Рухнувшие небеса

– Я пойду, наверное, – закатила глаза, проклиная себя за согласие. Конечно, из-за случившегося недавно и странного предупреждения не хотелось покидать дом, однако со мной будет чокнутая подруга, готовая дать фору любому засранцу. Кого и бояться – так это ее.

– Я буду через десять минут. Жди меня, крошка. Эту ночь ты никогда не забудешь!

***

Раздался треск гравия и звук заглохнувшего мотора. Не сложно было понять, что это Карен остановила свой красненький минивен на подъездной дороге. Ее ждала нелегкая задача – нарядить меня на концерт «Забвенцев» и, если быть точнее, сделать из меня типичную, сумасшедшую фанатку наверняка с минимум одежды. Но, сколько знаю Карен – любительницу спортивных шмоток, она не позволит мне разгуливать в прикиде шлюхи. Ура.

Намереваясь выскочить из комнаты, чтобы впустить ее в дом, я услышала сзади громкий треск и шарканье чьих-то ног, следом тяжелый кулак обрушился на стекло, заставив подпрыгнуть и остановиться. Страх не успел взять верх, когда я уловила приглушенный голосок Карен за спиной:

– Черт! Ты же знаешь, что я частенько так делаю! Какого… – я повернулась именно в тот момент, когда ее сгорбленная фигура прилипла к окну. Выглядело вполне устрашающе, и если бы я не знала, кто находится по ту сторону, точно бы упала в обморок. – Эй! – Подруга помахала тоненькой ручкой, другой делая козырек на лбу и пригибаясь, чтобы обнаружить меня в полумраке. – Я знаю, что ты там, Грейс! Открывай чертову щеколду! А ни то выбью стекло.

Я засмеялась, прогоняя оставшийся страх и возвращая дар речи. Карен находила забавным лазать в мою спальню через окно, и я была уверена, что она не знает про существование парадной двери в этом доме.

– Тебя не учили приходить к кому-то по-человечески? – Я открыла щеколду и отодвинула раму.

Карен скорчила рожицу, вваливаясь в комнату.

– Знаешь, мой конек – необычность.

– Скорее – безумство.

Приземлив ноги, обутые в модные кеды, на пол, Карен выругалась, когда ее расписная кофточка зацепилась за крючок в окне, препятствуя движению. Засмеявшись, я помогла подруге высвободиться, увидев ее тщетную борьбу.

– Ненавижу твое окно, – призналась она, поправляя кофточку с непонятным орнаментом и пытаясь разглядеть меня. – Включи хотя бы свет, ради Бога! Я ничего не вижу!

Я щелкнула выключатель – комнату озарил кислотный свет, и весь бардак, царивший в ней, предстал перед Карен. Я не смущалась, что у меня была не заправлена кровать или не прибрано на столе, так как моя спальня была еще чистой, по сравнению с ее. Коробка с недоеденной пиццей под кроватью, столетняя пыль, грязные вещи в шкафу – этим «прославилась» Карен Джонс. В моей коморке с бирюзовыми пошарканными стенами и усыпанным крошками от пончиков ковром, по крайней мере, не создавалось ощущения, словно в ней недавно проводилась мини-вечеринка, после которой забыли убрать.

Щурясь, Карен рухнула в кресло возле компьютерного столика. Ее темные, длинные волосы, покоившиеся на плечах, рассыпались по спине, когда она закрутилась в нем и кинула мне рюкзак, который я неуклюже поймала, схватив за ремешки.

– Зачем мне он?

– В нем лежит то, в чем ты сегодня появишься перед «Забвенцами»! – она сложила пальцы в кулак, затем резко разжала, шипя и, видимо, создавая звук, похожий на взрыв. – Это будет бомба!

Не знаю, что там притащила Карен, но мне явно стало страшно, ведь ее вкус в вещах значительно отличается от моего. И я почти никогда не одобряю ее выбор.

– Там платье? – вопросила я, уже представляя, как будет хреново в нем.

Карен махнула рукой, закатывая глаза.

– Ага. Стала бы я приносить тебе платья, если сама ненавижу их, – она подняла густые брови, ее карие глаза сверкнули при свете. – Не тяни кота за яички, Скай! Открывай уже…

Моя медлительность бесила ее не меньше, чем любопытство.

Расстегнув молнию, я сморщилась. Отлично. Какая-то непонятная вещь. С дырками. Причем черная. Выражение лица все говорило за меня, поэтому Карен измученно простонала, вставая с места и доставая из рюкзака угольный… корсет? Немного вульгарный, с кучей вязочек и разрезами по бокам. Я невольно сглотнула. В нем даже из дома не выйду. Ни за что на свете.

– Я это не надену, – я отмахнулась от Карен, болтающей корсетом перед моим лицом. – Ты его отобрала у какой-то стриптизерши?

Карен выхватила у меня рюкзак и в разжатую кисть сунула корсет, но когда я попыталась выкинуть распутную вещичку, она перехватила мое запястье.

– Тиши, Грейс! Ты его наденешь и точка, ясно? Когда-то же нужно взрослеть. Тем более, тебе скоро восемнадцать, а ведешь себя как малолетняя истеричка!

