С высоты птичьего полета

Майкл бросил записку на кровать и захлопнул книгу стихов.

– Мне нужно ее увидеть. Она ждет. Она уже тревожится. Не могу представить, что мы не увидимся. Пожалуйста, вы должны хотя бы попытаться. Она так много значит для меня, – голос Майкла задрожал.

Хельд немного шагнул вперед, чтобы утешить его, но не знал, что делать. Его поразило, что он совершенно не помнит, как это физически обнять кого-то. Обнять ли его? Должен ли он положить руку ему на плечо? Хельд так давно ни к кому намеренно не прикасался. В конце концов он просто кивнул и сделал единственное, на что был способен: взял записку с кровати.

– Я подумаю, что можно сделать.

На мгновение Хельду показалось, как вся тяжесть мира спала с плеч молодого человека.

Спускаясь с чердака, профессор отметил, что сердце взволнованно чем-то новым. Осознанием, в кого он превратился. К кому он в последний раз прикасался, не считая Кота? Даже Ингрид просто навязала ему свою привязанность, а он не мог ответить ей взаимностью. Он даже не смог вспомнить, когда в последний раз протягивал кому-то руку, не говоря уже о том, чтобы держать ее. После смерти Сары восемнадцать лет назад у него было много объятий – сестры, родители, доброжелательные друзья. Но ни одно из них не принадлежало Саре, так что утешение казалось пустым, незнакомым, даже болезненным. Намеренно, по одному человеку, по одной паре рук, он оттолкнул их всех. Теперь он стал таким. Но прежде, чем он успел закрыть дверь на чердак, появился Кот и забежал внутрь. Он прыгнул Майклу на колени и свернулся клубком.

Глаза Майкла заискрились.

– По крайней мере, есть один товарищ, который составит мне компанию, – веселее заговорил он.

Хельд согласился.

– У меня занятия. Я вернусь позже.

Он замер. Это нужно было произнести:

– Майкл… – Майкл поднял глаза. – Простите, что запер вас.

Майкл пожал плечами.

– Пожалуй, вы спасли мне жизнь, – ответил он, садясь на кровать и поглаживая Кота.

Закрывая за собой дверь, Хельд услышал, как Майкл прошептал Коту – Стоило ли ее спасать, еще предстоит выяснить.

С тяжелым сердцем Хельд спустился вниз, надел пальто и отправился в университет.

* * *

Оказавшись в безопасном пространстве аудитории, Хельд раскрыл журнал и нашел имя Эльке Дирксен. Она будет на занятии после обеда. Время шло, а он все ждал четвертого занятия. Но Эльке не появилась. Может, она заболела, а может, ее поймали, как Майкла. Он раздумывал, стоит ли говорить юноше, и решил, что лучше сначала подтвердить свои подозрения.

День закончился, он задержался, чтобы добавить на доску последнюю задачу, а затем надел свое тяжелое пальто, шляпу и шарф и вышел из кабинета.

Он привычно остановился в коридоре, и Ханна Пендер весело улыбнулась ему:

– Ваша почта, профессор, – пропела она.

Он ответил кивком, остановился, на секунду задумавшись, какие могут быть последствия, если он спросит о мисс Дирксен. В нынешние времена опасно привлекать внимание к любому человеку. Но ему надо узнать, ради Майкла. Он ему обещал.

– Мисс Пендер, могу я вас кое о чем спросить?

Ее глаза вспыхнули, в предвкушении.

– Речь идет о студенте.

Она не смогла скрыть своего разочарования:

– Ах, да, конечно, профессор Хельд.

Ее реакция удивила его, но он все же продолжил:

– Это студентка и она сегодня не пришла. Я подумал, не заболела ли она, – он старался говорить непринужденно.

Ханна внимательно посмотрела ему в лицо, прежде чем кивнуть.

– Давайте я посмотрю в главное журнале, – она исчезла под столом и вынырнула с тяжелой книгой в кожаном переплете, в котой отыскала группу профессора Хельда.

– Как ее зовут?

– Эльке Дирксен, – унимая дрожь в голосе, ответил он. Рука сама потянулась в карман пальто и пальцы нащупали записку, которую он положил утром.

Он смотрел, как ее указательный палец заскользил вниз, пока не остановился на букве Д.

– Эльке Дирксен… О!

У Хельда перехватило дыхание.

– Что-то случилось?

Она подняла на него глаза, полные тревоги:

– Боюсь, что да, профессор. Здесь записка, в ней говорится, что она больше не будет посещать университет. Ей пришлось уехать. Сейчас я припоминаю. Она очень нервничала, выглядела уставшей. Я подумала, что у нее… – Ханна сделала паузу, подбирая слова, – проблемы личного характера.

