Священная ложь

– Меня зовут доктор Уилсон.

Он протягивает мне пластиковую карточку. На фотографии у него одутловатое лицо, галстук затянут под самое горло, а губы строго поджаты. В уголке даже с моим уровнем грамотности удается разобрать три буквы: «ФБР».

Так и подмывает спросить, с чего бы ФБР заинтересовалось простыми побоями. Затем я неожиданно вспоминаю, что замешана и в другом преступлении, гораздо более серьезном. Хоть Пророк и лежит сейчас в окружном морге или где-то еще, он все равно никуда не делся. Так и будет всю жизнь висеть у меня за плечом и громыхать цепями, изрыгая желчь, пока вконец не убьет, как и намеревался.

Перевожу взгляд на мужчину. Не знаю, сколько ему лет. Люди здесь выглядят иначе, не так, как в Общине, где холодные ветра и слепящее солнце быстро превращали молодых в старых, а стариков – в покойников.

– Вы детектив?

– Судебный психолог.

Я щурюсь.

– Это как?

– По-разному. Обычно моя задача в том, чтобы разговаривать с людьми.

– Вроде советчика?

– Можно и так сказать.

– Мне советчик не нужен.

Мужчина улыбается.

– Хорошо, что я здесь не за этим.

– И кстати, я не люблю говорить о своих чувствах.

– Я тоже, – соглашается он. – О чем угодно, только не о чувствах.

Этот тип шутит? Джуд частенько пытался вызвать у меня улыбку, и когда ему удавалось, принимался сыпать шутками, будто раздувая угли и заставляя хихикать так, что эхо разносилось по всему лесу, затыкая птиц. В Общину я потом возвращалась ближе к ночи, украдкой, чтобы никто не заметил улыбки в уголках губ.

Зря я думаю про Джуда. Мужчина в камере не спускает с меня взгляда.

– Зачем я нужна ФБР?

– Местная полиция больше не занимается расследованием событий в Общине. Дело передали нам.

– То есть… это… – я машу между нами культей, – это все из-за Общины? Из-за Пророка?

– Из-за тебя. Мы в ФБР внимательно изучили твое дело. Мое начальство, как и тюремный комендант, сочли приговор слишком суровым и решили, что ты заслуживаешь особого отношения. Меня назначили следить за твоим психическим здоровьем, пока ты находишься в заключении.

– Так вы здесь из-за моего психического здоровья? – спрашиваю я. – Или чтобы собрать против меня улики? Я прошла через суд и знаю, чем зарабатывают люди вроде вас. Вы просто хотите залезть мне в голову.

Мужчина смеется.

– О, в этом уже нет необходимости. Я все понял о тебе еще в ту минуту, когда ты зашла в зал суда с конфеткой во рту.

* * *

Отец учил меня, как определить, что тебя обманывают; его уроки весьма кстати сейчас, во время разговора с доктором Уилсоном.

Отец любил делать ставки на собачьих бегах. Казино терпеть не мог – говорил, что ногой туда не ступит, поскольку другие игроки жульничают, а крупье подтасовывают карты. А вот бега ему нравились, потому что там все зависело лишь от его интуиции и проворства собак и никто не мог обманом отобрать с трудом заработанный выигрыш. Иногда он брал меня с собой, обычно ночью, когда запахи желтого пива били в нос, а металлическое сиденье холодило ноги. Вокруг больших прожекторов кружили стаи белых мотыльков, норовящих подобраться ближе к лампе.

– Почему они лезут к свету? – однажды спросила я у отца.

– Потому что они думают, это солнце, – ответил тот. – Они не видят разницы.

Именно там отец рассказал мне, как распознавать ложь. У вруна всегда тоскливое выражение глаз, и его байки слишком складные. Потом отец такие разговоры не заводил. Но я ничего не забыла. Потому что все, о чем он рассказывал, слишком сильно напоминало о Пророке.

– Так в чем ваша цель? – спрашиваю я доктора Уилсона.

– Помочь тебе. Просто помочь. Зря не веришь.

– Конечно, – говорю я. – Чему тут верить? ФБР мне помогать ни к чему.

– Чего же, по-твоему, мы хотим?

– Узнать, кто убил Пророка.

Доктор Уилсон выразительно вскидывает бровь.

– С чего ты решила, будто его убили? С чего решила, будто Пророк вообще умер?

Я тут же принимаю равнодушный вид, хотя наверняка он видит, что я беззастенчиво вру.

– Тебя ведь не было в Общине, когда начался пожар, – продолжает доктор Уилсон. – Именно так ты говорила полиции при аресте.

– Ну, раз говорила, значит, так оно и есть.

Я склоняю голову набок. Та ужасно тяжелая от всей той лжи, которую приходится городить. Скрестив на груди руки, я морщусь.

Доктор Уилсон указывает на меня карандашом.

– Болят? Руки?

– Иногда бывает, – признаюсь я.

– Может, тебе сделают пару бионических протезов. Есть такие, – говорит он. – Технологии развиваются прямо на глазах.

– Да, было бы здорово, – соглашаюсь я.

– Правда?

– Конечно. С ними было бы намного легче.

Доктор Уилсон хмурится, вздергивает подбородок и что-то строчит на желтой бумаге. Я хочу прочитать, но буквы не складываются в слова. Закрыв глаза, гадаю, как же мне обманывать людей вроде него – вооруженных карандашами и бумагой. А у меня из оружия один лишь рот, который вдобавок приходится держать на замке.