Полуночный прилив

Все три фургона отчаянно скрипели и раскачивались. Возле каждого из них суетились обнаженные по пояс слуги из племени нереков. В отличие от Серены, им было жарко, голые спины блестели от пота. Большая часть нереков, впрягшись в толстенные канаты, волокла фургоны вверх, тогда как остальные шли сзади, переставляя тормозные колодки, чтобы в случае чего не дать повозке поползти вниз или, хуже того, опрокинуться.

В этих фургонах помимо прочих товаров ехало девяносто слитков металла – по тридцать в каждом. Разумеется, то не была знаменитая летерийская сталь, торговать которой за пределами королевства строжайше запрещалось. Но металл вполне качественный, должным образом закаленный и чистый, без примесей. Каждый слиток был такой же длины, как рука Серены, и вдвое толще.

На перевале всегда дышалось труднее, чем на равнинах. А тут еще этот обжигающий холод. Однако нереки, похоже, не ощущали ни холода, ни нехватки воздуха. От их потных спин валил пар. Идущим позади повозок было легче, зато каждый из них знал: если чурбан, выполняющий роль стопора, вдруг не выдержит и фургон начнет сползать вниз, ближайший нерек обязан броситься под колесо и остановить его своим телом.

И за все это Бурук Бледный платил им по два докария в день.

Серена Педак служила у Бурука аквитором – так называли тех, кто сопровождал летерийских посланников и торговые караваны в земли тисте эдур. Всего аквиторов было семь, что определялось последним соглашением между обоими народами. Без сопровождающего ни один купец не смел пересечь границу между Летерией и землями тисте эдур. Чтобы обзавестись аквитором, надо было изрядно раскошелиться. Бурук заполучил Серену, поскольку заплатил за нее больше, чем другие негоцианты. Нет, это вовсе не означает, что женщина стала собственностью торговца. Ее услуги ограничивались лишь сопровождением караванов, о чем хозяин в последнее время, похоже, стал все чаще забывать.

Она вот уже шесть лет работала на Бурука. И по условиям договора оставалось еще четыре года.

«Немало. Если только…»

Подъем заканчивался там, где тянулась кромка деревьев. Серена прикинула расстояние: еще шагов сто. По обеим сторонам петляющей туда-сюда дороги стояли невысокие ели и скособоченные, высотой по колено карликовые дубы. Она знала, что дубам, невзирая на их чахлый вид, несколько сот лет. Среди деревьев торчали замшелые валуны, давным-давно принесенные сюда горными ледниками. В затененных местах еще лежали островки снега, покрытые коркой наста. Ветры дули гораздо выше дороги; их порывы не касались ни еловых лап, ни кривых, лишенных листьев дубовых веток. Здесь ветры могли только бессильно завывать, что они и делали.

Громыхая и скрипя, мимо Серены прокатилась первая повозка. Закрепив колеса, разгоряченные нереки бросились помогать соплеменникам втаскивать остальные две. Женщина прибавила шагу и вскоре добралась до ровной площадки, где и остановился фургон.

Дверца открылась, и оттуда неуклюже выбрался Бурук Бледный. Можно было подумать, что за время поездки он отвык стоять на ногах и теперь расставил их пошире, дабы удержать равновесие. Морщась от студеного ветра, торговец спешно накинул капюшон и уставился на аквитора:

– Я просто обязан запечатлеть эту картину в самой глубине своего мозга. Разумеется, как и все прежние, досточтимая Серена. Ну надо же, какое величественное зрелище! Коричневый мех плаща, непередаваемая грациозность позы. Лицо хотя и обветренное, но все такое же прекрасное. Серена среди дикой природы. Вот так картина!

Подобные слова Серена слышала не впервые и ответила на них, как отвечала всегда, – равнодушным пожатием плеч.

– Эй, народец! – накинулся на нереков Бурук. – Кто там у вас за старшего? Слушайте мою команду. Привал будет здесь. Пора готовить пищу. Тащите дрова из третьей повозки. Я хочу, чтобы было тепло. Пошевеливайтесь!

Серена Педак скинула с плеч мешок и двинулась вперед. Бурук кричал что-то еще, но ветер относил его слова в противоположную сторону. Пройдя шагов тридцать, женщина достигла первого из древних священных мест, что находились на этом маршруте. Здесь тропа несколько расширялась, а скалы, наоборот, подходили почти вплотную и вставали отвесными стенами. По обеим сторонам от дороги из плоских камней были сложены… корабли. Длина их, скорее всего, равнялась длине настоящих судов. К носу и корме они сужались, и там высились башенки. На носу каждого из кораблей сохранились какие-то резные изображения. Скорее всего, это были лики Отца-Тени, но дожди и ветры сгладили их черты. Трудно сказать, как изначально выглядели эти святыни. В любом случае они давно уже утратили свое былое значение.

