Враг един. Книга вторая. Чёртов плод

Он не успел додумать эту мысль, потому что в следующий момент световое пятно внезапно выхватило из темноты странную громоздкую фигуру, более всего похожую на уродливый манекен с то ли крысиной, то ли собачьей головой, покрытой какими-то грязными струпьями…

…и с тускло тлеющими лимонно-жёлтыми глазами, лишёнными всяких зрачков.

* * *

– Ты всё-таки пропробуй ещё раз, – посоветовала Диана и скрестила ноги по-турецки, накидывая на плечи мятое оранжевое парео. – Не пытайся читать, попытайся просто увидеть то, что за знаками.

Верена вздохнула и послушно уставилась на волнистую от пятен влаги страницу глянцевого журнала перед собой. Постаралась чуть расфокусировать взгляд. Покрывающие блестящую бумагу буквы на миг расплылись и тут же снова сложились в слова.

– Какой-то там полёт… кажется… и ещё какие-то протесты…

Точку между бровями снова прокололо невидимой раскалённой спицей. Верена обессиленно откинулась на спину, прикрывая рукой лицо, и снова растянулась на гигантском, словно настенный ковёр, махровом полотенце:

– Всё, не могу больше…

Пуля была права: эта спонтанная вылазка оказалась, несомненно, очень хорошей идеей. И даже не сама вылазка, а просто возможность в очередной раз вспомнить, как мал и одновременно как огромен этот удивительный мир: вот только что висела вокруг пасмурная промозглость осенних городских улиц, усыпанных мокрыми облетевшими листьями… и тут же, на расстоянии одного-единственного мысленного усилия, которого требовал скачок, – внезапный тропический рай. Знойный воздух вечного лета, кокосовые рощи вдоль линии прибоя и маленькие зелёные бочонки кактусов с длинными жёлтыми колючками, и глухой монотонный шум накатывающих на берег волн, и золотистые солнечные блики, дрожащие в бирюзово-прозрачной ласковой воде, в которой мелькают разноцветные рыбки и словно парит над камнями пришвартованная в глубине бухты деревянная лодка…

Стоящая рядом Пуля повертела в пальцах крупную, похожую на лакированный камешек полосатую раковину, и наклонилась к Верене, поднимая отброшенный девушкой журнал:

– …проведших полёт над севером региона для демонстрации потенциала сдерживания, сообщили в пресс-службе Альянса Независимых Сил, – нараспев прочитала она. – Участники протестов жгут покрышки и перекрывают проезжие части, в так называемой Новой Африке отмечены также случаи…

– Нет, ну вот как у вас обеих выходит вообще, а? – перебила её Верена. – Проще ведь так выучить, мама моя… или в переводчик загнать…

– Поверь, специально переводить в незнакомом городе каждую вывеску – то ещё удовольствие, – усмехнулась Пуля. – Да и всех языков тоже не выучишь, знаешь ли. А научишься технике ключа, сможешь читать на любых, даже на мёртвых… а при достаточной практике, прочитав пару страниц, и писать тоже… Может быть, тебе будет проще попробовать с иероглифами. Не будешь отвлекаться на знакомые буквы.

– Почему это так трудно? – Верена убрала со лба мокрые, слипшиеся от соли волосы и глянула на солнце.

Судя по всему, было уже около четырёх часов пополудни; удушливая, словно в раскалённой сауне, жара постепенно спадала. «Как удобно, что здесь ещё так рано», – мелькнуло в голове. Потом ещё раз прыгнуть – и завалиться спать дома в Берлине, там как раз будет около двенадцати. Хоть прыгать она пока ещё не разучилась…

«…в отличие от всего остального», – мрачно подумала девушка.

