Я больше не тороплюсь
Света Великанова
Истории про любовь. Он, она и обстоятельства, которые не только притягивают, отталкивают, разрушают, дают надежду, но и заставляют жить совсем иначе, меняя обыденность на волшебный мир любви. Непростые и порой ироничные рассказы помогут вам вспомнить свои истории любви, заново их пережить, прочувствовать и поверить в возможность счастья любить и быть любимыми.
Я больше не тороплюсь
Света Великанова
Посвящаю всем, кто любит, любил и только что влюбился.
Дизайнер обложки Мария Бородич
Редактор Ирина Пелих
Редактор Марина Старикова
Корректор Марина Гулько
© Света Великанова, 2021
© Мария Бородич, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0055-1868-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я больше не тороплюсь
Все встало на места, и внимание оказывается по-прежнему, хотя продолжение отношений нежелательно. Уверена, что какой-то процент молодых людей, делающих мне комплименты, уже не нуждается в получении вида на жительство путем женитьбы. Еще получаю неожиданные признания, но отныне они не развивают воображение и сообщаются абсолютно все мужу за вечерним чаем в потоке новостей, не вызывая ни у одного из нас каких-либо эмоций. Наступило время, когда измерения в сантиметрах и граммах перестали определять мое настроение и будущее развитие отношений. Контрасты линий талии и бедер не влияют на интенсивность входящих телефонных звонков, но стабильное наличие того и другого пока не дают повода для беспокойства. К тому же никто не в силах изменить длину ног. Их сто двенадцать сантиметров всегда выделяют из толпы, а яркие голубые глаза по-прежнему зарождают у противоположного пола надежду.
Отношения с едой стали донельзя неинтересными. Из эротичных продуктов (т.е. приносящих удовлетворение) в своем рационе я оставила только сливочное масло, лицемерно прикрываясь необходимостью есть по утрам овсянку. В остальном – все определено словом «полезно». При измене принципам возникает стойкое чувство вины. Близкие отношения с алкоголем исключены из-за железного режима и постоянного вождения автомобиля, в котором со мной, как минимум, находится мой малыш. В шкафу начинают лидировать вещи, полные изящества и элегантности; шокирующие наряды надеваю под настроение, игривость которого просыпается редко. Большинство юбок по-прежнему коротко, и они вызывают серьезные сомнения у тех, кто не до конца верит в изменение моего мировоззрения. Кремы, кремы занимают важное место в бюджете и утренних процедурах. Не могу сказать, чтоб они меняли что-то к лучшему, но я успокаиваю себя мыслью: «Хотя бы не портят». Радует понимание, с которым муж встретил мое предложение купить в ванные комнаты недостающие шкафы с большим количеством полок.
Я приобрела твердую уверенность, что мы с тобой больше не встретимся, и все жизненные метания, тайны сразу исчезли. Пропала необходимость держать в напряжении вытянутый носок, и я купила себе первые босоножки на низком каблуке. Теперь они ждут своего звездного часа в шкафу среди двадцати восьми пар альтернативного направления. Стремление увидеть восхищение в твоих глазах из воображения ушло. Годы разлуки бессильны стереть тебя из моей памяти, остудить желание дотронуться до тебя. Мне ничего не стоит вылепить тебя из любого строительного материала в полный рост, не ошибившись ни на один сантиметр. Больше тебе не звоню. Останавливает мысль о взглядах, которые могут быть устремлены на тебя в момент нашего разговора. И не важно чьих: привычных – уставшей от твоих измен жены, удивленных – выросших детей, не прощающих – бывших любовниц или терпеливо ожидающих – нынешних. Мы не одни. Между нами супруги, дети и еще целая жизнь… Я дурачу себя философскими мыслями о неуместности и безрадостности нашей встречи. Хотя кто знает, может быть, внутренняя борьба даст еще большие разрушения.
