Моя тюрчанка

Иногда выбирались погулять в наш любимый лесопарк. Деревья стояли, красиво обсыпанные первым снегом, как сахарной пудрой. Взявшись за руки, мы бродили по едва заметным тропинкам. Не обменивались почти ни словом. Потому что и без долгих речей было понятно: жизнь загнала нас в тупик. Тут хоть президенту письмо пиши, хоть деду Морозу.

Кому интересны страдания маленького человека?.. Пусть бы мы даже умерли – «широкая общественность» обратила бы на это меньше внимания, чем на то, как кто-нибудь прихлопнул шлепанцем таракана. Я мучился, думая: мы все-таки должны на что-то решиться. В самой дрянной ситуации возможно выработать достойную линию поведения.

Ответ нашла Ширин. На кухонном столе были свалены непочатые коробочки с моими лекарствами. (Я не принимал волшебные пилюльки уже не одну неделю). Однажды утром, когда мы пили кофе с лимонными вафлями, моя девочка взяла пачку снотворного и потрясла:

– Вот. Наше избавление.

– Избавление?.. – изумился я. Я не понял, куда клонит моя милая.

– В каждой коробочке снотворного по двадцать восемь таблеток, – быстро-быстро заговорила Ширин. Лицо ее горело, а руки дрожали. – От одной таблетки – сладко поспишь восемь часов. А если за раз каждый из нас проглотит двадцать восемь таблеток?.. Тогда?.. Ты понимаешь?..

– Тогда… мы имеем шанс не проснуться?.. – наконец догадался я.

– Именно, – сказала Ширин.

На миг меня охватила паника, как будто травиться мы собирались прямо сейчас. Загнанным зверем я бессмысленно глянул вокруг. Боже ты мой!.. Любимая предлагает совместное самоубийство!.. И что хуже всего: у меня нет плана лучше.

– Но ведь ты… я… мы такие молодые… – попытался я возразить.

– А что меняет возраст?.. – спросила моя милая. – Меня рано или поздно сцапает миграционная полиция. Ты состаришься без меня. Через сорок лет – будешь лысым, немощным и беззубым; а еще – до безумия одиноким. Льющим слезы при воспоминании о тех днях, которые провел со мной. А я задолго до того зачахну в гареме жирного ишана… Так не лучше ли обмануть судьбу – умереть молодыми. Раньше, чем люди обстоятельства нас разлучат?..

Потрясенный, я на целую минуту застыл соляным столбом. А что я мог сказать?.. Действительно: мы в незавидном положении. Будто птицы с перебитыми крыльями на дне ущелья. Мою любимую – депортируют. Либо – чтобы спастись от принудительной отправки на родину – моя отчаянная девочка себя убьет. В любом случае – я останусь один. А я не могу быть один: я отвык жить без Ширин. За два с хвостиком месяца она стала для меня луной и солнцем. Я не готов к тому, что луна и солнце закатятся.

Я, наконец, прохрипел:

– Ты во всем права, моя милая, ты во всем права… Но дай нам последний шанс!.. Твоя виза действует до середины февраля. А пока на дворе ноябрь. Попробуй – поищи работу с заключением трудового договора, через которую продлишь визу. Еще и деньги какие-никакие будешь получать. А там – сообразим что-нибудь с моей дееспособностью и твоим гражданством…

Моя девочка подумала немного. И кивнула:

– Хорошо. Я все сделаю для того, чтобы мы остались живы. Но если мы окажемся хроническими неудачниками, и дело дойдет-таки до самоубийства – тогда, смотри, не струсь.

– Обещаю, – сказал я.

Поразительным образом, разговор нас облегчил. Хотя говорили мы о нерадостных вещах – с плеч точно рухнула глыба. Мир вдруг стал простым, как чередование белого и черного. Как детсадовская игра: угадай, в каком кулачке зажата конфета. Не надо ни о чем думать: Ширин устраивается на работу и продлевает визу – либо мы оба умрем. Не самое выгодное пари с насмешливым роком – но я свято уверовал, что нам не выпадет «умри». Кулачок, на который мы укажем, разожмется – и мы получим вожделенную карамельку.

Но и мысль о смерти не казалось такой уж страшной. Что хуже: смерть или видеть запредельную тоску на лице любимой девушки?.. Смерть – или полные жгучей печали вздохи твоей милой по ночам?.. Я думал, я уверен был: мне хватит запала вместе с Ширин покончить с собой.

Вдохновленные, я и моя девочка завели новый жизненный распорядок. Клянусь: мы оба надеялись на успех, на то, что не докатимся до суицида. Совсем молодые – мы испытывали естественное отвращение к смерти. Мы перестали транжирить мою пенсию на фаст-фуд. И даже рассчитывали отложить немного денег на будущее, за которое боролись.

С утра пили молочный кофе, иногда с печеньем, и тихонько разговаривали. Оба по природе молчуны – мы теперь испытывали потребность делиться друг с другом мыслями и чувствами. После кофе Ширин садилась за ноутбук и открывала сайт с вакансиями. Я старался не мешать ей; торчал в другой комнате или на кухне. Моя милая перебирала объявления о работе точно бисер. По подходящим – звонила. Через стенку я слышал звонкий, как родник, голосок моей возлюбленной.

