Увеличение

Най пожал плечами – он был либо настолько добр, либо так хорошо притворялся.

– Так мы им им поясним, – послышался скрипучий голос с самого конца очереди, – мы кормим каждого. От голода не умирает никто. Но и позволять съедать лишнего мы не можем. Сэр Коррингтен и его команда работают на износ, чтобы хватало всем. Раз вас уже кормили, то теперь вы либо сами добываете пропитание, либо не объедаете других. Делайте свою работу и ждите, когда вам действительно будет нужна еда!

– Замолкни, Уоррингтон! – наконец подал голос раздающий и протянул сахар мне. – Они не правы, но и ты не имеешь право обвинять кого бы то ни было.

Очередь молчала, ожидая, как я. Задумавшись я глядел на протянутый мне сахар и понимал, что его вкус перестал для меня быть притягательным. А окружающие меня разонравились мне еще больше. Справедливые и стабильные, как оскомина на языке. Меня затошнило.

– Пошли отсюда, – буркнул я Ленни и, пробираясь назад, больше не смотрел на замерших рабочих, тех, кто явно действительно нуждался в этой пище, как сказал честный старик сзади. Но почему-то теперь все обвиняющие глядели на него. И так же молчали.

Я чувствовал, покидая их, как мое нутро наполняет нечто разъедающее и обидное, как яд. Наверное, это было чувство стыда.

Ленни чувствовал тоже самое.

Мне жутко не нравилось это место.

***

Охнув от неожиданности, я повернулся. Мы не отошли далеко. Точнее, мы отчалили достаточно от обедающей толпы. Мы их больше не видели – их тела растворились вдалеке. Но мы знали – они там, совсем недалеко, только и ждут повода, чтобы снова обвинить нас.

Ленни успокоился раньше, махнув рукой. Он, быть может, признал их правоту. Да и я не спорил. Но… Мне было неприятно. Они опять нарушили мою зону комфорта, а я ненавижу это.

Чем больше я тут находился, тем больше понимал, что жизнь в обществе не для меня. Из упрямства мне хотелось добывать пищу самому и жить тоже самому, не подчиняясь и не изучая их дурацкие правила. И не быть в толпе – заурядным, простым. Нет, это не для меня. Тогда в первый раз я почувствовал, что не смирюсь с моим нахождением тут, но я даже не успел обдумать эту мысль до конца, как почувствовал – что-то происходит.

Звуки долетающей до нас болтовни стихли. На мгновение опустилась зловещая тишина. А потом раздался звук, и появилось движение, будто жерло вулкана ожило. Мне казалось, так выглядит землетрясение. В панике Ленни посмотрел на меня, точно так же, как и я, не понимая, что в таких случаях у них принято делать. Я сделал то, что было написано в моем генетическом коде:

– Держись! – заорал я, хватаясь за ближайший ко мне розовый холм.

Ленни сделал тоже самое, и мир, подпрыгнув, снова замер. Будто прошла волна сокращения где-то внутри окружающего нас пространства, но нас не задело. К этому, видимо, быстро привыкаешь, потому что держались за холм мы напрасно, достаточно было просто расслабиться и переждать.

А дальше я увидел ее. Воду. Она ручьем текла внизу нас, быстрая, огромная. Я знал, что такое вода. Это те знания, что дарованы от рождения и не нуждались в изучении. Видимо, наши предки жили там, как и в воздухе, и увековечили эту информацию в хромосоме. Я не собирался проверять слова тетушки Розанны и изучать ее смертоносность – ручьи текли внизу и, чтобы попасть туда, нужно было спрыгнуть с нашего розового острова, а делать я это, разумеется, не собирался. Быть может, когда воды станет больше, тогда опасность быть смытым увеличится, но сейчас она была внизу и почти безопасна. Если бы не… Восторженный крик:

– Привет, Элли!!! – достиг нас прежде, чем мы увидели особу, его издававшую.

Это была летящая по волнам реки наездница. Вода – это лошадь, а она ее главная укротительница. Девчонка, а я уверен, что это была она, ныряла в воде и здоровалась со всеми в ответ. Она завораживала. Я смотрел на нее, и она заставляла верить, что это вода и не опасная вовсе, а наоборот, очень даже интересная…

Она была не одна. Следом за ней двигались еще десятки таких же величественных, грациозных и прекрасных существ.

Ленни замер от удивления прежде чем я, и до того, как третья волна с последними наездницами сошла на нет, сообразил прокричать:

– Элли! Ты знаешь, где Большой Риф???

Их было много, но они все отзывались на Элли. Значит, были неместными. Это общество не растрачивает разнообразие имен на тех, кто не живет с ними. Ленни понял это раньше меня, как и то, что мы уже должны были быть на встрече у Деда. Ленни оказался немного сообразительнее меня, раз догадался выяснить куда идти как раз вовремя, пока мы не опоздали, и нас не… кто его знает, что там принято у этих блюстителей порядка.

Судьба оказалась к нам милостива, и девчонка, замыкающая процессию, крикнула:

– Прямо вдоль берега и направо!

