Моя тюрчанка

6.Визит к психиатру

Назавтра мне надо было посетить психиатра. Получить новую партию таблеток – а заодно потрясти его, как грушевое дерево, на предмет признания меня дееспособным. Ширин поехала со мной за компанию.

В диспансере мы встали в хвост длинной очереди. Весь холл был забит согнутыми в три погибели дедами и сухими, как валеная вобла, старушками в клетчатых платках. Мы слышали со всех сторон глухое ворчание. Долетали отдельные обрывки фраз: «нерусская», «азиатка», «понаехали тут», «соблазнила русского парня». Я уловил: стариков раздражали мы с Ширин – славянин и тюрчанка, держащиеся за руки. Насколько мы были счастливее глупого старичья, у которого во всем и всегда виноваты иноверцы и инородцы!.. Пусть я частично недееспособен, а Ширин – покинувшая родину беглянка. Все равно!.. Мы только крепче сплетали наши пальцы и надеялись на лучшее.

Наконец и до нас дошла очередь переступить высокий порог кабинета. Сидевший к нам спиной мозгоправ крутанулся в своем кресле – чтобы, по своей привычке, состроить мне презрительную гримасу. Но он увидел Ширин – и переключился на нее. Он рассматривал мою любимую с некрасивым любопытством. И, казалось, в собаку превратился бы – дабы обнюхать мою девочку со всех сторон.

– Извините… – начал я, отважившись сразу приступить к главному. – Я хочу восстановить свою юридическую дееспособность… Что мне для этого нужно сделать?..

– Ты?.. Дееспособность?.. – доктор расхохотался, продемонстрировав крупные, прямо-таки лошадиные, зубы. А вдоволь насмеявшись – показал толстым пальцем на Ширин: – Что за восточная краля с тобой?..

– Это моя… невеста… – чувствуя, как лицо наливается краской, не очень внятно ответил я.

– Что ж, – здоровяк-доктор удобно развалился в кресле, как бы расплылся медузой. – Комиссия, которая займется вопросом от твоей дееспособности – несомненно, учтет вашу романтическую связь…

Психиатр распечатал мне на принтере пошаговую инструкцию по возвращению статуса «полноценного» гражданина. Я пробежал листок глазами: я должен был собрать кучу медицинских справок плюс меня ждал сеанс с клиническим психологом. И мне надо будет доказать комиссии, что я без проблем обслуживаю себя в быту и хожу на работу.

В первую минуту я сник. До сих пор я прозябал почти как хикикомори. А теперь от меня требуется резко поменять образ жизни. Это болезненно – как оторвать от затянувшейся раны присохшие бинты. Мне предстоит устроиться на работу – а значит, и общаться с немалым числом людей. Но – ради нашей с Ширин любви – я готов был перешагнуть через свою социофобию.

Психиатр не забыл выдать мне три коробочки с лекарствами: с нейролептиком, антидепрессантом и снотворным. Мы с моей девочкой уже выходили из кабинета, когда доктор громогласно бросил нам вслед:

– А все-таки, не видать тебе дееспособности, как ослу своих ушей.

Это прозвучало будто проклятие.

7.Рыба на крючке

Мы с Ширин – как бы поменялись местами. Пришел мой черед зависать за компьютером – просматривая вакансии. Но моя девочка была деятельнее меня. Пока я торчал перед монитором – она подметала, скребла и мыла в каждом уголке квартиры. Ходила в магазин. Денег у нас было в обрез – но и из самых дешевых продуктов моя милая готовила такие вкусные блюда, что пальчики оближешь. О том, как продвигаются мои поиски работы – любимая деликатно не спрашивала.

Дела, вроде бы, потихоньку поправлялись. Но две вещи выбивали у меня почву из-под ног. Первая – отсутствие улыбки на лице у Ширин. Она мне всего раз и улыбнулась – в тот памятный день, когда мы впервые заключили друг друга в жаркие объятия. Но мне важно было, чтобы она поддержала меня улыбкой и теперь, когда я ищу работу, борюсь за свою дееспособность. Ведь я делаю это, в конце концов, для того, чтобы обеспечить нам обоим спокойную жизнь.

Второй вещью был мой мозг, превращенный – возможно, от нейролептика – в полужидкий студень. Я не мог сосредоточиться на поставленной задаче. Бессмысленно, не читая, я пролистывал интернет-вакансии. Курьер, разносчик пиццы, сторож, оператор колл-центра… В голове моей нещадно гудело. Я то и дело отвлекался от поиска работы на тетрис, оправдывая себя тем, что мне надо немного расслабиться.

