Невезучая

Я могла с коброй прокатиться в ящике, но только не с этим ловеласом, мрачно промелькнуло у меня в голове. При этом я стояла, как вкопанная, будто уже была под воздействием змеи.

Олег Петрович, не дождавшись от меня никаких действий, обошел машину, и галантно приоткрыл передо мной дверцу автомобиля, взмахом руки приглашая сесть.

– Прошу.

Куда делись все мои благие намерения, я сама не знаю. Визг тормозов, улыбочка, ядовитая вежливость, все это вместе на меня подействовало, как красная тряпка на быка. Если он думал, услышать от меня томное благодарю, то жестоко ошибся. Он услышал шипение гюрзы.

– Что Вам от меня надо? – сквозь зубы произнесла я.

Олег Петрович от моего тона приподнял в удивлении бровь, а насмешливая улыбка вновь появилась на его губах.

Меня же, можно было теперь разве, что танком остановить.

– Целый день при встрече со мной на Ваших губах играет циничная улыбка, постоянно язвительные замечания в мой адрес. Вы мне надоели до чертиков!

– Вот как! – лаконично усмехаясь, заявил он – Не хотите по-хорошему, так ходите пешком. – Он резко захлопнул дверцу, и развернулся уйти. – Кстати, – вновь обернулся он лицом ко мне, – не вижу Ваших покупок, которые должны были отягощать Ваши руки. Но я так и предполагал, что это уловка, чтобы избежать близкого общения со мной, чтобы быть подальше от меня. Вы что, боитесь меня? Думаете, я кусаюсь?

– Казанова, – выпалила я.

Закинув голову, Олег Петрович раскатисто рассмеялся в ответ на мое замечание. Он так громко смеялся, что прохожие остановились понаблюдать за ним, усиленно размышляя, что его так могло рассмешить. Такая тяжелая жизнь сейчас, а этот стоит посреди улицы и ржет, как лошадь, скорее всего, думали они. А с другой стороны, чего бы ему ни ржать, имея классный прикид и крутую тачку?

– Ладно, – оборвал он резко свой смех, – продолжим дискуссию в машине, – сказал он и в мгновение ока затолкал меня в машину, что я даже не успела слова сказать.

А была-не-была, сказала я себе, наблюдая, как мой шеф обходит машину и садиться рядом на водительское место. В конце концов, надо выяснить из-за чего наше поведение при встрече друг с другом становится неадекватным, и разбежаться.

Когда он завел двигатель, я попыталась начать разговор, но он меня резко оборвал:

– За рулем не разговариваю.

От такого замечания я сжала так крепко зубы, чтобы вновь не сказать какую-нибудь гадость и припомнить ему, что он, в свое время, ведя автомобиль, отчитывал меня, как школьницу. Раздражение волной поднялось во мне, и чтобы не показать насколько меня разозлили его слова, из-за чего затрепетали у меня даже ноздри носа, я отвернулась к окну. Молчание густым туманом повисло в машине. Я не заметила, как мы доехали до нашего дома, так как мыслями ушла в себя. Только, когда на меня пахнуло мужским одеколоном, я пришла в себя и резко вжалась в сиденье, увидев, что Олег Петрович, чуть прижавшись ко мне, тянется рукой через меня, как я поняла, чтобы открыть дверцу.

– Благодарю, – процедила, резко выскакивая из машины.

– До вечера, мисс недотрога, – с сарказмом в голосе сказал он, и захлопнул за мной дверцу автомобиля.

– Не дождешься, – пробурчала я на ветер, идя к дому.

Первое, что услышала я, войдя в дом, вновь было злосчастное приглашение к соседям на ужин.

– Это так приятно, – добавил отец.

Я скорчила гримасу недовольства, но отец этого не заметил, так как продолжал свой монолог.

– Из-за меня ты вообще не выходишь из дому, сидишь, как бука дома, так и в старых девах можно остаться.

– Но, если я выйду замуж, ты останешься один, – заявила в ответ, и скинула сапог с правой ноги.

– Ты родишь мне внуков, и будешь подкидывать их мне. До скуки при этом будет очень далеко.

– Да, – ухмыльнулась я, – у тебя далеко идущие планы. Наполеон, а не полковник в отставке. Видно в тебе военного издалека даже в таких житейских проблемах, – язвительно проговорила я, снимая второй сапог.

– Но ты же не откажешься идти к Шубиным? Мне очень хотелось бы поболтать с Олегом. Поговорив с молодежью, заряжаешься ее энергией.

В его голосе я услышала мольбу. Да, желание у отца было большое, чтобы идти к соседям. Постоянное сидение дома, отсутствие общения после службы в большом коллективе, заставляли его ценить приглашения в общество.

– Да ты, никак энергетический вампир у меня, папа, – изобразив ужас на лице, улыбаясь, заметила я. – Но только не делай мне замечания, если я буду молчаливой в этот вечер. Я устала, – предупредила отца.

Свое истинное мнение из-за чего, точнее, из-за кого не хочу идти к соседям, я решила оставить при себе, чтобы не расстраивать его. Против старших Шубиных я ничего не имела против, но младший довел меня уже до белого каления. Направляясь в свою спальню, я услышала за спиной:

– Поторопись со сборами, время уже семь.

– Есть, товарищ полковник, – вяло ответила я отцу, – через полчаса буду готова.

– Ох уж, эти женские штучки.

Как бы не был неприятен мне человек, в обществе которого надо быть, в грязь лицом не хотелось ударить. Поэтому полчаса я провела, примеряя наряды для вечернего ужина, и остановилась на простеньких классических брюках черного цвета и белом свитере из шерсти. Затем я занялась макияжем. Добавила на веки немного перламутровой серой тени, из-за чего мои глаза стали еще выразительнее, чуть тронула концы ресниц тушью, а на губы наложила перламутровую рыжую помаду. Мое лицо, обрамленное черными длинными волосами, на фоне белого выглядело так прекрасно, что я понравилась сама себе.

«Ну, все, держитесь, мистер Казанова!» – послала я мысленно реплику Шубину.

– Максим Сергеевич, Олечка, рады вас видеть у себя, – встретила нас радушно Анастасия Юрьевна. – Раздевайтесь, проходите.

В гостиной, напротив моего ожидания было не два, а три человека. Рядом с Олегом Петровичем на диване сидела девушка, а если злословить, то молодая женщина. Она была примерно моих лет, а может и постарше, так нам всегда кажется, потому что людям своего возраста мы всегда даем больше годов, чем есть на самом деле. Папа мне говорил, что молодой Шубин не женат, значит это его пассия, судя по тому, как цепляется за его руку. При виде нас мужчины поднялись, чтобы поздороваться.

– Знакомьтесь, – глядя нежным взглядом на свою подругу, объявил Олег Петрович, – Ирина.

Ее статус он не назвал, оставалась заняться догадками на сей счет.– Прошу к столу, – раздался голос Анастасии Юрьевны за нашей спиной.

Идя к столу на ватных ногах, так как мой план по соблазну шефа сорвался, я чувствовала себя лишней. Ирина была полной моей противоположностью, блондинка с шикарным бюстом, который чуть не выпадал из огромного декольте пиджака. Ее большие красные губы приоткрывали в постоянной улыбке белые зубы. Этого добра у меня тоже хватало, аж тридцать две штуки, но не было белых волос и грудей третьего размера, а также декольте. Рядом с ней я смотрелась Золушкой, не добравшейся до бала, и видно уже было не суждено. По виду его подруги поняла, какие женщины ему нравятся, а потому я не значила для него абсолютно ничего. Полный ноль.

– Ольга, садитесь рядом со мной, – услышала я в череде мыслей голос своего шефа.

Это прозвучало для меня, как издевательство надо мной.

«Повеселиться, хочет гад», – и я, сделав вид, что не услышала его, села между отцом и Петром Григорьевичем.

Этим себе ни капли не облегчила жизнь, так как оказалась напротив своего недруга. Кривая улыбка на его лице дала мне понять, что он понял мои маневры, и этот вечер превратился для меня в пытку. С первой минуты у меня было желание уйти, и с каждой минутой оно все больше усиливалось. Но такого я не могла себе позволить, это было бы оскорблением для Анастасии Юрьевны и Петра Григорьевича. Мне казалось, что Москва излечила меня от комплекса провинциальной девочки. Но, увы, оказалось не так. Этот ужин стал для меня черным в полном смысле слова, из-за чего я мысленно внесла этот день в свой периодично пополняющийся неудачами список. Что бы я ни делала в тот вечер, все было не так. Рядом с этой холеной, улыбающейся женщиной у меня все валилось из рук. В начале я умудрилась уронить с вилки кусок котлеты на белоснежную скатерть, потом толкнуть и уронить бокал с вином. Хорошо что, это было белое вино, но я покраснела не хуже самого красного. Точку на ужине я поставила, уронив звонко чайную ложечку для торта на паркетный пол, и полезла за ней под стол, полностью нырнув под него. Под ним я поняла, что такой дуры свет еще не видел, и потому вся пунцовая от стыда вылезла из-под него. Я чувствовала, как горят мои щеки, нет не то слово, полыхают. На лица присутствующих за столом людей я не могла смотреть. Положив ложечку на стол, я встала из-за стола.

– Извините, – сказала я, упираясь взглядом в скатерть, и отталкивая стул назад для прохода.

Это было большой бестактностью с моей стороны, покинуть ужин, когда все сидят за столом. Но сидеть и сгорать от стыда под парой насмешливых глаз я не могла. Меня самое бесило мое поведение и моя косноязычность, за весь вечер я не говорила ни на одну тему, больше отмалчивалась. Что на меня нашло? Я сама себя не могла понять. Так что и на вопрос:

– Что с тобой детка? – заданный Анастасией Юрьевной, я лишь смогла прошептать растерянно:

– Извините, что-то себя плохо чувствую.

Стремительно одевая пальто, и потому путаясь в его рукавах, услышала:

– Помочь?