Седоволосая женщина села на тёплый песок в тени густых манговых зарослей и оперлась на руки, с наслаждением подставляя лицо слабому ветру:

– Понимаешь, Верочка, когда человек стоит с тобой рядом или даже когда вы просто слышите голоса друг друга в телефонной трубке, ты считываешь его волю с помощью своей. Ещё проще, когда человек обращается именно к тебе, когда его воля тянется к твоей…

Пуля задумчиво набрала в ладонь пригоршню раскалённого от солнца песка, тонкого, как мука, и ослепительно белоснежного, с розовыми вкраплениями измельчённых кораллов.

– С чтением сложнее, – продолжила она. – Тут, как на фотографиях: не люди, но их отпечатки. Отпечатки мыслей. Ты должна почувствовать за знаками волю того, кто складывал их в этот узор, делая его осмысленным…

– На самом деле в идеале так стоит поступать и с устной речью… уметь слышать, что человек на самом деле чувствует, вместо произнесённых им слов, – вполголоса заметила Диана, щурясь на солнце. – Иногда ведь бывает и так, что люди говорят «ненавижу», а думают при этом «люблю»…

Верена оперлась на локоть, с любопытством разглядывая крошечный парус, маячащий у самого горизонта – белый, с тонкими синими полосками по краю.

– А если я просто залью этот текст в цифровую читалку и включу её на голосовое воспроизведение? – недовольно спросила она.

– Обожаю вас, современное поколение, – рассмеялась Диана. – Мышление, нацеленное на результат… Читалки, хороший мой, конечно, тоже озвучивают живые люди, но они ведь не вкладывают свою волю в конкретный конечный текст. Вот если бы иностранная речь была сгенерирована искусственно, ты бы не смогла понять её вовсе. А так ты разве что сумеешь расслышать набор отдельных слов, которые тебе крайне трудно будет связать между собой, – она улыбнулась. – Можешь, впрочем, поставить эксперимент как-нибудь на досуге…

На бухту потихоньку опускался душноватый жаркий вечер; бездонное матовое небо из синего делалось малиново-золотистым, необыкновенно красивым, а с севера на него тонкой пеленой наползали отливающие бледным перламутром перистые облака. «Наверное, ночью будет дождь, – подумала Верена, прислушиваясь к шуму тёплого солоноватого ветра в зелёных лохматых шапках высоких, тянущихся прямо из песка кокосовых пальм с тонкими гибкими стволами. – Интересно, когда здесь вообще начинается сезон дождей?»

– Технику ключа так трудно освоить, потому что этот метод напрямую завязан на волю к эмпатии. На способность чувствовать кого-то другого через себя, – Полина рассеянно погладила кончиками пальцев медленно проползшую совсем рядом с ней маленькую рогатую игуану, похожую на крошечного дракона. Судя по всему, живность на этом необитаемом берегу не была избалована визитами и совершенно не опасалась людей. – Поэтому, кстати, тули-па, насколько я знаю, даже не пытаются обучать технике ключа своих воинов. Они и маячками по этой же причине не пользуются, знаешь ли. Хотя, как мы с тобой год назад имели несчастье убедиться, обманывать их иногда всё же умеют… Но всё, что связано с эмпатией, для них в принципе табу.

– Это как у «Псов полуночи» поётся, – задумчиво сказала Верена. – «Лишив себя чувств к человеку, убьёт человека в себе…» Не помню, как там дальше…

– У этих финнов очень хорошие тексты, – кивнула Диана, провожая глазами стаю каких-то крупных птиц с белыми головами и длинными толстыми клювами, которые, тяжело взмахивая крыльями, медленно пролетели над самой водой. – Мне иногда даже кажется, что этот их солист что-то знает…

– Так ты их тоже слушаешь? – встрепенулась Верена. Потом снова приподнялась на локтях и азартно продолжила: – У меня все альбомы есть. Я послезавтра на концерт иду! Они в Берлин как раз приезжают на Хэллоуин. Хочешь со мной, Диан? У меня в том клубе приятель работает, я могу сделать тебе проходку…

– Как говорят здешние жители, «если бог захочет», – улыбнулась женщина. – Я подумаю, Верена. Давненько уже не развлекалась с молодёжью…

Глава 2

– Меня прислали тебя… – утробным низким голосом протянуло крысоподобное существо, цепляя лысой макушкой короб электропроводки под потолком, и вдруг, страшно захрипев и растопырив длинные и толстые, как древесные стволы, когтистые лапы, двинулось прямо на Колонеля.

