Авторитетный опекун. Присвоение строптивой

– И что мне с ним делать?

– О-о-о! – игриво мотыляет розовым естеством Мариэль. – Чего только с ним не сделаешь! Но сегодня мы начнём с изучения анатомии, и, если успеем, плавно перейдём к основам минета. Это база, без которой ты ни одного мужика никогда не приручишь. Тем более Глеба. Да возьми уже, он не кусается!

Нагретый пальцами Мариэль силикон ложится в ладонь неожиданно уютно. Но всё равно, первые минуты я с опаской держу его на вытянутой руке.

Водя наманикюренным пальчиком по своему экземпляру «обучающего оборудования», Мариэль рассказывает мне про головку, уздечку и ствол, про мошонку и виды мужского возбуждения, а я смотрю на экспонат в своей руке и в голове такая каша!

– …Я говорю, бери смазку! – доносится до меня из этой каши. Возвращаюсь в реальность – Мариэль, обжимая пальцами головку своего экземпляра, держит над ним тюбик с лубрикантом. Смотрит на меня с издёвкой, только что в голос не насмехается: – Да, рыбка моя, это тебе не МГИМО, тут всё надо на практике пробовать! Пальчиками вот так обхватывай, нежнее. Чувствуешь, вот эту зону, как будто влитая рука сидит? Это исходная позиция. Но запомни, пока сухой, ничего никуда не двигаем. Обязательно смочить. Смотри, капаешь смазку буквально немного, вот сюда. – Из её тюбика срывается тягучая красивая капля и падает чётко на ложбинку уретры, поблёскивая, словно роса. – И уже это само по себе должно выглядеть сексуально, ясно? Это уже прелюдия. Когда научишься капать из флакона, научу тебя смачивать слюной. Вот так. – Она приподнимается над столиком, к которому на присоске прикреплён член и, до соблазнительных ямочек втянув щёки, совершенно распутно выпускает струйку слюны всё туда же, на розовую, зажатую между пальцами головку. – У этого приёма есть свои фишки, о которых нормально расскажу только я… Аллё, зайка! Так и будем сидеть до вечера, пялиться, или начнём практиковаться?

– А они… ну, члены… Они все такие огромные? – Это единственная мысль, которую мне удалось озвучить. Серьёзно. Я шокирована вообще-то.

– Пф-ф! Кому как повезёт, знаешь ли! Ну и всё познаётся в сравнении, конечно. А тебе разве есть с чем сравнивать?

Я вспоминаю про голого Глеба, и на щёки густо ползёт краска. Единственный член, который я видела вживую, да. И если сравнивать с ним, то этот, силиконовый, гора-а-аздо больше.

– Ну вот если сравнивать с Глебом, например, – словно подслушав мои мысли, вторит им Мариэль, – то тот, что сейчас у тебя, практически один в один. В рабочем состоянии, естественно. И обрати внимание на пропорции, соотношение длины, диаметра ствола и размеры головки. На саму форму головки и глубину крепления уздечки. Видишь? Вариаций бывает хренова куча, от пугающих до откровенно нелепых, но именно у Глеба член идеальный, как будто создан не природой, а рукой мастера. И лично я считаю, что Глеб просто обязан отлить его в золоте, или хотя бы хороший фотосет устроить.

– Ты что… видела его член? – поражаюсь я. Но тут же вспоминаю как свободно Глеб расхаживает голым и добавляю главное: – Я имею в виду… возбуждённым?

Мариэль прекращает плавно двигать руку вверх-вниз по своему «пособию». Смотрит на меня то ли с издёвкой, то ли со злостью. Чуть склонившись в мою сторону, понижает голос:

– Не только видела, но и делала с ним всё то, чему учу сейчас тебя. А ещё и такое, о чём в теории не учат, только на личном опыте познают. И кстати, не только я. Глеб, чтобы ты понимала, вообще очень любит секс. Много и часто. А ещё он любит разнообразие. И я имею в виду не только Камасутру, но и банально – разные вагины. Ну… баб разных любит, понимаешь? И даже не всегда по одной, частенько и двух-трёх за раз приходует. Это на тот случай, если ты вдруг начнёшь впадать в иллюзии о большой и светлой любви с ним. Не надо, девочка. Не рви себе душу. Глеб – это не про любовь. Хорошенько потрахаться – да, а за остальным надо спускаться с небес на землю и искать мужика попроще.