Блеск в моих глазах стал матовым, большинство желаний – материальными и исполнимыми. Любовь к детям давно потеряла границы и дает мне ощущение бессмертия. Среди всех комплиментов пожизненно лидирует один, полученный от старшего сына. Вдруг, в свои четырнадцать лет, оторвавшись от компьютера, чтобы закрыть за мной дверь, неожиданно сказал: «Мама, а ведь ты – красавица». Зная своего сына, могу сказать, что, случайно заметив меня среди компьютерных игр, ошибиться он не мог.
Великолепие свежих цветов, выращенных своими руками, рождает желание остаться прекрасной навсегда. А при ежедневном солнце в Сан-Диего мысль о бренности и конечности земного недопустима. Живу в роскоши общения лишь с желанными собеседниками, и закрыта для остальных. На восьмом году жизни здесь наконец-то определилась с национальностью. Я – эмигрантка. В любой стране. Горько. Грустно, но ностальгия отсутствует.
Пришло понимание того, что исполнение моей заветной мечты принесет страдание моим близким. Поэтому дверь туда захлопнута навсегда.
Я счастлива. Мне сорок.
Двое
Она, с пшеничной косой до пояса, скромная гордячка с задранным носом, ушедшая в книги по уши от послевоенного быта, где постоянный голод и нет понимания с матерью, которую с рождения зовет на «вы».
Он, в свои четыре года быстрее всех умеющий спрятаться в бараке от обысков в концентрационном лагере в Германии, а потом безошибочно в темноте отыскать свою маму. Сегодня он выпускник суворовского училища, блистательный спортсмен и танцор, душа компании.
У обоих отцы погибли на фронте в самом начале войны. У каждой мамы по новой семье. До его трагической гибели осталось всего семнадцать лет. Сегодня им обоим по двадцать. Счастливые своей молодостью, синеглазые, с ослепительными улыбками, они встречают утро в плацкартном вагоне, следующем в Новосибирск. Там его ждет мама с маленьким братишкой и новорожденной сестренкой. Она едет провести студенческие каникулы с семьей матери в Самаре. Она, строго и задорно сведя брови, теребя в руках казенное полотенце:
– Пропустите, мне нужно умыться.
Он, ошалелый от близости пухлого девичьего лица, пышных волос, заплетенных в длинную толстую косу, стройной точеной фигурки:
– Поцелуешь – пропущу.
– Вот еще.
Она уже уходит, не оглянувшись. А Он, как очумелый щенок, следует за ней и, не доезжая до Новосибирска, выходит из поезда в Самаре. Как в карауле, сидит на вокзале три часа, боясь пропустить момент, когда Она придет забрать вещи из камеры хранения. Она возвращается с отчимом и проходит мимо, демонстративно отвернувшись от него. Он знакомится с отчимом, производит приятное впечатление за столом, где пьет чай с традиционным в ее семье вишневым вареньем. Очаровывает всех присутствующих (кроме самой девушки) и потом переписывается с ее матерью больше года. Так как девушка на письма не отвечает.
Она по распределению после окончания железнодорожного института уезжает в глубокую деревню, где здоровые, красивые, как жеребцы, деревенские парни, заправив галифе в резиновые сапоги, зовут ее замуж. А ей страшно и поговорить о любимых пьесах Шоу, Ибсена не с кем. Резиновые сапоги сменяются кирзовыми, и замуж зовут все настойчивее. Окончательно испугавшись неотвратимости неуклюжих ухаживаний, Она всем, оправдывая отказы, повторяет, что жених давно есть, и сама начинает в это верить.
А Он заканчивает элитную Высшую школу тренеров Советской Армии, учась в одной группе со Станиславом Жуком, сыном Малиновского, играет за сборную Ленинграда по волейболу, побеждает в соревнованиях по лыжному спорту, отказывает многочисленным поклонницам и внезапно появляется в деревне, где находит растерянную городскую девушку, явно не приспособленную к реальной жизни. Говорила – «жених». Значит, надо выходить замуж. В день его приезда они расписываются в сельсовете. В том же сельсовете Он берет ей открепление от места работы и увозит жену младшего лейтенанта с чемоданами, набитыми классическими романами, на Крайний Север, где железных дорог нет.