Впрочем, я позвонил по некоторым зацепившим меня объявлениям. Два раза меня даже пригласили на интервью – но в обоих случаях я с треском провалился, что бы не сказать «крупно обделался». Проблема была не столько в задирающих нос потенциальных нанимателях – сколько во мне самом, круглом дураке. Менеджеры по подбору персонала печенкой чуяли: я боюсь и в самом деле быть принятым на работу – хотя и запрятал этот страх в самые недоступные закоулки души. Да – я боялся ломать привычный образ жизни. Боялся, что ежедневно, по восемь или девять часов, мне придется находиться рядом с другими людьми, которые – как рисовало мне нездоровое воображение – обязательно будут шептаться насчет меня и плевать мне в спину.

Но без хвастовства скажу: я не сдался.

Я стал совершать короткие прогулки – один, без Ширин. Чтобы привыкнуть: вокруг меня океаном шумит толпа, но ничего ужасного не происходит. С каждым разом мои прогулки становились длиннее – я все меньше опасался незнакомых людей. Не спросив мозгоправа, я по собственному почину перестал пить таблетки. Полные «колес» коробочки – так и остались белеть на кухонном столе. Через пару недель наступило просветление: я больше не чувствовал, что под моей черепной костью – вместо мозга желе. Мысли постепенно пришли в порядок. И только тогда я решился снова звонить по объявлениям о работе.

На сей раз мне быстро повезло. Я смотался на два собеседования – а третье закончилось моим трудоустройством. Меня взяли курьером. Не самая лучшая работенка – при моих-то фобиях. Целый день кататься общественным транспортом, дышать одним воздухом с незнакомыми людьми – все это было для меня непросто, как сражаться с Медузой Горгоной. Но я твердил себе: я делаю это ради Ширин, ради нашей любви. Я сравнивал себя с циркачом, ступившим на битое стекло или раскаленные угли. Он должен не опозориться и неторопливым шагом дойти до финиша.

Освоившись на работе и получив свой первый аванс, я бросился в поликлинику сдавать анализы. Я обошел всех врачей, которые были перечислены в выданной мне психиатром инструкции. Если б не Ширин – я бы, возможно, бросил это муторное дело на полпути. Но моя звездочка – пусть и совсем не улыбалась – добавляла мне сил уже тем, что была рядом со мной. Свое утро я начинал с того, что крепко целовал свою красавицу. И я заранее знал: поздним вечером – когда я приползу с работы – мы вкусно поужинаем, затем сойдемся в жаркой любовной битве, а потом, в обнимку, сладко уснем.

Помню: за окном падал снег вперемежку с желтыми и алыми листьями. В тот день я – наконец – отважился позвонить психиатру по поводу созыва комиссии, которая признает меня дееспособным. Доктор расхохотался в трубку. Мне живо представились его лошадиные зубы. Все еще давясь противным смехом, мозгоправ дал мне характеристику.

– А ты упорный малый – как муравей!.. – И продолжил: – Тебе предстоит последнее из предварительных испытаний: беседа с медицинским психологом. Если выйдешь из кабинета, не расплакавшись – считай, что ты почти победил. Назначаю твое свидание с психологом на четверг, на два часа.

На четверг я отпросился с работы. Мы с Ширин поехали в диспансер. Моя милая была «группой поддержки» в одно лицо. Впрочем, я не то что б чересчур волновался. Я думал: визит к психологу – чистая формальность. Главное – я собрал в поликлинике все листки с подписями и печатями. Как у нас в Расее говорят еще с дедовских времен: «Без бумажки – ты букашка. А с бумажкой – человек».

Но когда, оставив Ширин в коридоре, я открыл тяжелую дверь в кабинет психолога – моя самурайская смелость вмиг испарилась без следа. В глубине кабинета сидел тощий, как вытянутая змея, человек. Это и был медицинский психолог. Глаза его тоже напоминали змеиные. Одним косым небрежным взглядом – он точно загипнотизировал меня. Подцепил, как рыбу на крючок.

Психолог указал мне на кресло. Я покорно сел. Заранее припасенные слова и фразы превратились в моем мозгу в винегрет. У меня тряслись руки. Я молча таращился на психолога. А он начал:

– Итак, вы тот самый больной юноша, который надеется восстановить свою юридическую дееспособность и жениться на нерусской девушке?..

– А о том, как люди, общество посмотрят на ваш – эм… – брак, вы, конечно, не подумали?.. – елейно улыбнулся психолог.

Я хмыкнул что-то в ответ, что должно было обозначать: а какое обществу дело, на ком я женюсь?..

– Ох, вы еще совсем-совсем инфантильный подросток, – с театральной грустью покачал головой психолог.

А дальше он пустился плести невообразимую словесную паутину. Он доказывал мне: всему свету известно, что союз славянина и тюрчанки не может стоять на любви. Одной из сторон – непременно движет корысть.