Просидев перед монитором три или четыре часа, моя девочка шла на кухню стряпать обед. Пока исходящее паром овощное варево кипело и булькало на плите, мы успевали выпить по кружке ароматного чаю и чуток поговорить. Бывало, в шутку считали падающие за окном пушистые снежинки. Мы дарили один другому особую нежность и теплоту. Кроме нас самих – в безбрежном мире у нас не было никого. Мы были, как жмущиеся друг к другу два выброшенных на улицу котенка.

После обеда – гуляли. Целый час бродили по лесопарку. Лесопарк был раскрашен в два цвета: в белый цвет снега – и в черный цвет кривых древесных стволов. А над нашими головами – широко раскидывалось серое небо. Мы резвились на легком морозце, как две газели – оставив дома все дела и заботы. Играли в снежки. А иногда, держась за руки, просто петляли по лесопарковым тропинкам и вслух мечтали.

Ширин вот-вот найдет работу с официальным оформлением. А там и я устрою куда-нибудь курьером. (У меня-то – расейского гражданина – не возникнет таких проблем с поиском работы, как у милой). Оба будем усердно трудиться за свою копейку. А в выходные ездить в зоопарк, музеи, планетарий. Либо дома, укутавшись в плед, под хруст чипсов смотреть какой-нибудь мелодраматический сериал.

Мне было девятнадцать, а моей девочке – всего восемнадцать лет. Казалось: впереди – долгая жизнь. Такая долгая, что дорога, будто бы, никогда не оборвется. Ни я, ни любимая – как бы следуя негласному табу – ничего не говорили о роковой дате, которую наметили. Запланированный нами суицид – был точно огромный слон в комнате, которого мы аккуратно обходили.

Я посещал мозгоправа. Ширин меня не сопровождала: я не хотел, чтобы вредный психиатр ее видел. Но все равно, выписывая мне таблетки, чертов доктор с лошадиными зубами острил насчет «азиаточки», которая со мной живет. Издевательски спрашивал, чем кончилась моя попытка вернуть себе статус дееспособного. Как будто ничего не знал о моем провале!.. И не менее издевательски меня «наставлял»:

– Смирись: ты ненормальный. Боженька тебя обделил. Но милосердное государство платит тебе пенсию. Так можешь не работать – а ты и не годишься ни на какую работу, даже фантики от конфет подбирать. А если приспичило жениться – найди себе нормальную бабу. Грудастую славяночку с собственной квартирой. В твоей бы хате жили, хату супруги – сдавали. Тоже капала бы денежка.

Я ничего не отвечал психиатру – но внутри у меня все так и клокотало. Выданные таблетки я увозил с собой. Они пополняли кучу коробочек на кухонном столе. Я так и не возобновил прием лекарств.

Рождество – главный официальный расейский праздник – мы с Ширин не отмечали, потому что оба были весьма далеки от религии. Но, по случаю скидок в супермаркете, купили двадцать пятого декабря торт «Змеиное молоко», шипучий лимонад и колбасную нарезку.

Скоро пожалует дедушка-январь, а моя милая так и не нашла работу. Мы начинали нервничать. Моя девочка часто плакала по ночам. А я не в силах был ее утешить. Грозным напоминанием о запланированном самоубийстве служили нераспечатанные пачки снотворного на кухонном столе. У нас предостаточно «колес», чтобы попытаться уснуть навсегда.

Ширин искала работу по разным вакансиям: официантки, технички, гардеробщицы, продавщицы. Две трети объявлений приходилось отсеивать сразу: там значилось, что потенциальный работодатель ищет «коренных расеян», «лиц славянской внешности» и т.д. На нас так и веяли ветры не столь отдаленных времен, когда немецкие булочники и аптекари вывешивали на своих дверях: «Евреям и собакам вход воспрещен».

Моя милая упорно звонила по остальным – не расистским – объявлениям. Но и на этой полянке не было ягод. Мою девочку готовы были взять на работу, поставить в смену хоть на завтра. Но на вопрос о трудовом договоре, о продлении визы металлическим голосом отвечали: «Нет. Мы не оформляем сотрудников. Еще нам не хватало платить налог на работника-иностранца». Да и насчет зарплаты высказывались как-то мутно. Закрадывалось подозрение: месяц ты будешь горбатиться – а потом тебя выкинут за шкирку, не заплатив и ржавого медяка.

Редко-редко паззл, вроде бы, складывался – и Ширин удавалось согласовать интервью. Но все собеседования, на которых побывала моя любимая – закончились буквально ничем. Потенциальный работодатель просто не перезванивал моей милой. А если моя девочка звонила сама – блеял что-то нечленораздельное.

– Я ищу работу как-то неправильно, – сказала мне Ширин вскоре после рождества.

Моя луна была права: раз нам до сих пор не повезло, значит мы делаем что-то не так. Находят же работу другие мигранты!.. И невозможно поверить, что все «не расеяне» и «не славяне», которых мы каждый день видим на улицы, были нелегалами, работающими без трудового договора. Мы должны разобраться, что к чему – и что-то изобрести.

