– Не указывайте, на что мне обращать внимание, – холодно произнёс критик. – Смысл должен быть весомым: например, важный жизненный урок, который вы пережили, и, который могли бы наглядно показать в данной работе. При всём, если пишете это, значит, по вашему мнению, данный урок может помочь другим людям.
Юноша по-прежнему впитывал каждое слово Бердинского, но теперь, когда старик даже не пожелал выслушать молодого писателя и не попытался понять какая идея заложена между строк рукописи, когда-то непоколебимый авторитет великого критика, словно падающий памятник, потянулся к земле, чтобы, в конце концов, разлететься на мелкие кусочки.
– Не стоит относиться к каждому произведению так категорично. Даже у великих литераторов были произведения без весомого смысла, – Молодой писатель, скинув с себя тревожные оковы, начал ёрзать в скрипучем кресле. – Люди читают не только, чтобы что-то почерпнуть. Они могут это делать для простого удовольствия: из-за хорошей истории, из-за хорошего стиля письма, иронии и многого другого. Читая сильно нагруженные смыслом произведения изо дня в день, наш «управляющий», который находится здесь, – он несколько раз постучал по своему темечку. – Может выгореть. Мы не паровоз, в который засыпаешь уголь, и можешь ехать дальше. И такая литература нужна.
Критик невозмутимо вылил остатки ликера из графина в стакан и поднял надменный старческий взор на юношу.
– Ваш указательный тон меня не устраивает. Покиньте мое поместье.
Молодой писатель продолжал смотреть на Бердинского, наблюдая как сущность критика, питаемая лучами осуждения и превосходства над человеком, цвела словно бутон бегонии.
Юноша оперся руками на быльца кресла и начал подниматься. Под его весом, как зубочистка, которую гнут ради забавы, лопнули две ножки седалища. Ноги молодого писателя сплелись в причудливом танце, но он сумел устоять на ногах.
– Прошу прощения, – виновато произнёс он.
Бердинский, на первый взгляд, полный спокойствия, медленно поставил пустой стакан.
– Уходите, – сдавленно прошептал он.
Юноша взял свою рукопись и направился к двери.
– Найдите себе работу, мальчик, – с ухмылкой проскрипел старый критик. – Не ваше это дело – писать.
Рука молодого человека замерла на дверной ручке. Пальцы соскользнули с позолоченного дверного льва, и взгляд парня остановился на почетной стене увешанной «заслугами» Бердинского.
– Я никогда не ставил под сомнение ваш авторитет, – его голос звучал отдаленно, будто звук из приглушенного радио пылившегося наверху старого шкафа. – В момент, когда преподаватель сообщил, что вы готовы оценить мой труд, я начал рисовать картины, которые во всех красках нашего человеческого восприятия, показывали, как стану именно тем исключением, которое вы оцените по достоинству. На основе ваших рецензий в печати, мое мнение шло за руку с вашим. Я испытывал поистине детский трепет, словно мог слышать вас и разговаривать с вами, несмотря на преграду в виде газет. Мог искренне принижать работы Полькина, Фонисова и прочих молодых писателей, чью карьеру вы растоптали и кинули на обочину литературы. Но сейчас, ваша последняя фраза в мой адрес, явилась откровением. Залила проясняющим светом потёмки моей души. Вы же бездарь, ничего достойного в своей жизни не создавший, Вениамин Сергеевич…
Тяжелый хрип Бердинского звонко отразился от стен кабинета.
– Убирайтесь, наглец! – Прокричал критик.
С горделивой осанкой, покинувшей юношу у ступеней поместья, он медленно поплыл вдоль стен, которые недавно, ссутулившись, с восхищением рассматривал.
– Откуда у вас все эти дипломы и сертификаты? Как вы смогли получить признание у творческого сообщества?
Тяжелая грозовая туча опустилась на кабинет Бердинского.
– Мне не нужно ничего создавать, чтобы я имел право высказать своё мнение! – Возвышенно прошипел критик.
– Согласен, – невозмутимо ответил юноша и подошёл к закрытому красными шторами окну. – Каждый волен выражать свою точку зрения по любой волнующей теме, но вы это делаете на плацдарме незаслуженного авторитета. Вещаете в массы. Считаете, что ваше мнение является истиной при этом находитесь в большом отрыве от понимания взаимодействия людей через творчество. Из-за этого, мы, возможно, теряем истинные таланты, которые нуждаются в наставлении и правильном указателе на распутье. А вы, Вениамин Сергеевич, являетесь указателем, ведущим в пропасть. Но кто вас туда поставил?
Дрожащая рука Бердинского, похожая на куст иссохшего крыжовника сотрясаемая шаловливыми ребятишками, сжала пустой графин.
– Я зову своего слугу. Он прогонит вас! – Злобно пропищал критик. – Никита Сергеевич, уберите этого мерзавца с глаз моих!
Дверь в кабинет тут же распахнулась, словно камердинер всё это время ждал команды Бердинского, притаившись в темном коридоре поместья.
Трухлявый как дерево, пролежавшее в траве несколько десятков лет, слуга заковылял по направлению к юноше.
– Низменно так общаться с моим господином, выскочка! Покиньте этот дом!
Молодой писатель оглядел кабинет: эти темные, измазанные чёрной золой самомнения, углы; безвкусные картины, утонувшие в слоях пыли и паутины; повалившееся гнилое кресло, передающее дух поместья и, конечно же, дипломы и сертификаты, которые теперь предстали ничего не значащей мишурой.
Парень потянул руки к шторам и раздвинул их впуская в затхлый мир критиканства тёплый летний свет.
С улыбкой повернувшись к визжащему Бердинскому и уже готовый закончить свой колкий монолог, юный писатель удивился, когда всё окружающее пространство исчезло, а его собственное отражение стремительно расплывалось в стекле старого графина.