Злая любовь

– Готовлюсь туда отправиться.

Кошка опять упала на все четыре лапы.

Сидя пред зеркалом, Одиль сосредоточенно стирала с лица косметику, чтобы наложить ночной крем. Она массировала лоб, щеки, шею круговыми движениями кончиков пальцев и, глядя на нее, всецело поглощенную этим пустячным занятием, невозможно было представить себе, что всего полчаса тому назад она была на волосок от близости с другим мужчиной. Разве что глаза у нее чуть-чуть ввалились.

– У тебя усталый вид, – заметил я небрежно.

Она резко повернулась ко мне, но тут же взяла себя в руки и скрыла раздражение.

– Ничего удивительного. При такой мигрени…

– Свежий воздух совсем не помог?

– Ни капельки.

Она стянула платье через голову, а я сел на табурет и молча наблюдал за тем, как она раздевается. Это было мое законное право мужа. Одиль сняла комбинацию и осталась только в чулках с поясом и кружевном бюстгальтере. Трусиков на ней уже не было, что меня даже не удивило. Они кучкой лежали на краю ванны: по-видимому, она сняла их в первую же минуту после возвращения. Их действительно было три пары: из белого трикотажа и розового и голубого шелка. Как бы в рассеянности я сжал в руке эти интимные кусочки ткани. Мне показалось, или они действительно были влажными от неудовлетворенного желания? Пусть меня простят за это перечисление бесстыдных и порочных деталей.

Вскоре Одиль вышла из ванной и я последовал за ней в спальню.

– Ты уже ложишься? – спросила она.

Без сомнения она хотела остаться одна, чтобы помечтать о своем приключении. Впрочем, мне совершенно не хотелось спать, что было совершенно естественно. Я оставил Одиль и заперся в кабинете на ключ и занялся довольно странным занятием. Я скрупулезно восстановил в памяти все то, что говорил Лаборд, а потом начал все это повторять, как прилежный ученик.

Зачем? Пожалуй, пришло время рассказать о моем плане мщения. Прежде всего я, разумеется, как и любой муж, не хотел стать рогоносцем. Во-вторых я хотел отомстить, но отомстить изощренно. Я хотел удалить Лаборда, прийти на свидание вместо него и ласкать Одиль так, как это делал он, пока она сама не отдастся мне. А там – будь что будет. Конечно, это безумие и извращение, но в этом была какая-то особенная притягательность.

Передо мной была новая женщина, которую я совершенно не знал. Я знал ее совсем другой – бесчувственной и холодной. Другая появилась только потому, что появился другой мужчина. Единственным способом узнать эту новую женщину было занять место этого мужчины. Как только она будет моей, мое желание и любопытство будут удовлетворены, я перейду ко второй части своего плана мести. Взять эту Одиль номер два, наслаждаться с нею, насытиться ее сладострастием, а потом, прежде чем она придет в себя, а мои руки будут еще ласкать самые потаенные местечки ее тела, сбросить с себя маску и заставить Одиль корчиться от стыда.

Что нужно, чтобы добиться этого? Пишущая машинка с характерными дефектами двух литер и голос Лаборда, который я должен был имитировать. Во время учебы в лицее я довольно успешно копировал голоса преподавателей и одноклассников, причем старательно совершенствовался в этом занятии. Мог ли я себе представить, что в один прекрасный день…

С ученическим прилежанием, усиленным чувством бешенства, я повторял слова, услышанные полчаса тому назад десятки раз подряд, стараясь как можно более точно передать особенности голоса и интонации своего соперника. Чего мне это стоило, Бог мой! Но ради того, чтобы отомстить…

– У вас бархатная кожа… Нет, я и не думаю овладеть вами… Я подожду, пока ваше собственное желание… Признайтесь, что ощущение приятное… Я бы хотел поцеловать вашу ножку там, где кончается чулок… Ничего страшного, поскольку вы так закутаны…

Ах! Отравленные слова! Мне нужна была передышка, я больше не мог так себя мучить. Но спустя несколько минут я снова принялся за работу с почти смертельным упорством.

– У вас бархатная кожа… Я хотел бы услышать от вас про этот размер… Чтобы потом, когда вы уйдете, воображать себе…

Когда я вернулся в спальню, Одиль уже спала на своей кровати рядом с моей. Какое-то время я смотрел, как мерно дышит ее грудь под светлой пижамой. Она глубоко вздохнула и по всему ее телу пробежала дрожь. Я погасил лампу у изголовья и предоставил Одиль ее сладострастным снам.

Я не видел ее за завтраком, так как встал раньше обычного. Да мне и не хотелось ее видеть. Как только я проснулся, события предыдущего дня всплыли в моей памяти с жестокой ясностью и меня словно ударили ледяным полотенцем по лицу. Я отправился в Париж на улицу Комартэн. Совершенно не помню, что я делал в то утро, кроме одной незначительной подробности. Возможно, именно из-за своей незначительности она и врезалась мне в память.