Только стены ущелья, окружавшего корабли, еще хранили часть древней силы: гладкие, черные, полупрозрачные, как дымчатый обсидиан. В глубине валунов что-то двигалось, словно это были окна, показывающие иной мир, загадочный и вечный, а потому совершенно равнодушный ко всему, что происходило вовне. Мир сей жил сам по себе, отгороженный от остальных непроницаемым пространством камня.

Серена уже не раз бывала в этом месте, и всегда обсидиановые стены противились ее желанию разглядеть смутные очертания движущихся фигур. Но женщину непреодолимо тянуло сюда, как будто в ее силах было разгадать древнюю загадку живого обсидиана.

Серена осторожно обошла каменную корму и остановилась возле одной из плит с восточной стороны. Сняв правую рукавицу, аквитор опустила ладонь на гладкий камень. Его тепло согревало застывшие пальцы, забирая ломоту из суставов. Целительные свойства камня Серена обнаружила случайно, когда впервые, любопытства ради, притронулась к нему. Это был ее секрет, о котором она никому не рассказывала.

Жизнь в здешних суровых краях вытягивала из тела все соки. Кости становились хрупкими, уродливыми и часто ныли. Каждый шаг по камням отзывался в спине болезненным эхом. Племена нереков, жившие тут до перехода под власть летерийской короны, верили, что они являются потомками женщины и змея и что змей до сих пор обитает внутри каждого из них. Просто он затаился в позвоночнике, а голову спрятал в центре мозга. Но горы, считали нереки, ненавидят змея и стремятся вытащить его наружу, чтобы вновь заставить ползать на брюхе и обвивать камни кольцами своего тела. Горы никак не желали оставить змея в покое, заставляя его извиваться, а вместе с ним сгибалась и спина человека.

Своих мертвецов нереки хоронили под плоскими камнями. По крайней мере, так было раньше. А потом королевский указ заставил их отринуть обычаи предков и принять новую веру, в Обители.

Нынче нереки оставляли тела сородичей там, где тех настигла смерть. Даже в брошенных хижинах. Серена до сих пор помнила ужасающую картину, которую увидела в долине, где находились нерекские селения. В любом из них четверть, а то и треть хижин стояли пустыми, превратившись в гробницы. Нереки умирали не только от старости и болезней. Еще сильнее их косили пришедшие из Летерии хмельные напитки, белый нектар и дурханг. Между хижинами бродили голодные и оборванные ребятишки, в большинстве своем – сироты. Их сопровождали стаи расплодившихся горных крыс. Крысы жировали на человеческих трупах, и потому никто не отваживался есть их мясо.

Войдя в состав Летерийского королевства, племена нереков оказались в яме, откуда им было уже не выбраться. Родные места превращались в громадные кладбища, а тех, кто отправлялся в летерийские города, ждали утрата корней, вечные долги и растворение в чужой жизни и чуждых обычаях. Однако нереки не заслуживали сочувствия. Да, законы летерийцев суровы, но они живут правильно, это путь цивилизации. Есть ли тому доказательства? Ну разумеется: Летерийское королевство процветает, тогда как прочие племена слабеют и вырождаются, прозябая в высокомерии и глупости.

Серена Педак забыла о колючем ветре. Тепло камня приятно обволакивало ее. Закрыв глаза, женщина приникла лбом к его гладкой поверхности.

«Кто же они такие, эти неясные силуэты? – думала Серена. – Действительно ли это предки хиротов? Если да, то почему не хотят показаться во всем своем величии и могуществе? И почему беспокойно бродят взад-вперед, как брошенные дети в умирающих нерекских деревнях?»

У нее имелась на сей счет своя собственная теория, пусть и не слишком вдохновляющая, однако Серена все равно упорно за нее цеплялась.

«Эти неясные силуэты – стражи тщетности. Аквиторы нелепости. Они – отражения нас самих, навсегда запертых в ловушке бессмысленных повторений бессмысленных поступков. Вечная неопределенность – единственное, что мы видим, глядя на себя и на свою жизнь. Ощущения, ожидания, воспоминания – вот зловонная почва, куда пускают корни наши мысли. Бледные цветы под пустым небом».

Если бы Серена могла, то просто ушла бы внутрь каменной стены, чтобы вечно бродить среди неясных силуэтов и не видеть ни корявых деревьев, ни мхов с лишайниками, ни случайных путников. Только ветер, воющий ветер, если, конечно, его можно увидеть.