9.Крокодил и черепаха

За ответами мы полезли во всезнающий интернет. Вбили в поисковике запрос: «Как найти работу мигранту?». Глобальная паутина выдала нам море информации, в котором сложно было сориентироваться.

Много было историй мигрантов. На форумах, в блогах – люди писали о том, как живут по десять человек в прокуренной комнате; как деньгами и сигаретами откупаются от полиции, чтобы не быть депортированными. Новостные ленты сообщали о «нерусских», убитых или изувеченных ультраправыми отморозками-бонхедами. О пытках, которым «не граждане» подвергались в полицейских участках. У нас аж волосы вставали дыбом и громче стучали сердца.

По всему выходило: что более, чем у половины мигрантов визы давно просрочены. Не зря гастарбайтеры прячутся от полицаев. Ежегодно власти депортируют сотни и тысячи нелегалов. А часто полисмены поступают не по букве закона, а на собственный лад: отбирают у гастарбайтера деньги и документы, чуть ли не раздевают беднягу до трусов – и просто вышвыривают вон из участка. Бывало еще, что нелегалы умирали от полицейских побоев. Трупы потом находили на помойках. Впрочем, другие мигранты с просроченными визами – ловкие, как лисы – находили с вневедомственной охраной общий язык. Платя блюстителям порядка ежемесячную «дань» – покупали себе зыбкое право жить и работать в Расее.

Но нас с Ширин интересовали сейчас те сорок пять процентов мигрантов, у кого не было проблем с визой. Такие приезжали по официальному приглашению от какой-нибудь компании или фирмы. А некоторым помогли кадровые агентства. С немалым изумлением мы узнали: в расейской столице действуют три дюжины кадровых агентств, специализирующихся на трудоустройстве мигрантов. За неделю, или, может быть, за две, а если повезет – то и за день, мигрант получает место у «белого» работодателя, который сразу же подает заявление на продление визы своего иностранного работника.

С баннеров кадровых агентств – на нас глядели счастливые охранники в черной униформе, сияющие жемчужными зубами продавщицы, строители в робах, технички со швабрами. Словом: люди, довольные своей работой. Мы переглянулись: вот наша спасительная соломинка!.. Надо топать прямиком в кадровое агентство. Там подберут работу для моей милой.

Нам с Ширин оставалось выбрать одно из более, чем трех десятков, агентств. Мы долго не мудрили. Самым привлекательным нам показался сайт компании «Мансуров и партнеры». На сайте были размещены обширные статьи на тему миграционной политики, новости о последних изменениях в законодательстве. Много было фотографий директора агентства – Бахрома Мансурова – на которых этот солидный господин раскланивался с важными дядьками, вплоть до министров, или перерезал красную ленточку на торжественных мероприятиях. Специальный раздел на сайте был посвящен благотворительным проектам «Мансурова и партнеров». Компания опекала дельфина и белого медведя в зоорпарке. Снабжала бесплатным молоком детей из семей мигрантов. Устраивала концерты эстрадных звезд не последней величины – а деньги, вырученные на продаже билетов, передавала на лечение пострадавших от бонхедов «не славян».

Единственной ложкой дегтя было то, что цены у «Мансурова и партнеров» были выше, чем у конкурентов. Но казалось: как-то неловко и стыдно заплатить такой надежной фирме мало. Мы легко уверовали, что «Мансуров и партнеры» свесят веревочную лестницу, по которой мы вылезем из пропасти. Пусть один раз мы отсыплем приличную сумму – зато у Ширин будет официальная работа. И мою девочку не засунут в пропыленный, набитый нелегалами вагон – не депортируют на родину.

Мне как раз капнула на карточку пенсия. Надо было потратить деньги на благое дело. Не теряя времени, мы позвонили «Мансурову и партнерам», записались на прием и поехали в агентство.

Железная дверь с торца многоквартирного дома, с которой кое-где облупилась зеленая краска,

отделяла офис компании от остального мира. Вывески не было. Это показалось мне странным. Я думал: у процветающей компании должна быть роскошная – разве что не бриллиантами украшенная – вывеска. Да и офису следовало располагаться не на первом этаже «панельки», а в каком-нибудь элитном бизнес-центре со стеклянными стенами и с живыми финиковыми пальмами в вазонах.

Мы нажали кнопку вызова на домофоне. Домофон в ответ как бы зашипел. Хриплый голос спросил нас:

– К кому?

– Мы к Бахрому Исламовичу записаны, – срывающимся от волнения голосом ответил я.

У нас с Ширин сердца трепетали, как пойманные в силок две певчих птички. Любимая оперлась о меня. Я видел, как дрожат ее губы. К офису «Мансурова и партнеров» – нас привела точно сама судьба. На дворе – самый конец декабря. Найдет ли агентство до февраля работу для Ширин. Времени, вроде бы, не так уж и мало. Но если не найдет – у нас не останется выбора. Приняв по верблюжьей дозе усыпляющих таблеток – закроем глаза навсегда. Некому будет над нами и всплакнуть.