Новик, невольник, казак

– Сколько? – глядя на меня, как на ожившую икону Богородицы, благоговейным шепотом переспросил запорожец. – А ты не ошибся, Петро?

– Это ж элементарная арифметика, – пожал плечами я, но вовремя вспомнил, где и с кем разговариваю. – Древнейшее искусство сложения, известное еще до рождения Христа и приумноженное монахами. Благодаря этим знаниям можно строить храмы и дороги. Так что не сомневайся. Ровно восемьсот шестьдесят четыре. Если во всех тюках одинаковое число связок. А в связках по шесть мушкетов.

– Пресвятая Дева Мария! Это ж целый стрелецкий полк вооружить можно. И припаса огненного как раз столько же… Гм. И все это ватага Ворона в Крым везла? Туркам. Вот же иродово семя. Что ж, Петрусь, вот и еще одно подтверждение твоему давешнему видению. Грядет война… Большая война. А значит, нам еще сильнее на Сечь поспешать надо.

Василий помотал головой.

– Да как со всем этим поспешишь? Я ведь думал, мы большую часть груза выбросим и облегчим байдак настолько, что сможем с ним вдвоем управиться. Теперь же – ума не приложу, как быть? Выбрасывать такое снаряжение – совсем ума лишиться.

– Доплыли ж мы как-то сюда, попробуем и дальше…

Полупуд только вздохнул.

– Считать тебя святые отцы научили, этого не отнять. Золотая голова. Вот если б еще и думать умела… Мы в протоку по течению вошли, батька Славута нас на своей спине вез. А тут встречное течение хоть и слабое, не помеха, но ведь и не помощник. Байдак не лодка, его одной парой весел с места не сдвинешь. Был бы нас десяток… – казак махнул рукой. – Хоть четверо…

– Погоди, Василий. Ты на груз смотришь, как на одно целое. А это ж совсем не так. Что самое ценное? Мушкеты. Верно? А что самое тяжелое? Свинец. Значит, мушкеты трогать нельзя, а свинец можно и выгрузить. Тем более его куда ни положи, хоть утопи в приметном месте – не испортится.

Казак даже лицом просветлел.

– А вот теперь, Петро, впору мне себя дурнем обозвать. Спасибо, что надоумил. Чисто затмение какое нашло. Конечно же… Так и сделаем… Ну, чего расселся? Берись за шест… Поплыли.

Легко сказать, да не просто сделать… Попыхтев от натуги несколько минут, но так и не сумев сдвинуть байдак с места, Полупуд снова приуныл. А вот меня, наоборот, азарт взял. Я всегда любил задачки решать. Правда, в школе и институте они в основном были чисто теоретическими, но суть от этого не меняется.

Что дано? Челн и груз. Пока не разгрузим, с места не сдвинемся. А чтобы разгрузить – необходимо достичь места разгрузки. Вроде верно, но при таком изложении – задача не решается, тупик. Значит, условия неправильные. Почему я рассматриваю судно и груз в комплексе?

– Василий, скажи, чтобы плот смастерить много времени надо?

Какое-то время Полупуд глядел на меня недоуменно, потом пружинисто вскочил на ноги.

– Чтоб мне никогда больше чарки горилки не выпить, если ты, Петро, в люди не выбьешься. Атаманская голова, вот те крест… – запорожец размашисто перекрестился и сунулся ко мне с распростертыми объятиями.

Спасибо, не надо. Цветы и конфеты не пьем!.. А с небритыми мужиками не целуемся. С бритыми тоже…

В общем, от объятий я уклонился, а Василий не настаивал. Душевные порывы тем и хороши, что быстро проходят.

Топор на судне имелся. Даже не один. Так что и мне работа нашлась. Рубить сучья и ветки на тех стволах, которые Василий посчитал подходящими для постройки плота. В общем, усилиями Полупуда и с моей скромной помощью, к обеду плот был готов. Далеко не шедевр изящества, зато на плаву держался. Правда, в полузатопленном положении, но мы непривередливые. Ну, а слиткам свинца, если мне не изменяют знания по химии, небольшая купель тем более не повредит. В грудь бить себя не буду, но, кажется, этот металл воды не боится и не подвержен «ржавчине». Из него еще римляне трубопроводы строили. За что и поплатились… Если археологи не врут, поскольку ржаветь свинец не ржавеет, а в водичку потихоньку добавляется. И отравляет ее. Медленно, но неотвратимо. Впрочем, может, и «утка». Чего только журналисты ни придумают ради тиража…

Поиски подходящего места и обустройство тайника заняли еще несколько часов. Так что переправку части слитков пришлось отложить на утро. Но и того, что мы перевезли в тайник за четыре ходки, оказалось достаточно, чтобы борта байдака приподнялись над водой на добрую пядь. Чем очень сильно обрадовали казака. У него даже аппетит прорезался. Уничтожал припасы разбойников со скоростью степного пожара и с такими же результатами. Подчистую…

– Василий, ты разве не знаешь, что живот добра не помнит? Сколько ни корми, а наутро он снова есть просит…

– Чего? – Полупуд недоуменно посмотрел на меня, потом на полупустой мешок с провизией и сконфуженно хмыкнул:

– М-да, что-то я разошелся… Надо было раньше остановить. Нам еще пару дней кормиться.

Вместо ответа я показал ему шрам на переносице.

– Не понял?

– Это я в детстве хотел у соседского пса кость отобрать.

Казак коротко хохотнул.

– Уел… умник. Ладно, ложись спать. Посторожу, раз такое дело. На рассвете подниму, сменишь меня.

