Капитан удивленно поднял брови:
– Повелитель, ее могущество – не азатанайская магия.
– Разве? Чем же она его питает?
– Уж точно не кровью!
Пристально посмотрев на Келлараса, Хенаральд снова сел в свое тяжелое кресло с высокой спинкой. Осушив кубок, он поставил его на стол.
– Я столь долго дышал отравой, что лишь рикталь способен пробиться сквозь шрамы в моем горле. Возраст притупляет наши чувства. Мы тускнеем, будто черные камни на утесе в ожидании очередного морозного сезона. Теперь, когда Первому Сыну Тьмы стал известен секрет Хустов, обменяет ли он его на свои политические амбиции?
– Мой господин утверждает, что единственная его амбиция – желание никогда не поддаваться невежеству, повелитель. Знания – единственная награда, к которой он стремится, полагая, что обладание ими есть мера его богатства.
– Аномандер накапливает их только для себя?
– Он понимает, что другие могут воспользоваться знаниями неподобающим образом. Я знаю своего господина с тех пор, когда мы оба были детьми, повелитель, и могу вам сказать, что любые тайны всегда оставались между нами.
Хенаральд небрежно пожал плечами, уставившись в пол справа от себя:
– Секрет мечей Хуста сам по себе ничего не значит. Я хранил его… по другим причинам.
– Да, повелитель, – чтобы защитить владельцев подобного оружия. Мой господин прекрасно это понимает.
Хенаральд на мгновение задержал взгляд на Келларасе, а затем снова отвел глаза.
– Я сделаю для Аномандера меч, – сказал он. – Но непременно буду присутствовать в момент его окончательной закалки, дабы своими глазами увидеть, в чем состоит магия. И если это окажется кровь… – он вздохнул, – я об этом узнаю.
– Магия сия обитает во Тьме, – промолвил Келларас.
– То есть я ничего не увижу?
– Полагаю, повелитель, что так оно и будет.
– Похоже, – проговорил Хенаральд, – я начинаю понимать природу ее могущества.
Выйдя за дверь, Келларас обнаружил, что его бьет дрожь. Из всего их весьма напряженного и насыщенного разговора капитана особенно встревожило обещание Хенаральда вернуться в детство. Смысл этих слов был ему непонятен, но он подозревал, что за ними кроется некая внушающая страх тайна.
Что-то пробормотав себе под нос, он отбросил прочь беспокойство и направился в сторону в дальний конец коридора, где в главном зале ужинали сто с лишним постоянных обитателей и гостей дома. Слышались шум голосов и смех, от большого очага поднимался дым, наполняя воздух аппетитным запахом жареной свинины. В праздничной атмосфере вполне можно обо всем забыть, а в случае каких-либо сомнений достаточно лишь напомнить себе, что он заручился обещанием Хенаральда выковать меч для Аномандера, а затем потянуться к очередной кружке эля.
Шагнув в главный зал, Келларас остановился. Со всех сторон его окружали новые незнакомые лица, запыленные и усталые. Прибыло подразделение солдат Хуста, вернувшееся после патрулирования, и с другой стороны помещения слышались громкие приветственные голоса их товарищей. Капитан окинул взором толпу, ища Галара Бараса, и мгновение спустя нашел его возле бокового коридора, где тот стоял, прислонившись к закопченной каменной стене. Келларас начал пробираться к нему и вдруг заметил, что его товарищ не сводит напряженного взгляда с какой-то женщины-офицера, которая, похоже, являлась центром всеобщего внимания. Она улыбалась, слушая сгорбленного старика, который был слишком пьян, чтобы держаться на ногах самостоятельно, а потому вцепился в кресло с высокой спинкой. Когда незнакомка наконец отвлеклась, Келларас обратил внимание, что она на миг напряглась, встретившись с ним глазами.
Однако мгновение спустя женщина уже снова смотрела в сторону. А затем, нежно погладив пьяного старика по плечу, направилась к другому столу, за который усаживались ее солдаты.
