– Меня не интересует, хочешь ты этого или нет. Ты обязана со мной поговорить.
– Лори, я тогда пойду? – спрашивает Тез.
– …да, иди.
– Залезай в машину.
Я захлопываю дверцу папиной машины, здесь пахнет отвратительным одеколоном, я открываю стекло.
– Ну что, поехали.
– Куда поехали?
– Скоро узнаешь.
– Нет! Либо ты говоришь, куда мы едем, либо я вылезаю из машины!
– Наберись терпения, Глория, я же тебя не на скотобойню везу.
Папа нажимает на газ, мы прилично отъезжаем от школы. Я смотрю на дорогу и пытаюсь понять, куда мы едем.
– Как дела в школе?
Я молчу.
– Глория?..
Снова делаю вид, что не замечаю его.
– Слушай, что бы ни происходило в нашей семье, я остаюсь твоим отцом, а ты моей – дочерью!
– В школе дела отлично. Я каждый раз вижу твою любовницу и представляю, как вы кувыркаетесь с ней в постели втайне от мамы. А у тебя как дела? – выпаливаю я.
– Ну, зачем ты так?
– Я повторяю, ты мне противен! И я жду не дождусь, когда вы разведетесь с мамой и я больше, надеюсь, тебя никогда не увижу!
– Да уж, а я и не заметил, как ты быстро выросла.
– Меньше надо было проводить время с бабами, папуля.
Мы едем почти полчаса. Затем, когда я уже начинаю засыпать, машина останавливается.
Я еле-еле вылезаю. Мы находимся около какого-то огромного белого здания, я читаю табличку на нем.
– Клиника?..
– Да, пойдем.
– Зачем ты меня сюда привез?
– Пойдем, и ты сама все узнаешь.
Я следую за ним. Мы идем мимо больничного дворика, там куча пациентов. У них у всех пустые взгляды, они тихо ходят, не разговаривают. У каждого – огромные синяки под глазами и измотанный вид. Мне становится не по себе от увиденного.
Ненавижу больничный запах, он сразу мне напоминает историю с Ником. Когда мы с Мэттом были на волосок от смерти.
Мы заходим в кабинет. Он довольно просторный, с синим диваном в центре. Нас встречает высокий мужчина средних лет.
– Глория, познакомься, это доктор Рэйдан.
– Здравствуй, Глория.
– Здравствуйте, – выдавливаю я из себя.
– Присаживайтесь.
Мы усаживаемся на диван. Доктор берет в руки какие-то бумаги.
– Результаты анализов готовы, – он передает бумаги отцу.
– Какие еще анализы? – спрашиваю я папу, на одной из бумаг я вижу имя «Джоди». – …мама?
– У Джоди Макфин обнаружена третья стадия гиперстенической неврастении.
– И что это означает? – спрашивает папа.
– Это означает, что ей необходимо срочное лечение в нашем стационаре.
– …подождите, я ничего не понимаю. Какая еще неврастения? – в недоумении спрашиваю я.
– Глория, вы замечали у своей матери частые смены настроения? Апатию, чрезмерную раздражительность, сонливость? И она употребляет большое количество алкоголя?
– …да, но… буквально несколько недель назад она была абсолютно нормальной.
– Болезнь уже была внутри ее, и развод, а это огромный стресс, сыграл ключевую роль в развитии этой болезни.
Неужели мама действительно больна? Не могу в это поверить… я просто не могу в это поверить…
– И что будет, если это не вылечить? – спрашиваю я сквозь слезы.
– Больные третьей стадией делятся на две группы – одни из них кончают жизнь самоубийством, из-за безысходности. Другие просто-напросто сходят с ума.
Его слова меня повергают в шок. Я быстро встаю и выбегаю из кабинета.
Я открываю дверь на улицу, чтобы глотнуть воздуха, не пропитанного медикаментами. Внутри все так и свербит. Моя мама серьезно больна, и все это из-за отца, это он ее довел до такого состояния.
– Глория, – папа выбегает вслед за мной, – я понимаю, тебе сложно это принять, но я пытаюсь помочь…