Иван-Царевич и С.Волк

Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть.

    Закон сохранения вещества

Иванушка несколько раз подпрыгнул на месте, размахивая руками, словно собираясь взлететь.

– Сергий, как ты думаешь, Елене Прекрасной холодно?

Со всех сторон их обступали флегматичные горы, как гигантские черствые ромовые бабы в снежной глазури, а ледяной ветерок нежно взъерошивал растрепавшиеся волосы Ивана.

Серый равнодушно пожал плечами, поплотнее закутываясь в бурку.

– Не знаю. Спроси сходи.

– Я уже спрашивал, – многозначительно отозвался царевич.

Волк не уловил – или не пожелал улавливать – ни одно из этих значений.

– Ну, и что?

– Она сказала, что холодно, что она наверняка простудится, обморозится и, скорее всего, у нее даже пропадет голос, – укоризненно отрапортовал Иван.

– Ну, и что? – упорствовал в непонятливости отрок Сергий.

– Может, ты отдашь ей свою бурку? – бросил дипломатические игры продрогший до самой мельчайшей косточки, хрящика и жилки Иванушка.

– С какой радости? – искренне удивился Волк. – Ты хочешь, чтобы Я наверняка простудился, обморозился, и У МЕНЯ пропал голос?

– Совсем нет! Дело абсолютно в другом!.. Ну, как ты не понимаешь?!..

– Никак.

– Она же женщина! Единственная среди нас! И мы должны ей...

– МЫ должны ей? – не выдержал Серый. – Мы ДОЛЖНЫ ей? Мы должны ЕЙ? Говори за себя, пожалуйста, Иван-царевич. Я никому здесь ничего не должен. И меньше всего – этой фифе. Чего ей еще надо? Ты же отдал ей уже свое одеяло, свою подушку, свою шапку, свою бурку!.. Скажи ей, что если у нее будет еще одна, она рискует вспотеть и провонять, как лошадь, а ее туника покроется пятнами – для нее это будет похуже любой пневмонии!

– Не смей о ней так говорить! – взвился царевич. – Она – чистейшее благородное создание, самое доброе, самое нежное, самое прекрасное, что может быть на Земле!.. Она оказала нам честь, согласившись присоединиться к нам...

– Нет уж, это мы... ты... ладно, мы оказали ей услугу, зачем-то потащив с собой, пока ее не нашел и не прирезал от ревности еейный чокнутый муженек – который там по счету?..

– Сергий!.. Ты ведешь себя... Ты ведешь себя... как ребенок!..

– А ты – как дурак!..

Елена Прекрасная закрыла глаза и устало вздохнула, изо всех сил желая, чтобы и со слухом можно было бы справиться так же легко.

Целыми днями, с того самого дня, что они вылетели из Стеллы, Ион ругался из-за нее с Ликандром. Когда, конечно, у него оставалось время, свободное от вздохов, робких, но, к счастью, коротких попыток начать с ней, краснея и бледнея, какой-нибудь невнятный сбивчивый разговор непонятно о чем, чтения заикаясь вслух нелепых стихов, глядя при этом томительно вдаль, и прочей бестолковой деятельности, входящей в программу влюбленных юношей в семнадцать лет.

Естественно, поначалу ей это льстило.

Приблизительно первые двадцать минут.

Потом стало надоедать.

Потом раздражать.

И к концу первого дня путешествия она стала уже серьезно жалеть, что вообще согласилась на его предложение покинуть родину.

Но ей, стеллийке, чью судьбу всегда определял кто-то другой – отец, Меганемнон, Филомея, Париж, Антипод, и чья жизнь проходила в неге, роскоши и комфорте – всегда казалось, что настоящее счастье – это приключения, путешествия и свобода. И когда, наконец, представился шанс воплотить свои грезы в реальность, Елена не колебалась ни минуты, зная, что находись рядом кто-нибудь из тех, кто всегда принимал за нее решения, они бы не одобрили ее поступок ни при каких обстоятельствах. И это принесло ей огромное удовольствие.

Насколько она понимала теперь – это было, пожалуй, единственное удовольствие за шесть дней пути.

Все оказалось совсем не таким, как она себе это представляла.

Приключения были опасными, путешествие – утомительным, еда – непривычной, компания – скучной. Невозможно было не только принять ванну, сделать маникюр или погладить наряды, но и просто нормально причесаться, потому, что свой гребень она потеряла где-то в лесу, а купить новый, настоящий, черепаховый, было негде – где бы они ни пролетали, не было ни одной приличной лавки!.. И погода была то слишком жаркая, то слишком ветреная, то слишком мокрая, а вот сейчас – так и вовсе мороз... Кто же мог подумать, что в горах может быть так холодно!.. Если бы не самоотверженный Ион, так любезно отдавший ей все более или менее теплые вещи, которые были в его распоряжении, можно было бы и насморк подхватить. Страшилище-смешилище – Елена Прекрасная с красным распухшим носом, обветренными губами и обмороженными щеками!.. Хоть людям на глаза не показывайся... Впрочем, вряд ли это было так уж самоотверженно со стороны Иона. Он ведь откуда-то с севера, а всем известно, что северяне на морозе не мерзнут...