– Почему именно корсет? – хныкала я, тщетно избавляясь от стальной хватки Карен. Годы бокса не прошли для нее даром.

Черт, наверняка на коже останутся синяки.

– Потому что там будет «Сладкое забвение», глупенькая! – она постучала пальцем по моему виску, заставляя морщиться. – Мы обязаны выглядеть лучше всех куриц! «Забвенцы» должны посмотреть на нас и подумать: «Ах, вот они, наши самые ярые и сладенькие фанатки».

– Фанатки? – я приподняла бровь. Не знала, что когда-то стала поклонницей той сумасшедшей группы, песни которой никогда не слышала.

– Скоро войдешь в наши ряды, – подмигнула мне. – Скай, я не заставляю тебя делать ничего сверхъестественного, просто надень чертов корсет и сходи с лучшей подругой на концерт ее любимой группы! Тебе так сложно что ли? Более того, у нас осталось меньше, чем… – взглянула на наручные часики, – полчаса, чтобы наштукатурить тебя и добраться до «Мо».

Вообще, я не любила клубы, поэтому и ходила туда редко: по праздникам (и то не всем) или в честь очередной победы нашей футбольной школьной команды «Бульдоги». Но сегодня, похоже, придется сделать исключение.

– Черт. – Я приложила корсет к груди, представляя, какой буду испытывать стыд, когда явлюсь в нем в людное место. – Слушай, я напялю это только при одном условии…

Карен пожала плечами, опуская мое запястье – я потерла место, где была ее ладонь. Ну и хватка!

– Валяй.

– Поверх я накину куртку.

Карен вздохнула.

– Ты не исправима, Грейс.

***

– Разве там не платный концерт? – спросила я, крутясь возле зеркала. Корсет ужасно сдавливал грудь, и приходилось прерывисто дышать. Изюминкой моего образа был темный макияж от Карен, оттеняющий голубые глаза, и безумный каскад локонов на голове, который она собрала в небрежный хвост, уверив меня, что это смотрится круто. Единственное, в чем я чувствовала себя прекрасно – были джинсы и столетние кеды, пережившие Наполеона.

– По пятницам за вход не нужно платить, – ответила она, повесив на плечо рюкзак и заглядываясь на мою шею. – Скай… – ее голос показался печальным, – ты не… не будешь снимать его? – Она указала на мой серебряный крестик, затем сжала губы в тонкую полоску.

Мои пальцы автоматически дотронулись до украшения. Оно – единственное, что осталось в память о маме. И оно – единственное напоминание о ней.

Два года назад она попала в аварию – сильно спешила домой. Ее автомобиль перевернулся и воспламенился. Как говорят, она погибла, когда машина совершила очередной виток в воздухе и рухнула на асфальт. Мама ушла на тот свет мгновенно. Она не чувствовала, как пламя пожирало ее хожу, и даже не успела понять, что произошло…

Я узнала о случившемся в тот же день и просто не могла поверить, что ее больше нет. Она ушла, оставив после себя лишь пустоту и воспоминания. Мне тяжело далось осознать это. Я долго не приходила в себя, отказывалась от еды, плакала ночами и днями, понимая, что больше никогда не увижу маму и не смогу с ней поговорить. Я безумно любила ее.

Мама была прекрасным водителем, и почему произошел такой исход – оставалось загадкой. По всей видимости, машину занесло, или она не справилась с управлением, во что трудно поверить. Ничего из перечисленного, казалось, не было верным, и в этом несчастном случае словно крылась какая-то тайна.

Сразу после маминых похорон папа выставил дом на продажу, не сказав ничего, и велел собрать вещи для переезда в другой город. Я не понимала, почему он пришел к этому решению, но догадывалась: возможно, ему было больно находиться в доме, где все напоминало о ней.

Спустя какое-то время, мы покинули Нью-Йорк и отправились в совершенно неизвестный нам город – Нью-Хейвен, а наш скорый переезд так и оставался для меня загадкой. Я много раз пыталась выяснить у отца, в чем причина переезда, но он молчал, уперев печальный взгляд куда-то вдаль. С тех пор, я не затрагивала эту тему перед ним, ссылаясь на то, что мы просто уехали от болезненного прошлого.

Я робко улыбнулась Карен – она знала все, что происходило с моей семьей в Нью-Йорке. И она постоянно успокаивала меня, когда нужно было поплакаться кому-то в рубашку (отца почти никогда не было рядом). Эта девушка с характером бунтарки бывала доброй, нежной и понимающей, за что ее обожала. Переезд изменил многое не в лучшее русло, но подарил мне прекрасную подругу в лице Карен Джонс.

– Никогда. – Я закрыла глаза и сжала крестик.

Лицо мамы мелькнуло перед глазами. Из глаз чуть ли не полились слезы, но я сумела сдержать их, больно ущипнув себя. После гибели мамы я ни разу не снимала ее подарок – это украшение. Оно напоминало о ней, и, казалось, благодаря ему я все еще поддерживала какую-то тонкую связь между нами. Между загробным и живым миром…