Приближение этого человека Серена почувствовала задолго до того, как он появился в круге красноватых отсветов костра. Звук его шагов разбудил и нереков, расположившихся поближе к огню. Они разом вскочили и повернули голову в ту сторону, откуда доносились звуки.

Серена Педак продолжала глядеть на языки пламени. Ну что за расточительство – тратить столько дров? Однако Буруку Бледному требовалось тепло. Торговец все сильнее пьянел, наливаясь смесью вина и белого нектара и силясь спрятать язвительную усмешку. Но как он ни кривил губы и ни морщил лоб, чувствовалось, что его забавляет неминуемая встреча – воссоединение разбитых сердец.

Бурук Бледный вез не только товары. Он ехал с тайными предписаниями и поручениями от других торговцев, влиятельных людей, придворных чиновников и, как подозревала Серена, самой королевской семьи. Скорее всего, они хранились в его голове, а если все это записать, то получился бы внушительный свиток. Выполнение тайных поручений – обычное дело для странствующего торговца такого уровня. Однако нетрудно было догадаться, что подобная миссия медленно, но верно губила этого человека. Бурук всегда любил выпить, но прежде он никогда не добавлял себе в вино разрушительное зелье вроде белого нектара. Новый огонь, которым негоциант теперь распалял свою мятущуюся душу, буквально сжигал его изнутри.

Серена вновь вспомнила, что ей осталось служить у Бурука еще целых четыре года.

«Вот только продержится ли он столько времени?»

До нее донесся приглушенный гул голосов. Возбужденные нереки обступили вновь пришедшего человека: для них это было равносильно появлению бога, которому они поклонялись. Серене не требовалось видеть происходящее: она и так живо представляла себе, что творится сейчас рядом, во взбудораженной темноте. Нереки виснут на нем, каждый норовит обнять его или хотя бы схватить за руку. А он… он добросовестно пытается отреагировать на каждый жест, ответить каждому. Но у него не хватит смелости сказать им, что он недостоин такого поклонения. Как объяснить этим простосердечным нерекам, что на самом деле он средоточие неудач и обманутых ожиданий, в первую очередь своих собственных? Нет, таких слов Халл Беддикт никогда не говорил и не скажет. Здешний мир и так слишком жесток. Халл Беддикт не посмеет ранить и без того израненные души.

– Что там за шум? – нетвердым голосом поинтересовался пьянеющий Бурук. – К нам кто-то идет?

«А то ты не знаешь!» – подумала Серена, но вслух ответила:

– Халл Беддикт.

Торговец облизал губы.

– А-а… Этот… страж-посланник?

– Да. Только советую не называть его этим титулом. Халл Беддикт давно уже возвратил свою Королевскую стрелу.

– И тем самым предал Летерию, – засмеялся Бурук. – Бедняга. Точнее, глупец, помешавшийся на чести. А между прочим, честь требует бесчестия. Забавный парадокс. Ты когда-нибудь видела в море ледяную гору? Она величественно и горделиво покачивается на соленых волнах. А волны потихоньку разъедают ее, упорно грызут, пока не съедят до конца.

Бурук прильнул к бутылке. Серена видела, как с каждым глотком дергается его кадык.

– А у тебя, похоже, бесчестие вызывает жажду? – спросила аквитор.

Он оторвался от горлышка, сверкнул глазами и криво улыбнулся:

– Ага. Как у тонущего, который жадно глотает воздух.

– Вообще-то, ты глотаешь не воздух, а жидкость.

– Как-то не думал об этом, – пожал плечами торговец.

– Ты делаешь все, чтобы только не думать, – вырвалось у Серены.

– Угу. Знаешь, говорят, что тонущие в последние мгновения жизни видят удивительный танец звезд. Звезды сходят с неба и сопровождают их в морскую пучину.

Похоже, Халл Беддикт уже оказал нерекам достаточно внимания и теперь вступил в освещенный круг. Он был очень высоким мужчиной, ростом почти не уступал тисте эдур. На нем была одежда из меха белого северного волка. Длинные, заплетенные в косу волосы имели такой же цвет. Солнце и пронзительные ветры сделали его лицо смуглым, словно дубленая кожа. Светло-серые глаза Халла Беддикта смотрели на огонь. Вечный странник, которому некогда посидеть у родного очага. Вернее, может, он и не прочь бы там отдохнуть, да вот только у него не было ни дома, ни очага, и Серена хорошо это знала.

– Добро пожаловать, Халл Беддикт, – сказала она. – Располагайся у костра, погрейся.

Он бросил на женщину ничего не выражающий взгляд.