– Может, наоборот? Ты сильнее устал и от сытости на сон потянет. К тому же я все эти дни прохлаждался, а ты – байдак догонял. С разбойниками сражался. Да и сейчас, не в пример мне, трудился. Я с ног свалюсь – ты и не заметишь, а если сам силу растеряешь – оба пропадем.

Полупуд не стал спорить. Кивнул, прилег на бок и тут же размеренно засопел. Железные нервы у человека. Аж завидно. А вот мне не спится. То ли устал, то ли от избытка эмоций. В целом хорошо – я же на посту. Но неспокойно на душе. Все время кажется, что вот прямо сейчас, сию секунду что-то случится.

Поерзав какое-то время на скамье, я поднялся и осторожно, чтобы не побеспокоить Полупуда, пошел на нос судна.

Судно… Я даже ухмыльнулся высокомерно. Чуть больше двух метров в ширину и примерно двадцать шагов в длину. Как трамвайный ва-гон.

Но меня не размеры его интересовали сейчас, а один, примеченный еще раньше небольшой сундук. Точнее – его содержимое. Поскольку в нем хранились пистоли. Разного типа и вида. Лично мне приглянулась одна пара. Они лежали в отдельном ящичке и казались самыми элегантными из всех этих мини-мортир.

Василий почему-то отнесся к ним пренебрежительно. Посмотрел, хмыкнул, сказал: «Баловство», – и потерял всяческий интерес. Тогда как мушкетами был очень доволен. Долго выбирал, примерялся, потом сразу опробовал, сбив с сосны шишку, и после этого уже расставался с ним, только когда в воду лез.

А как по мне, то надо быть мастером по тяжелой атлетике или кузнецом, чтобы стрелять из этих «янычарок», удерживая ствол на весу. Да и то отдачей с ног сшибет. Пробовал, знаю… Дураков нет. Зато понравившиеся мне пистоли были и достаточно легкими, чтобы рука не дрожала, и в то же время выглядели весьма внушительно. В калибрах не разбираюсь, но мизинец в дуло влезал. Да и пульки, в специальном замшевом мешочке, к ним прилагались тоже серьезные. Каждая как лесной орех. Рукоять удобная, сама в ладонь ложилась. И вообще, из всех этих смертоубийственных изделий они казались самыми совершенными, что ли. И технически ближе к моему веку.

Так что я выбрал именно их. Почистил, зарядил и сунул за пояс. Мимолетно подумав, что если бы вот в таком виде – сабля на боку, пистоли за поясом – вышел на сцену, то произвел бы настоящий фурор в институте. Вот только после здешней жизни – прошлая с каждым днем казалась мне все менее реальной. Будто я не попал из третьего тысячелетия в Дикое Поле шестнадцатого века, а всегда жил именно здесь – а будущее мне просто приснилось. Настолько нереальным и пресным оно казалось отсюда…

Не знаю, пистоли мне придали уверенности и позволили расслабиться, или усталость свое взяла, но я каким-то образом умудрился задремать. А как иначе объяснить, что сморгнув очередной раз, вместо неба я увидел темную фигуру и учуял смрадное дыхание.

Надо заметить, что уровень здешней стоматологии пребывает на уровне прикладной хирургии. В том смысле, что зуб считается либо здоровым, либо подлежащим удалению. Так что запашок изо рта у всех без исключения еще тот. Просто некоторые, вместо «орбит», освежают дыхание жевательным табаком, чесноком, луком или ополаскивая полость рта горелкой.

Если б не это, я, может, и не отреагировал бы так быстро, приняв тень за сновидение, но призраки не пахнут. Тем более чесноком. А еще не замахиваются саблей. Блеск стали в лунном свете окончательно вывел меня из ступора, и поскольку я все еще любовно поглаживал рукоять пистоля, то он и оказался у меня в руке.

Бабах!

Тень охнула, сложилась пополам и рухнула на днище байдака, лязгнув выпущенной саблей. Открывая обзор.

Как оказалось, она здесь была не одна. А в компании еще как минимум троих. И я, недолго раздумывая, выстрелил второй раз, целясь в них всех сразу.

Кого-то наверняка задел, поскольку вопль боли повторился, а дальше в моем участии нужды не было. Полупуд проснулся.

Даже не поднимаясь, он сбил с ног одного из нападавших подсечкой, второго уложил – дернув за ноги, и тут же навалился на них сверху. Кулак взметнулся вверх и упал дважды. Потом запорожец поднялся и оглядел место схватки. Одного из тех, что я подстрелил, чиркнул ножом по горлу и выбросил за борт, возле второго присел в раздумье.

– Вот всем ты хорош, Петрусь, – проворчал недовольно. – Но надо ж соображать… Куда спешил? Могли четверых гребцов заполучить, а благодаря твоей меткости, только двое останутся.

– Я смогу грести! – вскричал раненый разбойник. – Не убивай, Василий. Если не на веслах, то на кормиле пригожусь, типун мне на язык. Промеж нас вражда давняя, но крови нет… Господом Богом клянусь!

* * *

– Типун? – только сейчас узнал я в раненом разбойнике кормчего по неизменной присказке.

– Надо было не слушать Ворона и прибить тебя раньше, паныч… – пробормотал тот, потирая бок. Потом сунул руку за пазуху и вытащил оттуда туго набитый кошель. – О, а говорят – не в деньгах счастье, типун мне на язык. Не было б денег, поймал бы пулю животом. Эх, носил волк овец, понесли и волка… такая наша доля казацкая.

Охнул и согнулся от удара Полупуда.