На мужчину отчётливо повеяло запахом какой-то сырой гнили.

Их ещё разделяло несколько метров, но тварь выглядела настолько реальной, осязаемой и жуткой, что Колонель, не размышляя и даже не вполне отдавая себе отчёт в том, что именно он делает, стремглав метнулся в прачечную комнату, молниеносно захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной, шумно дыша в темноте. «Чёртово воображение, – стучало в голове. – Чёртовы нервы…»

Потом он зачем-то посветил фонариком себе под ноги. В щели под дверью показалась чья-то тонкая, словно хлыст, когтистая лапа…

Нет, померещилось.

«Что за глупости», – пересиливая себя, зло подумал Колонель, утирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу ледяной пот. Он же взрослый мужик… он ведь войну прошёл, в конце концов! Как-то поздновато снова бояться чудовищ из подвалов, как в детстве, а? Подчинённые бы тебя на смех подняли, дружок…

Но сердце всё равно бухало оглушительно громко. И в левом подреберье отчётливо покалывало. Возраст, дьявол бы его побрал…

Электрический луч лихорадочно зашарил по серым кафельным стенам. Где же этот чёртов щиток… ага, вот ты где. Что же это с ним только что такое было, а?

– Сейчас-сейчас, – прошептал Колонель себе под нос, открывая широкую жестяную дверцу и по очереди щёлкая переключателями. – Вот ведь до чего стресс людей доводит…

Трубки дневного света под низким потолком ослепительно вспыхнули, заставив мужчину на секунду зажмуриться.

– Стресс… бессонница… – продолжил он уже громче, чтобы окончательно успокоиться.

В конце концов, никто сейчас не услышит, как он тут разговаривает сам с собой (даже если в доме и были «жучки», которые ещё не успели обнаружить безопасники, вряд ли кому-то могло прийти в голову устанавливать их в технических помещениях), так что стесняться было некого.

– А потом насмотришься такой вот рекламы в ежедневных трансляциях, и пожалуйста вам… уже чёрти что мерещится…

– Я не Чёртичто, я Бе-ерон, – скрипуче прозвучало сзади.

Мужчина рывком обернулся и с грохотом выронил на пол всё ещё зажатый в потной ладони фонарик.

В дальнем конце прачечной комнаты, удобно расположившись на широкой деревянной столешнице, уложенной поверх стиральной и сушильной машин, круглыми немигающими глазами на него смотрела кошмарная тварь, напоминавшая огромного многоногого тарантула с мощным, в человеческий рост, обезьяньим туловищем. Двумя многосуставчатыми паучьими ногами… это… зацепилось за серебристый змеевик отопления, тянущийся вдоль стены, а в передних многопалых лапах, покрытых редкой шерстью, оно зажимало двухлитровую пластиковую розовую бутыль стирального геля. Из бутыли капало, и только тут Колонель заметил, что кафельный пол под его ногами покрыт скользкими малиновыми пятнами, и понял, откуда шёл этот резкий химический запах, настигший его ещё в коридоре.

– Отдашь мне свои гла-а-азки, человечек, а? – проскрежетало существо, обнажая на перекошенной бульдожьей морде длинные тонкие шипы многочисленных зубов.

Потом оно поднесло бутыль к чёрным слюнявым губам, сделало большой глоток, выронило бутыль на пол – и вдруг резко перетекло-перебежало ближе, уставившись на него круглыми и выпученными, лишёнными век глазами с крошечными бисеринками непрерывно вращающихся зрачков:

– Я же вижу, что они у тебя вку-усные…