Сквозь толпу проталкивался измученный слуга, и капитан обратился к нему, когда тот оказался рядом:
– Скажи, кто та женщина-офицер? Знакомое лицо.
Слуга поднял брови:
– Это Торас Редон, господин. Командир легиона Хуста.
– Ах да, конечно. Спасибо.
Келларас не сомневался, что уже видел ее раньше, но только издали, на поле боя, и, естественно, в шлеме и полном боевом снаряжении. Торас Редон редко посещала официальные приемы в Цитадели, предпочитая оставаться со своим легионом. Говорили, будто она явилась к Матери-Тьме, чтобы преклонить перед нею колени, в пропотевших кожаных доспехах, с грязным от пыли лицом. Раньше капитан считал эту историю выдумкой, но теперь засомневался.
Торас Редон сидела среди своих солдат с кружкой в руке, и, несмотря на покрывавшую женщину дорожную грязь, Келларас видел ее странную, в чем-то распутную красоту, а когда она на его глазах осушила бутыль эля и потянулась за следующей, капитан нисколько не удивился.
У него возникла мысль засвидетельствовать ей свое почтение, но он решил, что пока еще не время, и вновь направился к Галару Барасу.
– Вы чем-то взволнованы, капитан, – заметил Галар, когда тот подошел к нему.
«Куда меньше, чем ты, друг мой».
– Я только что вернулся после аудиенции у вашего повелителя.
– И он, конечно, рассказывал вам про то, что однажды вернется в детство?
– Да, хотя, признаюсь, я так и не понял, к чему он это говорил.
– А что насчет остального? Ваша встреча увенчалась успехом?
– Полагаю, мой господин будет доволен результатом. Я смотрю, у вас нет выпивки – мне вполне хватит отваги совершить набег на стойку с элем…
– Без меня, капитан. Боюсь, я не перевариваю спиртного. Кажется, вы удивлены – что это за старый солдат, который не пьет? Что ж, отвечу: ветеран-трезвенник.
– Но участвовать в празднествах это вам не мешает? Вижу, вы стоите в стороне, будто некий изгой. Давайте присядем где-нибудь.
Галар слабо улыбнулся, и в глазах его промелькнула печаль.
– Ну, если вы так настаиваете…
Они направились ближе к входу для слуг, к столу, на котором стояла пара десятков пустых бутылей.
– Может, объясните, что это у вашего повелителя за навязчивая идея – снова впасть в детство? – спросил Келларас, когда они сели.
Поколебавшись, Галар Барас наклонился ближе к собеседнику, отодвинув бутыли в сторону:
– Признаться, это беспокоит всех нас, командир…
– Зовите меня просто Келларас.
– Хорошо, Келларас. Хенаральд явно лишился душевного равновесия, и что-то донимает его. Повелитель утверждает, будто теряет память, но не о далеком прошлом, а о том, что случилось вчера или даже этим утром. Но мы ничего подобного не замечали, во всяком случае пока. Есть такая болезнь, которая поражает кузнецов. Некоторые считают, что она обитает в дыме кузницы, в испарениях от закалки металла или расплавленных каплях руды, обжигающих кожу. Ее еще называют железной хворью…
– Я слышал об этом, – ответил Келларас. – Но должен признаться, после общения с вашим повелителем я не заметил, чтобы его разум хоть сколько-нибудь пострадал. Скорее уж Хуст Хенаральд предпочитает абстракции и выражается языком поэтов. Однако, если тема разговора требует точности, ум его сразу же обостряется. Для этого необходимы определенные способности, которые есть далеко не у каждого.
Галар Барас пожал плечами:
– Я не открываю вам никаких тайн, Келларас. Давно уже ходят слухи, будто наш повелитель чувствует недомогание, а острота его ума, которую вы столь уверенно описываете, лишь свидетельствует о войне, которую он ведет с самим собой, с теми слабостями, которые, как бедняга чувствует, его осаждают. Наш господин наносит точные удары, сражаясь с притупившейся памятью.