Первый раз целуются они после ЗАГСа, и ровно через год на свет появилась я. Они живут после этого еще десять лет вместе, оставаясь такими же разными и чужими друг другу.
Обычная история
Выходные не наступят никогда. Надоевшая простуда наконец-то обрела законченную форму в виде ячменя на левом глазу. Нарыв зрел, безапелляционно выставляя себя на лидирующее место. Домчавшись домой, ты задвинула в самый дальний угол мысль о желанной роскоши отдыха после трудового дня, когда можно, юркнув под одеяло, отсечь все суетные мысли и недомогания. Надвигающаяся суббота издевательски напоминала, что и в выходные расслабиться не удастся – будут гости. В магазин ты проникаешь невидимкой, считая, что удачно выбранные старенькие потертые джинсы и бесцветный свитер в сочетании с отсутствием макияжа обеспечат к тебе полное невнимание окружающего мира. Внимание – это, пожалуй, последнее в списке необходимого на сегодня. А назавтра – тридцать наименований для салатов, солянки, пельменей и что там еще….
Воздух перекрывается, дыхание останавливается, и ты теряешь дар речи. Как там подруги говорили, где можно встретить мужчину своей мечты? Не в супермаркете – это точно. На несколько секунд вы встречаетесь глазами, и он навсегда проходит мимо, а ты тащишься со своей коляской в соседнюю секцию за корейкой, плохо соображая, едят ли в принципе корейку люди. И откуда-то сверху к тебе спускается вопрос, ты поднимаешь глаза с парадным ячменем и опять видишь лицо из мира грез. Но вместо того, чтобы слушать вопрос, думаешь лишь об удачно выбранном на сегодня наряде, прекрасным дополнением которого служат рваные кроссовки. Он опять что-то спрашивает. Твой рот открывается в каком-то мычании, и ты выдавливаешь несимметричную улыбку на правой стороне измученного лица. Портрет красавицы завершен смелым мазком.
Все кончено, ты бредешь понуро к кассе и видишь его в соседней. Он, вопреки логике, перестраивается в очередь за тобой и продолжает ничего не значащий монолог. Ты, улыбаясь теперь уже другой половиной рта от полного зажима, произносишь первое адекватное слово в этой ситуации: «До свидания». Медленно удаляешься от кассы, осознавая, что свидания никогда не будет. Никогда.
Ты не можешь повернуться назад, заговорить с посторонним человеком сама. Тебе хочется остановиться и закричать, что наконец-то принц твоих надежд найден. Но ты уходишь, рассекая воздух горечью потери. Когда в двенадцать лет ты рисовала именно его фигуру и лицо во всех своих тетрадках, только ленивый не говорил: «Такого не бывает, пропорции лица и тела не соответствуют реальности». Бывает. Уходит. Не закричать. Теперь уже, навсегда невостребованные страстью руки, открывают багажник, чтобы переместить туда ставшие ненужными закупки для нежеланной вечеринки.
– Я не знаю, что сказать… Я женат.
Ты поворачиваешься и видишь мальчика с листочка в клеточку.
– Я тоже.
– У меня есть ребенок.
– У меня тоже.
Молчание, необременительное для обоих, привлекает взгляды прохожих, и от этого становится ужасно неловко. От безысходности он спрашивает.
– А чем вы занимаетесь?
– Я работаю в отделе рекламы.
– Может быть, мы встретимся, и вы мне расскажете о том, как рекламировать. Мне это интересно.
– Да. Да, конечно.
– Я запишу ваш телефон.
– Да. Конечно. Но я не могу его вспомнить…