История России в лицах. Книга первая

– Как ты пожелаешь назвать своего сына, государь?

Генрих, пребывавший от счастья на седьмом небе, ответил:

– Спросите об этом у королевы. По мне, так пусть его назовут, как угодно, лишь бы французская корона держалась у него на голове.

Явившись в опочивальню к Анне, советники после обязательных поздравлений, сказали:

– Король прислал нас узнать, как хочешь ты, чтобы нарекли новорожденного.

– Филиппом, – неожиданно ответила Анна.

– Но почему? – изумились советники. – Ни один французский король не носил такого имени. Ты могла бы наречь своего сына Робером, в память о его славном деде, или Гуго…

– Робером я назову второго сына, – отрезала Анна.

Епископ Роже, также присутствовавший в опочивальне, счел своим долгом поддержать королеву:

– Филипп – это имя одного из апостолов. К тому же мне доводилось слышать, что русские государи ведут свой род от македонского царя Филиппа…

Анна с трудом сдержала улыбку: ее предки вели свой род совсем от другого человека. Но не стала спорить с епископом.

– Так и есть. Моего первенца мы окрестим этим славным именем.

Против ожидания, король не рассердился и не удивился, а только расхохотался:

– Так Робером она хочет назвать второго сына? Прекрасно! Превосходно! Не успела родить одного, как собирается подарить мне другого! Бог благословил наш брак, это очевидно. А сына пусть назовут Филиппом, лишь бы французская корона прочно держалась у него на голове.

Собственная шутка так понравилась королю, что он еще несколько раз повторил ее, к месту и не совсем.

После Филиппа у королевской четы родился сын, которого назвали Робером, а еще год спустя – третий сын, Гуго. Генрих не уставал благодарить Бога за то, что тот послал ему такую супругу: добродетельную, плодовитую и… очень умную. В отличие от короля, Анна умела и читать, и писать. Генрих же вместо подписи под всеми документами ставил так называемый «сигнум» – латинскую букву S, перечеркнутую косой палочкой. Он и не заметил, когда королева начала ставить под его «сигнумом» свою подпись – «Анна Регина»…

– Что это значит? – осведомился он у супруги, когда впервые увидел эти два слова.

– Это значит: «Анна королева». Пройдут века… Когда-нибудь люди удивятся этой подписи и будут спрашивать себя: что за странная королева была во Франции…

Генрих на это ничего не ответил. Он уже привык и к необыкновенной учености своей жены, и к ее причудам. К тому же – а это важнее всего! – он любил свою прекрасную королеву, на которой ни годы, ни рождение детей, казалось, никак не сказывались. Она выглядела так же молодо и привлекательно, как в тот раз, когда он впервые увидел ее возле города Реймса.

На многих хартиях Генриха I стоят приписки: «С согласия супруги моей Анны», «В присутствии королевы Анны». Жена была, пожалуй, его главным советником в государственных делах. Слух об уме и удивительной образованности французской королевы распространился по всей Европе. Сам папа римский Николай II писал ей в 1059 году:

«Слух о ваших добродетелях, восхитительная дева, дошел до наших ушей, и с великой радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным усердием и замечательным умом».

Король и не догадывался, что в немногих отправленных отцу письмах, Анна писала:

«В какую варварскую страну ты меня послал; здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны».

В том же 1059 году Генрих решил заблаговременно короновать своего старшего сына Филиппа, дабы упрочить его права на французский престол. Хотя Филиппу едва исполнилось восемь лет, древний обряд совершили полностью.

Король опасался всего. Ведь в противном случае враги могли оспаривать в будущем священные права Филиппа и на престол, сославшись на какое-нибудь упущение в священной церемонии. Такие случаи уже бывали во французской истории.

За несколько дней до коронации королевское семейство отправилось в Реймс. Парижские мастера уже изготовили для Филиппа маленькую шелковую тунику, такие же башмачки и детскую мантию из пурпура. Золотых дел мастер сделал для него корону по образцу настоящей, скипетр и другие царственные регалии.

Так Анна стала не только королевой и супругой короля, но еще и матерью короля. Ни до, ни после нее ничего подобного во французской истории не было.

И потекли годы. Анна родила еще одного ребенка – дочь Эмму, которая, впрочем, скончалась почти сразу после рождения. И второй сын Робер тоже умер. Анна горько оплакивала своих детей, но еще горше плакала в тот день, когда из далекой Руси пришла к ней весть о том, что и мать ее, и отец скончались, а братья никак не могут поделить оставшееся после Ярослава Мудрого богатое наследство.

«Теперь у меня уже нет иной родины, кроме Франции, – подумала Анна. – Никогда я не вернусь в Киев, не увижу его храмы… Да и прежнего Киева, наверняка, уже нет: все изменила жестокая междоусобица братьев…»

Наверное, именно в этот день Анна решила построить во Франции монастырь, который хоть немного напоминал бы ей об оставленной Руси. И выбрала для этой цели древний – еще римлянами заложенный – городок Санлис всего в сорока километрах от Парижа. Анна торжественно вложила первый камень в основание женского монастыря Святого Винсента. И чуть ли не ежемесячно приезжала потом на его строительство.

