Ночь кровавой луны

– Деточка, – мягко произнес отец Игоря, дотрагиваясь до моего плеча. – Я благодарен вам за участие в судьбе моего сына… Поверьте, очень благодарен. Но… Вы же знаете, обстоятельства таковы, что все усилия обречены на провал. Вы хотите найти смягчающие вину обстоятельства? Я не думаю, что убийство имеет оправдание. Я, может быть, покажусь вам жестоким, но Игорю надо расплатиться за совершенное деяние. Какой бы ни была Мария, он не имел права так поступать… Бог запретил нам убивать, а Игорь нарушил эту заповедь. Так что давайте позволим ему пострадать за совершенное зло. Иначе его жизнь будет адом.

– Она и так ад, – буркнула я.

– Значит, так надо.

– Вы не правы, – покачала я головой. – Я надеялась найти в вашем лице союзника. Я думала, что вы, как и я, не верите в его вину!

– Но он убил ее, деточка! И ничего с этим поделать нельзя…

– Я так не считаю…

Ох, до чего мне хотелось сейчас расплакаться!

Хотя, если разобраться, «что мне Гекуба?»

А вот поди ж ты, к глазам подступают слезы, и я чувствую себя одинокой воительницей, чьи усилия заранее обрекают на провал даже те, в чьем лице я надеялась если не обрести союзников, то хотя бы увидеть немного сочувствия!

Впрочем, в глазах Воронцова-старшего оно было, это несомненно. Он сочувствовал мне как маленькой идиотке, увидевшей на одну минуту его сына и влюбившейся в него.

Собственно, об этом он меня и спросил:

Не влюбилась ли я в его сына?

– Нет, – ответила я. – Я просто ненавижу несправедливость.

– Ну, хорошо, – кивнул он. – Проходите в комнату. Я постараюсь вам объяснить, почему я уверен в вине сына. Но ради всего святого, не смотрите на меня как на врага! Я меньше всего на свете желаю Игорю беды. И искренне хотел бы, чтобы все в его судьбе изменилось. Но мой сын уже совершил то, что совершил. А я достаточно разумный человек, чтобы не отвергать объективную реальность!

Глава 4

– Значит, вы ненавидите несправедливость… – сказал он, когда мы вошли в комнату, заставленную книгами. – Смею вас заверить, я отношусь к этому же типу людей.

Я взглядом пробежала по корешкам книг. Хозяин комнаты явно был увлечен философией. Но что меня немного удивило – так это то, что наряду с Брянчаниновым и Лосским мирно соседствовали Блаватская и Андреев («Врага надо знать в лицо», – сказал Воронцов, заметив мое удивление), а на отдельной полке стояли тома Антисфена, Диогена, Кратета и другой «кинической братии».

Похоже, отец Игоря всерьез увлекался «киниками».

– Я могу печалиться о судьбе моего сына, хотя, на мой взгляд, он поступил подобно Эзопу. Знаете, как он погиб?

Я кивнула.

– «Где здесь пропасть для свободных людей?» – процитировала я. – Вы считаете, что Игорь тоже выбрал эту самую «пропасть»?

– Именно так, – кивнул он. – Хотя, очевидно, я наделяю своего сына не свойственной ему силой характера. Может быть, он просто не выдержал той бездны лицемерной жестокости, в которой последнее время его вынуждали жить. Его – и его детей. Понять его можно, потому что…

Он встал и, не договорив, спросил:

– Вы будете чай с травами?

– Только, если можно, без них, – попросила я. – Травы расслабляют. Сразу хочется спать, а сон для меня пока – непозволительная роскошь…

– А как же с рецептом Грина? – улыбнулся он. – «Красивые девушки должны много есть и много спать»?

– Тогда они потолстеют, – рассмеялась я.

– В вашем возрасте хороший сон – необходимость.