"Что там у нас оставалось?" – думала она невесело. – "Свобода в принятии решений? Замечательно. Париж надо мной бы посмеялся... Ха! Елена Прекрасная! Как же!.. Елена Сопливая!.. Елена Лохматая!.. Елена Немытая!.. С меня хватит!!! И я абсолютно свободно принимаю решение, что не надо мне больше никакой свободы! Я люблю, чтобы мне было тепло, мягко, удобно, вкусно и уютно!.. Чтобы моя ванна пахла кипарисовым маслом, а волосы – розовыми лепестками!.. Чтобы меня не донимали своим прилипчивым вниманием юнцы, потерявшие голову вместе с мозгами!.. Чтобы, просыпаясь утром, я знала, где буду ложиться спать вечером!.. Я хочу жить во дворце!.. И чтобы у меня были служанки!.. И кухарки!.. Я хочу замуж за богатого царя!.. А если кто-нибудь еще при мне скажет слово "приключение" или "путешествие", то я велю отрубить голову этому человеку!.. Тупым топором!.. О, боги Мирра, что я тут делаю?.. И когда это все кончится?!.."

И Елена тихонько заплакала от жалости к себе.

В очередной раз, разругавшись вдрызг из-за стеллийки, друзья разбежались в разные стороны.

Иван пошел бродить по окрестностям, а Серый, за неимением достаточного количества окрестностей для брожения, до которых можно дойти пешком, на этом плато размером со стол для пиров в Веселом зале мюхенвальдского королевского дворца, и не желая сталкиваться с Иванушкой до того, как оба они поостынут, вынужден был вернуться к лагерю, где их ждал Масдай и не ждала Елена.

Каждый раз после такой размолвки Серого мучила совесть. "Нет, все-таки так дальше нельзя, это не выход – так вот грызться друг с другом из-за какой-то капризной тридцатилетней тетки. Возомнила о себе, что попало... Ах-ах, я красавица... Не пылите... Коза кривоногая. И что в ней Иван нашел? И все остальные?.. Может, когда она всем представляется: "Я – Елена Прекрасная", они чувствуют себя обязанными восхищаться ею? Из боязни, что если они скажут, что в ней нет ничего особенного, то над ними смеяться начнут, как над невеждами?.. Другого логического объяснения данному феномену, как выразился бы Иван, придумать трудно... М-да... Иван... Чудушко в перышках... А, может, я к ней напрасно так нехорошо отношусь?.. Может, можно еще что-нибудь исправить? Может, с ней поговорить как-нибудь?.. По-человечески так... За жизнь... Поинтересоваться чем... А то ведь вон какая ерунда с Иваном получается... Не нравится мне все это..."

И сейчас, движимый раскаянием, Волк решил осуществить свои давние намерения.

Он подошел вразвалочку к костру, у которого, завернувшись в Масдая, сидела, уткнувшись носом в коленки, невеселая и не такая уже прекрасная Елена, и приземлился рядом – но не очень, чтобы чего не подумала – и задал вопрос, который, по его мнению, должен был помочь разрешить возникшее недопонимание.

– И долго ты еще с нами кататься будешь?

– До первого встречного приличного царя! – выпалила зареванная красавица.

– Чево-ково? – не понял Волк.

Елена смутилась.

– Не подумай, что твое общество мне нравится больше, чем мое – тебе, – немного спокойнее, но намного высокопарнее стала она объяснять свой порыв. – Я жалею о том, что согласилась на великодушное предложение царевича Иона разделить с вами компанию, и я намереваюсь распрощаться с вами сразу же, как только встречу достойного претендента на мою руку и сердце. Я не создана для бродячей жизни, как вы, меня привлекают тихие радости семейной жизни – балы, охоты, пиры, и я не желаю...

– Что... Ты это серьезно?.. Это правда?..

– Да, это правда! Твой белобр... белокурый царевич, безусловно, очень мил, внимателен и красноречив, и я ему многим обязана, но если ты думаешь, что это мой идеал мужчины – ты ошибаешься. Его среди вас нет.

– Ах, нет... – Волк сосредоточенно прищурился и поджал губы. – Значит, даже так...

– Да. Исключительно.

– А знаешь ли ты, боярыня Елена, что слова твои натолкнули меня на одну мысль... В смысле, идею... Правда, она у меня и раньше была... Но сейчас, кажется, из этого может получиться целый план... Только это – секрет!..