Священная ложь

Женщина залезает в другой карман, вытаскивает вторую руку и кладет обе на блестящий поднос.

– Мне их потом вернут?

Она снова искоса на меня глядит.

– Нет. Ни в коем случае.

– Почему?

– Это человеческие останки. Есть правила. – Она откашливается. – Их будут хранить как вещественные доказательства, а потом, когда надобность отпадет, утилизируют.

– То есть сожгут?! – Я давлюсь воздухом. Только не это! Так нельзя! Это же мои руки! Отдайте!

Я лезу мимо нее, чтобы их забрать.

Женщина сжимает пальцы в кулак и упирается мне в грудь.

– Не вынуждай меня применять силу.

Кожа вокруг губ у нее идет тонкими глубокими складками. Видя, что я больше не брыкаюсь, она берет поднос и выходит из смотровой. Когда возвращается, поднос уже пуст.

И тогда я понимаю, что не только Пророк способен отнять у девочки руки.

Глава 4

Когда меня снова выводят к патрульной машине, за рулем и на пассажирском сиденье уже сидят двое полицейских с сонными глазами. Они с громким хрустом жуют что-то незнакомое из яркого пакета. Держат его бережно, словно боятся сломать. А доев, сминают пакет с противным скрежетом и бросают прямиком на землю. Мы едем по заснеженным улицам к большому белому зданию – больнице, как мне сказали.

Там в смотровой доктор велит показать руки, но я прячу их за спиной, и одному из полицейских приходится силой вытянуть мои культи под яркую лампу.

Доктор заметно мрачнеет. Обрубки до сих пор измазаны чернилами.

Меня укладывают спать и разрезают культи крохотными ножами, потом обматывают руки ярко-белыми бинтами, обещая в следующий раз зачем-то взять немного кожи с ноги. Затем, несколько дней спустя, меня снова режут, предварительно усыпив лекарствами из пластикового мешка с трубками.

Далеко не сразу я понимаю, что новые руки мне все-таки не сделают. Не получится, втолковывает врач, будто глупой, а я отворачиваюсь, глядя в стену горящими глазами.

Маленькой я верила в чудеса. Теперь, наверное, уже нет.

* * *

Утром приходит женщина в сиреневом костюме. Она бросает портфель на линолеум в больничной палате и называется моим общественным защитником. Садится на краешек кровати и украдкой поглядывает на замотанные бинтом культи. Я под одеялом немного сдвигаю ноги, освобождая ей место.

– Меня зовут Хуанита, – сообщает адвокат. – А ты, видимо, и есть та самая Минноу Блай?

Я смотрю на нее краешком глаза.

– Я буду представлять твои интересы в суде. Следить, чтобы ты получала все необходимое, пока не перейдешь на следующий этап.

– Какой еще следующий этап? – спрашиваю я. – Тюрьма?

Про тюрьму я слышала. По словам Пророка, там полным-полно страшных людей, таких жутких, что даже язычники их боятся. Падших ангелов и еретиков, способных убить одним касанием.

Хуанита невесело улыбается.

– Давай не будем переживать раньше времени.

Она выводит меня на прогулку по больничному коридору. Я плохо чувствую под собой пол в мягких тапочках, которые выдали взамен украденных ботинок, и грудь уже на десятом шаге начинает гореть огнем. Не знаю, почему легкие не могут дышать. Из-за крови? Дыма? Или чего похуже?

Хуанита предлагает поддержать меня за локоть, но я качаю головой. Вместо этого приваливаюсь боком к стене возле большого пластикового окна, бережно выставив перед собой шарики из бинтов. В груди горит, руки трясутся. Снаружи, вдалеке, грязным облаком парит пепел. Словно над райскими кущами, куда больше никто не захочет попасть.

– Вот и все, что осталось от Общины, – говорит Хуанита. – Огонь уже потушили, но ветра зимой почти не бывает, поэтому дым развеется не скоро. Он тянется на много миль. Говорят, пропадет не раньше чем через месяц.

– А там… что-нибудь слышно про погибших? – спрашиваю я.

Хуанита поворачивается ко мне лицом.

– Пока нашли два тела, но все засыпано снегом. Продолжают поиски.

– Пойдемте, – говорю я.

И отталкиваюсь от стены, хотя легкие до сих пор горят огнем.

* * *

Медсестры дают мне морфин, и дни текут один за другим. Я замечаю у двери тень полицейского, сторожащего палату. Хорошо, что он такой здоровяк. Мне часто вспоминаются Пророк с топором и кулаки озверевшей толпы, но, глянув на синее плечо за дверью, я быстро успокаиваюсь. Знаю: он сторожит меня, чтобы я не сбежала, однако, наверное, не только – еще и бережет от того, что снаружи.

Приходит физиотерапевт, чтобы научить меня жить без рук.

– Сперва будет очень трудно, – предупреждает она. – Возможно, сперва без чужой помощи ты не сможешь, но вскоре освоишься.

Она кладет на пол спортивные штаны и учит меня медленно натягивать их культями. Руки из-за бинтов толстые, каждое движение отзывается болью в костях, я с трудом затаскиваю пояс на угловатые бедра.

Врач говорит, что, когда швы заживут, мышцы иссохнут и станут тонкими. Тоньше, чем запястья. Будут работать как большие пальцы. И я даже забуду, что когда-то у меня были руки.

Глава 5

Хуанита приходит ко мне в палату, когда я завтракаю – доедаю кашу с тонкими ломтиками клубники. Она говорит, что прошло уже три недели со дня моего ареста и настала пора действовать. Я спрашиваю, что это значит, и она вываливает из пакета на кровать гору одежды. Фабричной, окрашенной в неестественные цвета, каких нет в природе. Я упрямо качаю головой.

– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы это постирали. Носишь вещи с самого ареста…

Она тычет пальцем в мою рубашку. Та, что Джуда. Он дал мне рубашку, когда я оказалась у него в хижине после того, как потеряла руки. Воняет, конечно, я и сама чувствую, но забрать не позволю. Это единственное, что от него осталось.

Я обхватываю себя руками и кивком указываю на гору одежды.

– Это зачем?

– Для суда.

Там несколько потрепанных костюмов, вылинявших от частых стирок, и пара платьев, бежевых и серых, безжизненных на вид. Хуанита поднимает их по очереди и прикладывает ко мне.