Увы, супружеское счастье Анны оказалось недолговечным. Король Генрих скончался, оставив ее вдовой и регентшей при десятилетнем Филиппе. По завещанию Генриха ей помогла в этом один из самых могущественных сеньоров Франции – граф Бодуэе.

Страна спокойно приняла нового повелителя, не смущаясь ни его юностью, ни тем, что его мать была иностранкой. Анну почитали и любили, как никакую другую из королев. А сам Филипп очень рано стал проявлять способности к управлению и стремление к самостоятельности. Его нежное отношение к матери никак не влияло на стремление как можно скорее избавиться от ее опеки.

И Анна пошла навстречу его пожеланиям. Едва королю исполнилось пятнадцать лет, вдовствующая королева стала почти все время проводить в Санлисе, под тем предлогом, что хочет передать новому монастырю часть своих владений.

В Париж Анна писала, что новый монастырь требует ее постоянного присутствия. Филиппу было безразлично: у его матери было свое немалое состояние, и она вольна была его тратить так, как ей заблагорассудится. Тем более что пребывание вдовствующей королевы в монастыре было очень благочестиво и благопристойно – с точки зрения ее подданных.

И тут произошло событие, разом перевернувшее и монотонную жизнь Анны, и почти молитвенное отношение к ней французов.

Недалеко от Санлиса в своем замке проживал граф Рауль де Крепи, не уступавший могуществом самому Бодуэну. При жизни короля Генриха он был одним из самых своевольных и необузданных его вассалов, и король очень опасался, что после его смерти граф поднимет мятеж: ведь граф де Крепи происходил по побочной линии от самого Карла Великого, то есть принадлежал к прошлой королевской династии Каролингов.

Но того, что случилось, Генрих предвидеть никак не мог. Граф де Крепи без памяти влюбился во все еще прекрасную королеву. Так влюбился, что обвинил свою законную супругу Алиенору Амьенскую в супружеской измене и приказал ей удалиться в какой-нибудь монастырь, замаливать грехи.

– Да я даже в мыслях вам не изменяла! – взмолилась несчастная.

– Вздор! – отрезал ее супруг и повелитель. – Я сам видел, как вы кокетничали с заезжим трубадуром. Его, кстати, уже повесили. Отправляйтесь в монастырь, вы мне больше не жена.

Развод, кстати, мог дать только папа Римский, но граф де Крепи был выше подобных мелочей. А избавившись от нелюбимой супруги, Рауль поскакал в Санлис, где королева Анна ежедневно наблюдала за строительными работами.

Особенно ее занимал труд одного каменотеса, ваявшего на каменной плите женскую фигуру. Это было ее собственное изображение, предназначенное для украшения портала монастыря. В руках она держала подобие храма, как бы напоминая о том, кто повелел его построить.

Наглядевшись на зодчих, Анна обычно уходила в небольшую рощицу, почему-то напоминавшую ей окрестности далекого и любимого Киева. Там она часами могла следить за птицами на деревьях или за бегущей светлой и чистой водой небольшой речушки.

И вот однажды эта идиллия была нарушена конским топотом. Не успела Анна понять, что происходит, как сильные руки подхватили ее и посадили на коня, впереди всадника, которым был… разумеется граф де Крепи!

Граф привез свою прекрасную пленницу не в замок, а прямо в замковую часовню, и потребовал, чтобы кюре немедленно обвенчал их. Сеньор де Крепи был полновластным хозяином в своих владениях и не было человека, который осмелился бы возразить ему. Так что из часовни Анна вышла уже не вдовствующей королевой, а новой графиней де Крепи.

И очень счастливой женщиной, потому что давно уже тайно любила этого властного и красивого сеньора.

Злосчастная Алиенора напрасно писала в Ватикан, новый Папа Римский Александр напрасно присылал нечестивому графу грозные письма и даже отлучил его от церкви, что в те времена было страшнейшим наказанием для доброго христианина. Раулю были безразличны и Папа, и святая церковь, и вообще весь мир… кроме его возлюбленной Анны.

Король Филипп отнесся к новому замужеству матери совершенно равнодушно, но не позволял никому ее осуждать: он, несмотря на свое стремление к независимости от влияния Анны, с детских лет привык считать, что все ее поступки – правильны и разумны. Более того, он приблизил к себе графа де Крепи, который стал его надежнейшей опорой. Молодой король был мудр не по годам – достойный внук своего прославленного русского деда.

С юных лет Филипп отличался острым умом, подозрительностью, недоверием к людям, презрением к их слабостям и неразборчивостью в средствах для достижения какой-нибудь дальновидно поставленной перед собою цели. Филипп любил песни менестрелей, и никогда еще во Франции не сочиняли столько стихов, как во время его царствования.

Молодой король трезво смотрел на окружающий мир, и его язык был резким, а выражения часто просто грубыми. Но суждения короля давали повод думать, что французское проникновение в суть вещей соединялось у него со спокойным русским умом.

Анна любовалась своим старшим сыном, радовалась, что между ним и его младшим братом Гуго никогда не было никаких размолвок: принц безоговорочно подчинялся королю и во всем ему помогал. Стало быть, Франции не грозили междоусобицы и братоубийственные войны – бич Руси.