прошу подтвердить!»
Беломорский не спеша вернулся в свою очередь, повозмущался там за компанию с пенсионерами еще с полчаса и, громко сообщив, что у него разболелась голова и он стоять не будет, бодрым шагом направился на остановку.
«Срубить хвост» в этот раз оказалось намного проще. Когда маршрутка остановилась в небольшой пробке на проспекте, Прохор попросил водителя выпустить его, перелез на другую сторону проезжей части через ограждение на разделительной полосе, простирающейся еще на пару километров, и остановил таксиста. На старте Беломорский успел разглядеть физиономию водителя «четырнадцатой», провожающего его печальным взглядом.
Одинцов прочитал новое сообщение в мобильном: «Абонент появился в зоне действия сети» и сразу же набрал номер:
– Ну куда ты пропал-то? Я уже устал вокруг общаги гулять! Трудно позвонить?
– Да батарейка села, – соврал Шадров. – Можем прямо сейчас встретиться?
– Разумеется. Давай в кафе, где вчера.
– Нет. Лучше в парке на набережной, за тиром. Там скамеечка есть такая неприметная около ограды.
– Через сколько?
– Я уже там.
Не прошло и двадцати минут, как у Федора зазвонил телефон:
– Ну что за кошки-мышки то? Я здесь – тебя нет!
Шадров подошел к ограде со стороны набережной и окликнул Одинцова. Тот возмутился:
– Федя, ты с конспирацией не перебарщиваешь? Думаешь, если бы я готовил твой захват, то не поставил бы людей за ограду?
– Ситуация вышла из-под контроля, Иваныч…
– Да ты все правильно сделал! У тебя другого выхода не было, я понимаю. Ты скажи-ка вот что: Беломорский был на похоронах?
Шадров, немного подумав, глядя в глаза Одинцову, кивнул.
– Ты где болтался-то все это время?
– По городу маленько покружил, мысли и чувства в порядок привел…
Илья недоверчиво, сверля взглядом собеседника, вполголоса поинтересовался:
– Не встречался ни с кем?
Федор, сделав вид, что испытывает неловкость, немного помялся и пробубнил:
– К матери хотел зайти, да там ваши повсюду. Я думал – засада, принимать приехали.
– Да нет. Это не за тобой, – зашелся богатырским хохотом Илья. – Но осторожность никогда не повредит! Ну ты мужчина взрослый, понимаешь, кто мы теперь с тобой с юридической точки зрения в свете последних событий…
– Понимаю – подельники в организованном преступном сообществе. Если что – мне пятнашка, вам – пэжэ[48 - Пэжэ (жарг.) – пожизненное заключение.]. Я тоже в какой-то степени юрист. Что дальше будем делать?
– Ты – ничего. Езжай домой, живи нормальной жизнью. Постараюсь с работой тебе помочь. Если кто будет интересоваться, почему из колонии не полетел домой, как на крыльях, а на сутки задержался, скажешь: «Завис на трассе перед въездом в город в гостинице для дальнобойщиков». Видел, перед окружной справа вагончики стоят? Там администратор сильно пьющий, вечно с бодуна и никогда ничего не помнит. Лет сорока, худой, лысоватый, курит сигареты с мундштуком таким длинным. Погоняло у него «Синий».
Федор кивнул и с ходу предложил расширенную версию:
– Меня водила на грузовике подвозил – то ли Петя, то ли Вася. Мы скорешились, пока ехали, и завернули по рюмахе накатить. Он снял вагончик, мы выпили хорошенько и спать завалились. А что, кто-то будет интересоваться?
Одинцов нахмурился:
– Не думаю, но на всякий случай пусть будет легенда. Лучше иметь и не воспользоваться, чем нуждаться и не иметь. Я зачем к тебе в зону приезжал?
– К сотрудничеству склонить, чтобы я на Беломорского стучал…
– В десятку! Ладно, мобилу рабочую сливай. Если что, не потеряемся. Городок наш маленький!
– Вечерами темненький! – подхватил Шадров фразу из известной песни[49 - Фраза из песни – здесь: песня группы «Юго-Запад» «Дорогая».]. – Я, это, Иваныч, я вот что сказать хотел: Прохор мне не чужой, ты вроде как дело хорошее сделал – в общем, должок за мной…
Илья широко улыбнулся, махнул рукой и бодро зашагал в глубь парка в сторону центрального входа. Федор собрался было уходить, как услышал за спиной свист. Он обернулся через плечо и увидел, что Одинцов, мрачнее тучи, идет обратно, прижимая к уху мобильный, и отчаянно жестикулирует.
– Умарова только что похитили. Охранника убили, а его на его же машине увезли в неизвестном направлении, – выпалил Илья, вглядываясь в глаза Шадрову.
– А кто это? – простодушно поинтересовался Федор.
– Гасан, – процедил сквозь зубы Одинцов. – Ты точно ни с кем не обсуждал наши дела?!
– Век воли не видать, начальник! Не при делах я!
– Федя, давай все-таки попрозрачнее как-то, а! Ты же знаешь: маленькая ложь порождает большое недоверие…
– Не-не, я… – Шадров не успел договорить: у Ильи опять зазвонил мобильный, он ответил и, сухо кивнув на прощание, поглощенный телефонным разговором направился к ближайшей скамейке, достал из кармана блокнот и начал что-то записывать.