Ленни махнул ей рукой в знак благодарности. Я заметил, что он начал приспосабливаться. А я – нет.

***

Все шло правильно и недолго.

Мы никого не встретили по пути, видимо, мы опаздывали, или все шли другой дорогой – к счастью, тут их навалом – выбирай любую.

Ленни был молчалив и задумчив, я на расстоянии слышал, как его голова кипит от мыслей и впечатлений. А может, причина была в том, что мы уже все обсудили. Проблемно, знаете ли, говорить с человеком, который каким-то образом похож на тебя. С ним не о чем спорить и нечем его удивлять. Я знал его всего-ничего, а уже заскучал.

Я надеялся, что вечер и новые дни принесут больше разнообразия, потому что мне, хоть и не нравилось тут, но все еще было интересно. Я еще многое не знал, но мне хотелось изучить мир. Мне хотелось быть живым и стремиться куда-то, не ограничиваясь рамками чужих правил.

Нужное место было заметно издалека. Когда звучало слово пикник, я не думал, что это будет выглядеть настолько уютными посиделками.

Я издалека узнал свой класс, а еще, видимо, класс сестры Ленни – немного большего роста и немного более важные, они сидели вперемешку с уже мне знакомыми и тихо переговаривались. Они расселись кругом, сгрудились, словно рождественский венок, поджав под себя ноги или то, что у некоторых заменяло их. В центре было пустое место, предназначавшееся, видимо, для Деда.

Тетушка Розанна заметила нас и радостно провозгласила:

– Все, все на месте.

Мы подошли ближе. Свободных мест почти не было, и я остался там, где заканчивался второй ряд сидящих и начиналось место отшельников. Ленни отправился на поиски своей сестры, намереваясь остаться с ней.

Встреча произвела ажиотаж. Вечер стал заманчивым. Я, устроившись поудобнее, принялся ждать.

Глава 2. Открытия.

Было шумно. Все разговаривали одновременно, и иногда даже казалось, что они болтают в моей голове. Ровно до того момента, как возник он – гораздо большего размера, чем все, кого я видел раньше, видимо, виновник этой встречи. Дед занял место в первом ряду, разделяя круг почти пополам.

Я понял, почему его называли Дедом, хотя, ручаюсь, никакой родственной связи у него ни с кем из нас не было. Он просто был стар. Я даже на таком значительном расстоянии мог увидеть, как его руки трясутся и как искрятся его седые волосы.

Я знаю, что старость никогда не являлась синонимом мудрости, но движения Деда, его пронзительный взгляд, его черты… Даже то, как он медленно опустился в подготовленное для него кресло и то, как стихли голоса общительных трещоток вокруг, говорили громче его возраста – у Деда было влияние. И оно не знало границ.

Дед обвел всех взглядом и не спешил начинать речь. Властвовала гнетущая тишина.

Я посмотрел вокруг. Все, абсолютно все, повторяли мое движение – осматривались, ища причину столь длительного молчания.

Дед закашлялся. Если эти клокочущие звуки, вылетающие из его рта, можно было назвать кашлем. На его мутных глазах выступили слезы и он, поспешно сморгнув их, вновь посмотрел на всех, будто только что понял, что разговор следует начинать ему.

– Я так рад видеть вас всех тут. Вас так много, что я, право слово… Не ожидал. И вы все так молоды, так амбициозны. Смотреть на вас – наше продолжение – отрада для меня!

Я насторожился. Слишком сентиментально. Дед, правда, перебарщивает в своем дружелюбии.

– Я видел много поколений… Возможно, я знал ваших предков. Возможно, я застану ваших детей, но вы – те, кто появились сейчас – это лучшее, что я видел… Столько новых лиц, столько великолепных форм… Я верю, что наше общество впредь в надежных руках. В ваших надежных руках.

Я едва сдержал порыв закатить глаза. Я не верил ни одному его слову.

Потому что я знал себя. И знал их. Они такие же, как я, и я такой же, как они. Мы никогда не были дружелюбны. Наши черты – это хитрость и эгоизм, и чернота живет в каждом из нас. Я не верю, что Дед, тетушка Розанна и еще кто-нибудь смогл обуздать свои врожденные качества и превратить их в нечто настолько честное и порядочное. Я не верил им. Я знал, что под них оболочкой скрывается то, что не запрятать, то, что дано нам природой – характер. Верил ли я кому-то? Да. Уоррингтону. Он один бросил нам в лицо то, что другие молча переварили. Хотя я не хотел вспоминать этот инцидент с неполагающимся нам куском сахара, но здравым умом я понимал: он поступил честно. Другие – лгут. Даже Ленни, который, я мог видеть, нашел сестру и устроился с ней максимально близко к Деду и теперь впитывал каждое его слово как губка. Он слишком быстро акклиматизировался. Я – был настороже.

Тем временем Дед продолжал:

– Сегодня мы собрались здесь не только затем, чтобы вы порадовали своим количеством старика, но и для того, чтобы я поведал вам то, что знаю лучше всех, потому что я многое видел своими глазами. Я расскажу то, о чем вы должны знать раньше, чем это случится.