Их взгляды ненадолго задержались, пока они оба размышляли над этой фразой. «Проблемы личного характера» – эту фразу часто использовали, чтобы описать ужас, происходящий вокруг. Это могло означать, что ее семью арестовали, или они уехали, или их бизнес разрушен. Ничего хорошего проблемы личного характера не означали.

Хельд кивнул и туго затянул шарф вокруг шеи. Он медленно взял письма со стола и, не глядя, сунул в портфель. И снова он почувствовал, как Ханна наблюдает за ним, выходящим в ночь.

Возвращаясь домой своим обычным путем, он думал о ней – о том, как мало он знает о ней и ее муже. При мысли, что они вместе, они вдвоем ужинают, беседуют, смеются, занимаются любовью, он напрягся. Последняя мысль оказалась особенно болезненной, и это его удивило. Должно быть, он путает всплывающие на поверхность мысли о Саре с женщиной с прекрасными глазами, каждый вечер провожающей его взглядом. Он стряхнул с себя эти мысли и сосредоточился на дороге, примечая первые признаки весны. Казалось зима длится бесконечно, но теперь на деревьях появились почки. В эти мрачные времена стоит отмечать все хорошее, успокаивал он себя. Конечно, с теплой погодой и погожими днями дела пойдут лучше.

Переходя улицу, Хельд вздохнул. Сколько еще им придется терпеть немцев? Сколько еще им придется мириться с жизнью, где боишься лишний раз сделать вдох? А потом новая мысль. Сколько еще Майклу придется оставаться на чердаке? Конечно, не слишком долго. Даже если война продолжится, ему, скорее всего придется перейти с чердака в более безопасное место.

Он зашел в магазин, и взяв то немногое, что можно было купить по талонам на день, отправился домой. Сказать Майклу, что Эльке уехала, он побоялся. Даст Бог, эта война закончится через пару месяцев, и они все смогут вернуться к прежней жизни.

Глава 12

Ингрид открыла глаза и на мгновение забыла, где она. Взглянув на пышное богатство вокруг, она догадалась, что находится не в своей постели, не в своей темной и сырой квартире на Бледстраат. Взгляд задержался на красном платье и белом манто, лежавшем на золотом парчовом стуле, красных туфлях с ремешками, раскиданных по персидскому ковру. Она вспомнила, что была с Генрихом.

От этой чудесной мысли она затрепетала, растянулась на удобной, широкой кровати, затем повернулась на бок, по-кошачьи поджала ноги, и, наслаждаясь роскошью, заскользила по шелковым простыням. Она протянула руку через кровать, чтобы нащупать Генриха. И хотя простыни еще хранили тепло, его не было, и она огорчилась. Она одна. Его отсутствие внезапно расстроило ее. Момент единения был упущен. Они впервые занимались любовью, и это был ее первый раз. Она самовлюбленно рассчитывала понежиться в его сильных объятиях до того, как они встанут.

Он вознес ее на такие высоты и места, о которых она раньше могла только мечтать. Он настойчиво требовал, чтобы их отношений развивались, и она с радостью удовлетворяла его настоятельную потребность. Ей нравилась то ощущение власти над ним, то, с каким желанием он смотрел на нее раздетой.

Когда она окончательно проснулась, то услышала голос вдалеке, и поняла, что это Генрих – он с кем-то разговаривал в коридоре. Ингрид приподнялась, села и потянулась. Вот так все будет, подумала она, оглядывая его богатую квартиру. Обставленная дорогой мебелью, она купалась в ярком утреннем свете. Вот каково это быть замужем за Генрихом. Она легонько улыбнулась – наконец-то она получила то, о чем всегда мечтала: любовь сильного, красивого мужчины, который позаботится о ней.

Отсюда, с ее нового места, сквозь французские окна Ингрид видела Нордермаркт, подсвеченный ранним солнцем. Сначала она думала дождаться свадьбы, но прошлая ночь оказалась идеальным моментом. После визита к дяде они были на званом ужине с его друзьями, а потом он привел ее сюда выпить по бокалу. Вскоре они стали страстно целоваться, и он настаивал, уговаривал, говорил, какая она красивая, давая понять, что хочет большего. Поначалу Ингрид колебалась, ей хотелось домой, но Генрих пустил в ход весь свой дар убеждения, напомнив, что они любят друг друга. И вот теперь она здесь, в нижнем белье, просыпается в его постели.