– Будь вы олигархом – и разговор был бы другой, – «растекался мыслию по древу» психолог. – Никто бы не возражал, что вы катаете на личной яхте целый букет содержанок: азиаток, мулаток, европеек и прочих. Но вы ведь нищий!.. У вас ничего нет, кроме квартиры!.. Вот тюркская пронырливая девица и позарилась на вашу жилплощадь…

Я что-то мямлил, пытаясь спорить. Но ловкий иезуит-психолог сбивал меня с толку, как сам дьявол. И все сводил к одному: мол, ты, приятель – наивный дурачок, попавшийся в сети хитрой смазливой бестии.

– Идеальный вариант для вашей нерусской барышни: упечь вас в интернет для душевнобольных, –

давил на меня психолог. – А сама она королевой останется в ваших хоромах – и будет приводить туда по двадцать любовников в день.

Гадкие слова психолога резали меня, как осколком стекла. Все, что говорил о Ширин вертлявый иезуит – было ложью, чудовищной ложью. Но я оказался настолько слабым, что не мог защитить честь любимой девушки. Я не выдержал – и заплакал. А треклятый мучитель забил мне в гроб последний гвоздь:

– Выводы сделайте сами. Вы не способны просчитывать последствия собственных поступков. Ваша психика деформирована. О том, чтобы признать вас дееспособным, не может быть и речи. Незачем собирать комиссию…

Захлебываясь слезами, я выбежал в коридор. Ширин поднялась мне навстречу. Мне не пришлось ничего объяснять моей девочке. Мы просто обнялись – и заплакали вместе. С разбитыми сердцами, морально опустошенные –покинули негостеприимный диспансер. Сели в как раз подошедший автобус – и поехали домой. Когда автобус сделал остановку возле торгово-развлекательного центра – я неожиданно предложил:

– Сойдем?..

Я думал: в знакомых стенах квартиры наша тоска вырастет снежным комом. Мы расцарапаем ногтями щеки и будем плакать, плакать. Волчком вертеться, как бесноватые монахини. Прежде чем направиться домой – нам нужно хотя бы немного развеяться.

– Сойдем, – тихо согласилась Ширин.

Мы высадились из автобуса. Перейдя дорогу, ступили за стеклянные вращающиеся двери ТРЦ и слились с веселой разношерстной толпой.

В ресторанном дворике мы выбрали неприметный столик в углу. Заказали у официанта две порции картофеля фри, луковые кольца и вместительное картонное ведро, заполненное жареными куриными крылышками в хрустящей панировке. Голодными собачатами мы набросились на еду. И не успокоились, пока дочиста все не умяли. Мы, видимо, пытались «заесть» обрушившееся на нас горе. Обильную трапезу – запили здоровенными стаканами безалкогольного пива.

Встав из-за стола, мы пустились шарить по ТРЦ. Заходили в павильоны, где продавались смартфоны, часы, сувениры, праздничная одежда. Примеряли обувь элитных брендов, которая была нам явно не по карману. Долго стояли перед огромным аквариумом, любуясь на снующих туда-сюда золотых рыбешек. Мы тянули время – лишь бы не ехать домой.

Дело было к ночи, когда мы все-таки вернулись усталыми птицами в свое «гнездо». Каким тусклым показался мне свет лампочки в прихожей!.. Едва мы сняли верхнюю одежду, Ширин прильнула ко мне котенком. Наши губы слились в долгом жгучем поцелуе. Похоже, женский инстинкт подсказал мое девочки: утопить печаль возможно только в море нежности и страсти. Мы не заметили, как переместились в спальню. Там мы проворно обнажились и упали на постель. Снова под нами скрипела и чуть ли не разваливалась старенькая кровать. Мы занимались любовь до умопомрачения – пока не уснули, не разомкнув объятий, на скомканной простыне.

Мы даже не сделали попытки поговорить о взявших нас в кольцо проблемах.

8.Слон в комнате

Так мы с Ширин и зажили – избегая разговоров о скором мрачном будущем. Как две катящиеся по небосклону звезды, которые знают: падения не предотвратить. Срок действия визы Ширин быстро истечет. И тогда мою милую отправят на родину в Западный Туркестан – к жадным родителям и сутулому старику-ишану. А я останусь в Расее в качестве сумасшедшего. И до гроба буду вспоминать золотые деньки своего короткого счастья с Ширин.

Я бросил свою курьерскую работу. А Ширин не предпринимала новых попыток трудоустройства. Зачем?.. Наша воля была сломлена. Мы были точь-в-точь арестанты, которых под надзором полиции выпустили погулять перед казнью. Не экономя, мы расходовали мою инвалидскую пенсию. Заказывали на дом пиццу и роллы, соленый и карамельный попкорн. Объедаясь всеми этими вкусностями – торчали перед ноутбуком, крутя сериал за сериалом.