Удивительное свойство моряков жить под водой

– А почему так называется?

– Эл означает народ, ойын – праздник. Всё просто, народный праздник. И Яломан вовсе не Яломан, а Эл-Аман, – Голодный любовно окинул взглядом окрестности, – то есть здравый народ. Ясно?

– Ясно, – кивнул я. – А мы что будем делать на этом народном празднике? Туда, наверное, одни аборигены съедутся. Они скальпы не потянутся снимать с бледнолицых?

Пытаясь запрыгнуть в джинсы, я чуть не упал, когда Голодный крикнул:

– Мойло ко мне!

Из-за кустов выбежал пёс, похожий на добродушного лохматого волка. Он обнюхал каждого и, высунув язык, улегся рядом с хозяином, давая понять, что чертовски рад и будет охранять наши скальпы.

– Насколько я знаю, как таковых алтайцев нет, – сказал Игорёк. – Есть остатки разных племен: теленгиты, майманы, кумандинцы и еще, не похожие друг на друга от строения черепа до обычаев и нравов. Через эти земли тысячелетиями шли и шли людские потоки, столько их смешалось… Но их объединяет одна древняя кровь матери-волчицы.

– Какой еще волчицы?

– Прародительницы тюрков.

– И ты в это веришь? – заинтересовался Голодный.

Игорёк неопределенно пожал плечами.

– А мне известно, что их объединяет любовь к огненной воде, – гнул я своё, – сколько еще через это дело крови смешается?

– Отличный шанс славно провести время, – сказал Голодный, почесывая Мойло за ухом.

– А когда?

– Завтра с утра начнется заезд на праздничную поляну. Там вам и будет, как по заказу, много интересного в одном месте.

– А что будет то?

– Ну как что… Национальные состязания, развлечения всякие…

– Какие?

– Будут выяснять, кто больше камень поднимет, кто лучше по кедру лазает и плеткой машет. Обычаи всякие покажут, театрализованное представление из жизни тюрков, а под конец салют забабахают. Наверняка грандиозный. В этом году праздник юбилейный, двести пятьдесят лет объединению Алтая и России. Говорят, денег на салют не пожалели.

– Может тогда сегодня в ночь поедем?

– Поляна тут недалеко, можно и в ночь, чтоб с утра не толкаться. Только через перевал машину я поведу.

По остывающему песку мы возвращалась в лагерь к ухоженной Максом машине, поблескивавшей, как флагманский крейсер. По берегу жгли костры, готовили харчи, пели песни, и никто не задумывался над тем, за что ему такое счастье – мгновения незамутненной жизни среди неописуемых красот. Дополняя мифическую картину, в небе над лагерем парил беркут, внимательно высматривая, чем бы поживиться.

3

Теперь немногие странствуют, стаптывая ноги в лохмотья – полно разных комфортных средств передвижения. Оно и к лучшему. По крайне мере, можно предположить, что на этом дело не остановится. И вскоре появится еще что-нибудь более удобное и непредсказуемое.

Пока парни собирали вещи в дорогу, я перечитал письмо, написанное накануне вечером при свете мерцающей лампы, работавшей лишь с дозволения Голодного от переносного генератора: