Берега свободы

Берега свободы
Степан Калита

Америка – страна липовой демократии, сомнительных прав и ограниченных свобод – дала Степану главное право – право на депортацию за счет налогоплательщиков. США поселила его в одной из иммиграционных тюрем штата Вирджиния. В общем, он получил полную свободу – свободу убраться из «великой» страны со своим липовым российским загранпаспортом с просроченной туристической визой. Но США – страна неограниченных возможностей, с тем же иллюзорно-демократическим строем, что и Россия, управляемая олигархической элитой. И договориться с «нужными людьми» здесь можно всегда – «были бы баксы на кармане». Герою предстоит пройти путь от нищего эмигранта до бандита и миллионера, столкнуться с русской, итальянской и ирландской мафией, и отстоять свое право называться личностью.

Степан Калита

Берега свободы

Америка – страна липовой демократии, сомнительных прав и ограниченных свобод – дала мне главное право – право на депортацию за счет налогоплательщиков. А еще право на бесплатного иммиграционного адвоката. Жадный и хитрый еврей по имени Иосиф восхищал абсолютной беспринципностью. Еще Америка поселила меня в одной из иммиграционных тюрем штата Вирджиния – мое пребывание там обходилось простым американцам недешево… В общем, я получил полную свободу – свободу убраться из «великой» страны со своим липовым российским загранпаспортом, слепленным, правда, не кое-как, а очень хорошо, и просроченной туристической визой. Но США – страна неограниченных возможностей, с тем же иллюзорно-демократическим строем, что и Россия, управляемая олигархической элитой. И договориться с «нужными людьми» здесь можно всегда – «были бы баксы на кармане».

Такой расклад, употребив именно эту фразу, мне буквально на пальцах объяснил Иосиф. Ему не зазорно было называться именем тирана, убившего его родителей, по-русски он изъяснялся почти совсем без акцента, а про то, что случилось с мамой и папой в советском ГУЛАГе, поведал, посмеиваясь, заметив при этом, что «со всяким может случиться подобная неприятность, если кому-то слишком дороги их идеалы».

– Как это? – спросил я.

– Мои родители, светлая им память, очень верили в коммунизм и Иосифа Сталина. И с этой верой таки сошли в могилу. Все мы подвластны ему, – он показал пальцем на бетонный потолок «отстойника», как я прозвал место, где оказался, – и ему, – он развернул перед моим лицом ловко извлеченную из кармана двадцатидолларовую купюру.

– Бенджамину Франклину?

– Очень остроумно, молодой человек. Как я вас уважаю. Вы имеете настроение шутить. Хотя в вашем положении другой бы горько плакал. Скажите, у вас есть деньги, чтобы договориться с нужными людьми? И немного помочь вашему усердному посреднику, конечно же? Или вы предпочитаете ехать обратно – в Ро-oсси-ию, – название моей страны он проговорил нараспев, – смею вас заверить, там сейчас не очень хорошо, а будет только хуже. Впрочем, вы же умный и веселый молодой человек. Наверняка у вас имеется интересное мнение?

– Денег у меня нет, – сказал я. Лицо Иосифа сразу приняло скучающий вид. – Но я достану.

– Все так говорят, – печально произнес адвокат, – но потом оказывается, что это был блеф. А я не могу подводить солидных людей. Мне нужны гарантии, как вы, конечно же, понимаете. Ведь вы умный молодой человек. Я сразу это понял, как только увидел вас, и услышал вашу удивительную историю. А гарантии вам может дать только серьезный поручитель. У вас есть кто-то серьезный, готовый поручиться за вас в США?

Я многозначительно молчал, размышляя.

– Вам очень повезло, молодой человек, – сказал Иосиф, сотворив на лице мину благодетеля, – вы мне так понравились, что я по большому секрету скажу вам, только между нами, что есть один человек, готовый за вас поручиться прямо сегодня. Но это, конечно, тоже совсем не бесплатно. И совсем не дешево, как вы, наверное, догадываетесь. Ведь вы же…

– Умный молодой человек, – закончил я за него фразу. – В Россию мне нельзя. Так что я согласен на все. Только вытащите меня отсюда. Деньги будут.

– Погодите так торопиться, – он открыл портфель, покопался, достал какие-то бумаги. Протянул мне несколько листов. – Внимательно прочитайте все. И потом подпишите…

– Что это?

– Гарантии для поручителя, что он может за вас поручиться. Гарантии для меня, что я не зря гарантирую поручителю, что за вас можно поручиться. Ну и гарантии для вас – что вы обретете наконец столь вожделенную свободу. Вам же, наверное, не терпится выйти отсюда как можно скорее?

– Не то слово, – я едва не подмахнул все бумажки, не читая, но потом все же решил с ними ознакомиться – и тут же отложил в сторону. – Что это? Они на английском?

– Ну, конечно, на английском, – возмутился Иосиф, – не на идише же. Мы же с вами Америке, а не на Святой земле.

– По-английски я не читаю, – признался я, чувствуя себя идиотом, угодившим в ловушку.

– Тем лучше… то есть я хотел сказать, тогда, молодой человек, вам остается только довериться вашему доброму другу Иосифу, и надеяться на лучшее. – Он пододвинул бумаги ко мне. – Подписывайте. Не сомневайтесь. Не вы первый. Не вы последний.

– И где сейчас этот последний? – угрюмо спросил я.

– Вас интересует самый последний или тот, что был перед ним? Потому что самый последний оказался не самым умным – и улетел на родину.

– Тот, что был перед ним. Что он сейчас делает?

– Насколько мне известно – усердно работает, как и подобает всякому достойному человеку.

– Отрабатывает долги, – я кивнул с пониманием, – и работать ему еще лет сто пятьдесят, чтобы расплатиться?

– Нет, ну какой вы веселый молодой человек, вы уверены, что вы не еврей? А ваша бабушка? Может, она была еврейкой? А вам просто забыли об этом сказать?

– Моя бабушка – русская, – сказал я и, невольно перенимая его тон добавил: – Давайте не будем трогать мою бабушку… – Я еще раз взял бумажки в руки, пробежался по английским непонятным словам. – Что это за цифра? – спросил я. – Телефонный номер?

– Неужели вы думаете, помощь нужных солидных людей будет стоить так дешево? Это просто условная цифра, она совсем ничего не значит. Так вы хотите-таки жить в свободной стране? Или поедете обратно?

Я подписал все бумажки, подсунутые Иосифом, о чем потом, конечно же, сильно пожалел… Хотя расплатился по долгам я красиво. Заработав деньги вооруженным налетом на тех самых солидных поручителей…

В принципе, уже через неделю после пребывания в иммиграционной тюрьме я знал, что в этой стране смогу заниматься только одним ремеслом – бандитизмом. Конечно, со свойственной мне фантазией и изяществом. Потому что Ю-СэА давила на меня, воспринимала меня бесправной букашкой, и намеревалась, похоже, раздавить полностью. С законодательным беспределом бороться правовыми методами было абсолютно бесполезно. Я ощущал, что мою личность растоптали, меня как будто лишили яиц, я перестал быть мужчиной, не чувствовал маскулинную силу и власть над происходящим, не ощущал под собой родной земли – очень ясная и понятая эмоция для тех, кто вдруг оказался вне Родины и привычной культурной среды…

В тюрьме я завел несколько бесполезных, и даже вредных, знакомств. Самое любопытное в плане жизненного опыта было с молодым парнем по имени Майкл.

– Да, я Майкл. Но ты называй меня Миша, – разрешил он, – я понимаю, что так для тебя, для твоего ухо, привычнее Мига… – И сразу же поделился со мной, первым встречным, подробностями своей биографии: – Я слышал, ты русский. Приехал из Великая Россия. Самая большая страна в мире. Я тоже русский. Мои пэрентс приехать в этот шит Америка, когда я был совсем бэби-крошка. У меня совсем не быть выбор. Вот почему я так хорошо говорить по-русски.

У «бэби-крошки» все руки были в наколках, и из-под майки на шею выбиралась здоровенная синяя свастика. Но он был при этом настоящим американцем – открытым улыбчивым парнем.

Заметив, что наше общение наладилось (то есть Майкл не всадил мне сразу заточку в живот, не перерезал горло краем остро наточенной миски), к нам подвалили еще двое таких же белых татуированных парней. Они, правда, оказались нерусскими, но тоже были настроены ко мне вполне благожелательно.

– Это Алекс. Саша. – Представил одного из них мой новый знакомый Майкл. – А это Гэлвин.

– Глаша? – уточнил я.

– Если тебе так будет удобнее, – не понял он моего тонкого юмора. – Я не знал, что есть такое русское имя, – «бэби-крошка» продолжал лучезарно улыбаться. Я подумал, что его дантист, наверное, работал когда-то в Третьем Рейхе. А еще – интересно, на чьей стороне воевал Мишин дедушка? Но провокационных вопросов я решил не задавать. Если ты оказался в непривычной среде, лучше вести себя выжидательно и осторожно – зачем нарываться, ситуация и так напряженная.

В этой стране, где мужчин запросто оставляют без яиц, нелегалов сажают в одну тюрьму с уголовниками, а нацисты спокойно расхаживают всюду, не скрывая своей принадлежности к поклонникам Гитлера, мне становилось все более неспокойно.

Саша и Глаша одновременно протянули мне руки для рукопожатия. Но пока я раздумывал, пожимать их нацистские ладошки, или все же не стоит, Майкл схватил мою руку и сжал ее в кулак.

– Мы приветствуем наших друзей так, – показал он, и ударил меня кулаком по кулаку – сначала сверху, а потом снизу.

Я понял, что ритуал придется соблюсти. Мы повторили приветствие поочередно с Сашей и Глашей.

Тут я заметил, что из глубины двора, с деревянной трибуны (своего рода лавка, сколоченная для заключенных) за нами пристально наблюдают очень злые чернокожие ребята. Но лучезарный фашист не обращал на них никакого внимания, и я решил, что тоже – не стоит.

У меня и так хватало поводов для беспокойства. Хотя адвокат Иосиф оказался почти что «волшебником».

После обеда (а кормили в тюрьме очень хорошо, три раза в день, разнообразной здоровой пищей – не хуже, чем в номенклатурной столовой в Союзе, пожалуй – даже немного получше) меня сразу же препроводили в переговорную, где еврейский кудесник сообщил мне, что я «выхожу».

– Ну разве не чудо? – спросил он.

– С вашими-то талантами…

– Вы мне льстите, Степан.

Оказаться за колючей проволокой было чудесно. На выходе меня встречала целая процессия – черный представительский автомобиль адвоката и мини-вэн с сопровождавшими его угрюмыми типами в строгих костюмах.