Смотрит на меня выжидающе и так ядовито, что аж в позвоночнике что-то противно зудит.

– Да я вообще-то… – зачем-то начинаю оправдываться я, – я и не собиралась. Мне всё это вообще не нужно. Ни Глеб ваш, ни все эти члены…

– Это хорошо, – во взгляде Мариэль проступает мягкость, и колючий яд словно растворяется. – Я хотя бы за тебя спокойна буду. Потому что знаешь… – Вздыхает. – Скольких вроде тебя я обучила, но довольны жизнью, крутят мужиками как хотят, купаются в роскоши и обожании только те, которые не прошли через Глеба. Он как проклятие. Ты его пробуешь в первый раз, и твоя природа словно в ту же секунду настраивается на него одного. Ты без него дышать не можешь, а ему это нахрен не надо. Всё что надо ему – это новую дырочку, желательно целую и неопытную, чтобы застолбить так застолбить. И вот он тупо натрахался и пошёл дальше, а ты сердце по кускам собираешь. Потому что ты для него – дырка, а он для тебя – любовь…

Выпрямляется. Неторопливо, красивыми изящными движениями вытирает влажной салфеткой руку от лубриканта и слюны. А я слежу за этой рукой, как заворожённая… и почему-то вижу её на члене Глеба.

Смаргиваю. Отворачиваюсь. В груди всё клокочет, жарко полыхает лицо.

Зачем она мне всё это рассказывает? Как будто мне есть дело до этого её Глеба, до этих его женщин и сексуальных предпочтений!

– Я не хочу быть с ним, Мариэль, – признаюсь глухо, словно боюсь, что прозвучит фальшиво. – Я вообще больше всего хочу сбежать отсюда, но не могу, ты же сама понимаешь. И у меня даже нет выбора отказаться от его притязаний, потому что другая перспектива – попасть на рынок шкур. Проституток, как я понимаю, верно? Поэтому, если мне и придётся переспать с ним, то только против воли, и уж влюбляться я в него после этого точно не собираюсь! Я его ненавижу, если уж честно. Но у меня, похоже, нет выбора, только и всего.

Пауза. Мы обе молчим, и по мере того, как утихает внутреннее возмущение, до меня постепенно начинает доходить, что Мариэль мне вовсе не подружка. И что она, возможно, вообще последняя, с кем стоило бы откровенничать о Глебе, ведь не просто так он подослал ко мне именно её…

– Не обязательно к шкурам, – кладёт она руку поверх моей. И этот жест неожиданно тёплый, успокаивающий. – Я сейчас скажу тебе то, за что Глеб мне бошку нахер оторвёт, если узнает, но ты вообще-то можешь сделать ход конём: и жизнь свою устроить нормально, и Лыбину нос утереть…

И она рассказывает мне об особом рынке наложниц, предназначенных для арабских шейхов. О красивой богатой жизни, в которую попадают девочки сумевшие и невинность сохранить, и овладеть искусством ублажать мужчину вот так, на «обучающем оборудовании»

Она даже показывает мне соцсети эффектных красавиц в лазурных бассейнах на фоне пальм, в роскошных машинах и бутиках, утверждая, что все они – её ученицы и так или иначе начинали свою «карьеру» с заведения Богдана.

Говорит, что очень многие девочки мечтают жить вот так же красиво и ненапряжно, наслаждаясь собой и купаясь в вожделении богатых мужчин, но не у всех есть исходные данные. А у меня есть. Невинность, славянская внешность, голубые глаза – это, говорит Мариэль, моё «суперкомбо» А образование МГИМО со знанием пяти иностранных языков – контрольный в голову любого арабского принца.

– И, если ты чётко и понятно скажешь Глебу, что выбираешь именно второе, он не сможет принудить тебя быть с ним, – понизив голос, мягко мурлычет Мариэль. – Он тебя и пальцем не тронет, уж поверь, потому что, если об этом узнает покупатель из числа шейхов – конец и Глебу, и всему их семейному бизнесу. А Глеб не самоубийца. Он ради очередной писечки, будь она хоть позолоченной, никогда в жизни не станет рисковать своим авторитетом. Так что всё в твоих руках, рыбка. Просто в сторону страхи и комплексы. А я помогу, если решишься.

Потом она рассказывает о том, что как только я выберу стать «невестой» шейха и заявлю, что желаю участвовать в смотринах, так называемой «Арабской ночи» – моё содержание тоже изменится.