На улице я увидел незнакомую девушку, проходившую мимо газетного киоска, возле которого я как раз остановился. Девушка улыбалась чьему-то появлению, какому-то молодому человеку, возможно, своему жениху, и улыбка на ее свежем лице была чистой, как заря. Одиль тоже так улыбалась. Как и эта девушка она вошла в жизнь, принимая ее с доверием и надеждой. Но однажды в самой глубине ее существа пробудились странные, до тех пор дремавшие силы и желания. Пробудились по воле колдуна, который сделал ее другой, порочной, женщиной. И мне захотелось сказать незнакомой девушке: «Будь осторожна! Тебе станут говорить о волнующих ощущениях, редких ощущениях, запретных ощущениях, которые не может дать муж, но которые необходимо испытать. Не поддавайся на эту приманку. Это яд.»

Наверное, я что-то действительно произнес вслух, потому что девушка посмотрела на меня странными глазами, приняв, вероятно, за сумасшедшего. Но я действительно сошел с ума, если захотел сделать своей любовницей собственную жену. Я поступил бы разумнее, ревниво оберегая ее.

В час дня я вернулся домой и внезапно предложил Одиль отправиться в путешествие в Арьеж, где у нас было имение, полученное Одиль в приданное. С тех пор, как мы поженились, мы ездили туда только три раза, хотя постоянно обещали друг другу бывать там почаще. Это были те обещания, которые обычно не выполняются: последний раз мы были там года три тому назад.

– В Арьеж! – воскликнула Одиль, даже не дав мне закончить. – Что за странная идея?

Ее рука так резко дернулась, что она опрокинула бокал.

– Какая же я идиотка! Нельзя быть такой неловкой.

Пока она промокала салфеткой пятно от вина на скатерти, я исподтишка наблюдал за ней. Неловкость, в которой она себя обвинила, была на самом деле страхом. Она испугалась того, что ей придется расстаться с Лабордом в самом начале их рискованного опыта. Я был в этом абсолютно убежден, хотя мог и заблуждаться. В ситуации, в которой мы оказались, я был склонен даже в самых незначительных вещах видеть смысл, существовавший, скорее всего, только в моем воспаленном воображении. Это к тому же мешало мне здраво оценивать и анализировать факты. Одиль отказывалась от этой поездки и тогда, когда еще не знала Лаборда. Она и раньше опрокидывала бокалы. Но сегодня вечером Лаборд положит письмо в дупло старого дуба, а моя жена пойдет за ним позднее или завтра утром. За письмом, в котором будет описано первое свидание и будет готовиться второе.

Бокал слегка треснул, хотя и не разбился.

– Белый бокал, – заметила Одиль, и голос ее тоже прозвучал как-то надтреснуто. – Это к счастью.

Я ничего не ответил.

После обеда я снова уехал в Париж и отправился к тому торговцу мебелью, у которого мы в свое время купили секретер для Одиль. Сказал, что потерял ключ, и без особого труда получил дубликат. Теперь я мог следить за развитием авантюры и по письмам тоже.

Незадолго до шести часов вечера я зашел на завод и вызвал к себе Демонжо. Это был очень хороший инженер, которому я полностью доверял, и теперь сердился на себя за глупые вчерашние подозрения в его адрес. Как ни странно, но, читая письма, я испытывал еще и облегчение от того, что соблазнителем оказался другой человек.

Когда он пришел, я сказал ему:

– Я тебя приглашаю пообедать у нас. Жена хочет сегодня вечером поиграть в бридж.

– Хорошо, патрон. Но сначала…

Он провел меня по всему заводу, в деталях объясняя мне некоторые улучшения, которые он намеревался ввести в производство одного из наших самых важных изделий. Я слушал его, но так рассеянно, что он это заметил.

– Что-нибудь случилось, патрон? Вчера ты был так воодушевлен моим проектом, собирался детально поговорить о нем сегодня. А вместо этого…

Я только жалко улыбнулся в ответ. Мое воодушевление, мое спокойствие были у меня отняты вместе с моим счастьем. Отныне моя жизнь превратилась в кошмар, где были только мучения. Кроме того, меня мучила безумная ревность, и я знал, что не найду покоя, пока не возьму реванш.

Я зашел в контору завода, подписал несколько бумаг и мы отправились ко мне через лес и парк. Проходя мимо старого дуба, Демонжо вдруг сказал:

– Его надо спилить.

Я вздрогнул. Неужели он тоже заметил проделки Одиль и теперь предлагает мне уничтожить этот почтовый ящик?

– Зачем?

– Да оно насквозь прогнило, это дерево, того и гляди рухнет и придавит кого-нибудь.

Нет, он ничего не знал, иначе не говорил бы с таким легкомысленным безразличием. Я заставил себя рассмеяться:

– Ба! Дадим ему еще несколько месяцев жизни. Оно еще не выполнило свое предназначение до конца.

Теперь пришла его очередь удивляться.

– Ты говоришь какие-то странные вещи…

– Странные?

– Ты словно ждешь от этого дерева какой-то услуги.