– Пока я работаю, ночь – единственное время, когда я могу все разложить по полочкам, – призналась я. – За день моя голова поглощает столько информации, что на это действо у нее просто не хватает времени и сил. А ночью, когда я не обременяю ее новыми данными, она вполне может заняться ее переработкой.

– Зачем вы выбрали такую профессию?

– Я ее не выбирала, – пожала я плечами. – Она меня выбрала сама. Я собиралась работать переводчицей. С французского. Но судьба распорядилась иначе! Теперь один мой знакомый следователь утверждает, что талант детектива у меня от бога, хотя я ему не очень-то верю. Самой себе я кажусь довольно бестолковой особой. Но он утверждает, что у меня очень сильно развита интуиция.

– И сейчас, надо думать, она вас решила обмануть?

– Почему?

– Вам она подсказывает, что мой сын не убивал Марию. Она вас обманывает, – тихо и мягко повторил он.

– Я видела его. Я видела его глаза…

– И боль в них, – кивнул он. – Я сейчас вас разочарую. Эта боль в его глазах уже давно. Так же, как и нежелание говорить ни с кем, кроме Сашки.

– Сашки? – переспросила я. – Его сына?

– Нет, дочери, – сказал он, улыбаясь. – Мою внучку зовут так же, как и вас. Александрой. Мальчика – Павликом. Игорь и Маша назвали их в нашу честь. Маша… Она ведь нас очень любила. И мы любили ее. А в том, что с ней произошло, тоже виновен Игорь. Он слишком буквально понял совет Диогена «учить свою возлюбленную тому, что знает и чувствует сам». Иногда свобода, живущая в тебе, оказывается непосильной ношей для близкого тебе человека. Так получилось и здесь – Машина душа не смогла справиться с чувствами, которые подарил ей Игорь. Она сломалась, потому что… Впрочем, если вы познакомитесь с ее родителями, поймете, о чем я сейчас пытаюсь вам сказать. Если птицу всю жизнь держали в клетке, она погибает на воле. Она не знает, как себя вести. Это случилось с Машиной душой. Она сломалась. Она не выдержала и сломалась, точно так же, как ветка ломается под поцелуем ветра. Игорь был этим ветром, ибо мой сын умел оставаться свободным в любых условиях! И этому же пытался научить всех – Машу и детей.

– Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – спросила я.

– Потому что человек, опустившийся до убийства, для меня перестает существовать, – сурово ответил он. – Я предпочитаю думать теперь о своем сыне, как об умершем…

* * *

Его приговор был вынесен – я понимала, что мои попытки заставить его усомниться в вине собственного сына обречены на провал, и все-таки его суровость вызвала во мне протест.

Все уже было решено за Игоря.

А я не хотела с этим смириться. Человек, возлюбивший свободу, был таким же, как и я. Я не могу вам объяснить, как я определяла своих «братьев по разуму». Но там, в глубине глаз этих людей, жила готовность даже на Голгофе крикнуть вместо ожидаемого «Пощады!» – «Свобода!». Это внутреннее чувство, не имеющее ничего общего с анархией, которую наше «большинство» путает с истинной свободой, им недоступно. Это не укладывается в их голове. Это слишком сложное чувство. А разница-то очевидна – за анархию убивают, а за свободу предпочитают умереть.

Игорь сейчас предпочел смерть. А я не могла с этим смириться. И вот он вам, ответ: «Почему Саша Данич не могла представить себе Игоря в роли убийцы». Свободный человек никогда не станет убивать. Он предпочтет погибнуть, это да. Но убийство – это из «другой оперы».

Я сейчас готова была взорваться, глядя в эти спокойные, улыбчивые глаза, так похожие на глаза Игоря. Я очень хотела крикнуть, что же Игорю делать, если ему не верите даже вы?! Как ему жить с этим?!

Но я сдержала себя.

Да и он вдруг прижал палец к губам.

– Давайте не будем больше говорить об этом.

Во дворе скрипнула калитка. Раздались шаги. Дверь открылась.