– И даже если Глеб из принципа, чтобы не облажаться вот так сразу перед всем авторитетным сообществом, не вернёт тебя в офис к Богдану, он всё равно будет вынужден по-другому содержать тебя здесь. Ты сможешь выезжать из этой грёбанной глуши, потому что все «невесты» в обязательном порядке светятся на светских раутах. Товар лицом, так сказать. Там у тебя завяжутся полезные знакомства, связи и протекции. А фамилия отца и образование буквально сразу вознесут тебя над всеми конкурентками. Ты даже имеешь все шансы стать не любовницей, а официальной «европейской» женой какого-нибудь шейха. Женщиной, которая будет сопровождать его во всех поездках там, где нужен европейский подход к красоте и общению. И твоё МГИМО – это идеальная база, рыбка. Это, пожалуй, вообще единственное для чего действительно может пригодиться такое образование. Так что, – Мариэль вдохновлённо улыбается, у неё даже глаза блестят, – выбор за тобой!

А я слушаю её с не менее вдохновлённым лицом и понимаю, что вот он – шанс!

Нет, меня не влекут арабские сказки и гламурные фоточки в соцсетях, но вот возможность выезжать отсюда – очень даже!

А ещё – отсрочка, во время которой я стану неприкосновенной вообще для всех, включая и Глеба.

Я не хочу быть очередной невинной и неумелой дырочкой в его коллекции. Я просто хочу сбежать. И я сделаю это. А моё образование и знание пяти языков помогут мне не конкуренток на рынке элитных шкур обойти, а устроиться в жизни. Где-нибудь подальше от всего этого кошмара.

Словом, настроение – и у меня, и у Мариэль, заметно ползёт вверх. Я с энтузиазмом кидаюсь в «обучение», слушаю про все эти уздечки и мошонки, оргазмы, отличия вакуумных минетов от горловых и с интересом перебираю целую коллекцию разных членов, которые, как оказалось, припасены в сумке Мариэль.

Время летит незаметно. Впервые за последние дни я с удовольствием обедаю и наконец-то по-настоящему знакомлюсь с кухаркой Галиной – очень милой, уютной женщиной.

После обеда мы с Мариэль валяемся на моей кровати и выбираем наряды в онлайн-бутиках, делая заказы на адские, по моим меркам, суммы. Записываемся в СПА и к косметологу. А покончив с шоппингом, возвращаемся к занятиям с членами.

В один из моментов разговор заходит о позе «наездницы», и Мариэль, без лишних слов скинув на пол мою подушку, велит мне присесть над нею на корточки.

– Ого, у тебя пластика! – хвалит она то, как я двигаюсь.

А я хохочу, даже не в силах выдавить, что вообще-то занималась хореографией, и все эти финты с подушками для меня сущее баловство. Я и не такое могу!

Показываю ей парочку трюков с растяжкой, настолько поражая Мариэль, что и она пробует их повторить.

Потом снова возвращаюсь на подушку и выписываю над нею круги бёдрами, оглашая комнату самими страстными, на какие способна, стонами. Мариэль хохочет и подначивает:

– Да, да, давай детка! Ещё, ещё!

И за всем этим я пропускау момент, когда на пороге появляется Глеб.

Глава 7

– Кхм-кхм… – предупреждающе закашливается Мариэль, я оборачиваюсь. Замолкаю на половине стона, в самом пике пикантного «па» над подушкой…

– Продолжай, – невозмутимо велит Глеб. – Давай. Покажи класс.

Но у меня вдруг начинают дрожать колени, да так сильно, что я и с подушки-то поднимаюсь только ползком – сначала до кровати, а уж там кое как, по стеночке. Хочется провалиться от стыда.

– Ты же говорил до ужина не приедешь? – эффектно закидывает ногу на ногу Мариэль. Выпрямляет спину, чуть подаётся грудью вперёд. На столике прямо перед нею возвышается приклеенный на присоску член. Тот самый, идеальный, как у Глеба.

Удушливо краснею от этой мысли, а вот Мариэль невозмутима. Она словно даже провоцирует его:

– Или ты решил лично зачёт принять? Тогда рановато. Мы только начали обучаться.

– Решил проверить сделала ли ты то, что я велел, или просто развлекаешься. И вижу, что второе.

– Ну знаешь, я в твою работу не лезу, и ты в моей не командуй. А у девочки всё нормально. Я ей всё рассказала, популярно объяснила, что к чему, и она приняла решение участвовать в Арабской ночи.