Жизненное пространство семьи. Объединение и разделение

Поскольку все члены семьи обладают телами, понятно, что взаимодействие между ними во многом определяется тем, что они едят и как вступают в физические и интимные контакты. Обычные физиологические функции, такие как дыхание, пищевое поведение, секс, в человеческом существовании теряют свою простоту, начинают быть не просто функциональной данностью, но наделяться метафорическим смыслом, нечто символизировать.

Дыхание – это не просто способ получить кислород; это еще и мера тревожности, доверие к миру, умение принимать и отдавать. Дыхательная гимнастика лежит в основе многих практик йоги и других восточных методов личностного развития. Задержанное дыхание связывают с неспособностью вступать в контакт с миром, выражать свои чувства и понимать других людей. Прерывистое дыхание помогает отстраниться от текущих переживаний, преодолеть боль. И ведь каждый человек имеет свой собственный дыхательный стиль, стало быть, собственный сложившийся способ взаимодействия с окружающим миром. Метафоры, связанные с дыханием, очень распространены в аспекте описания человеческих отношений: можно задыхаться, можно перестать дышать, можно вздыхать и зевать. Удушливая атмосфера дома характеризует не только уровень CO

, это качество отношений между людьми. Свежая атмосфера отражает готовность ее вбирать и способность по крайней мере не испортить своим дыханием.

Питание – это не просто обмен веществ и насыщение организма нужными веществами. Метафора пищи присутствует во всей общечеловеческой культуре. Пищевое поведение представляет собой одно из условий выживания: как писал материалист Людвиг Фейербах, человек есть то, что он ест.

Однако не только для выживания используется пища; в повседневной жизни пищевое поведение – это, безусловно, многозначное явление. Многие сакральные действия, в том числе и религиозные ритуалы, используют именно пищевую символику. Чаша, хлеб – эти архетипические символы участвуют во многих культовых обрядах. Процедура выпекания хлеба (или его аналога, лепешек) во многих культурах отработана на протяжении тысячелетий и, безусловно, несет в себе нечто большее, чем просто средство удовлетворения гастрономических потребностей.

Удивительную символику пищи как библейского символа раскрывает протоиерей А. Шмеман в своем комментарии молитвы «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» (Шмеман, 2003). Как и жизнь, человек получает пищу от Бога, чтобы осуществить в себе Его образ и подобие. Поэтому важно распорядиться ею правильно. С пищей же связан и рассказ о грехопадении, пища (и напитки – «Чашу эту мимо пронеси») представляет собой также символ опасности, искушения и смерти. В пище, как и в жизни, есть все. Он также отмечает, что зависимость от пищи сделала человека рабом мира, в то время как отказ от ее буквального использования («Не хлебом единым будет жив человек») освобождает от этой зависимости, превращая пищу из знака несвободы от смертного мира в причастие божественной жизни. Пища – это божественная любовь; именно так архетипически она может быть истолкована в контексте сновидений. Поэтому понятно, что пищевое поведение представляет собой очень нагруженное вековыми символами и знаками послание.

Пищевое взаимодействие значит гораздо больше и для развития культур, чем это может показаться на первый взгляд. Это становится понятным, когда мы вспоминаем о тех усилиях, которые были затрачены на изменение традиционных меню. За специями снаряжали экспедиции в другое полушарие, инициативы Петра I вызывали «картофельные» бунты, потребление чая, кофе, какао также вначале вызывало противоречивые чувства.

Пищевые ритуалы (пост, традиционная кухня) часто связаны с религиозными убеждениями. Все религии накладывают ограничения на пищевое и сексуальное поведение; во время поста предписывается отказываться от употребления тех или иных продуктов и сексуальных контактов. В иудаизме существуют 613 мицвот – правил, предписывающих правильное бытовое поведение, преимущественно в области питания, которые должны способствовать воспитанию правильной личности в целом. Понятие кошерности (чистоты) также выходит за рамки чисто гастрономических ограничений, характеризуя отношение к живому и мировоззрение в целом. Для ислама значимы адабы еды, иначе говоря, свод правил, как нужно есть. В них сочетаются этикет и религия. Во время еды следует призывать Всевышнего, а несоблюдение правил может привести к тому, что злые силы (шайтаны) получат власть над человеком. Таким образом, процесс приема пищи сакрализуется.

Значимость пищевых ритуалов акцентировалась и вне религии. Эти ритуалы свидетельствовали о благополучии и «тучности» жизни у сибаритов, отрицались у аскетов, чтобы не пробуждать низких желаний. Бытовые метафоры также имеют часто пищевое воплощение: например, «всеядность» означает не только пищевые привычки, но и неразборчивость в поведении, хотя происхождение этого образа очевидно восходит к способам пропитания. И конечно, способ потребления пищи отражает не только группу принадлежности, но и личную философию.

«Быть недостижимым – значит прикасаться к окружающему его миру бережно. Съесть не пять перепелов, а одного. Не калечить растения лишь для того, чтобы сделать жаровню. Не подставляться без необходимости силе ветра. И, превыше всего, – ни в коем случае не истощать себя и других. Не пользоваться людьми, не выжимать из них все до последней капли, особенно из тех, кого любишь».

    (К. Кастанеда «Путешествие в Икстлан»)

Метафорический смысл пищи и питания

В зависимости от культуры пища может вызывать интерес, а может и отвращение. Пищевые традиции иногда создают неудобства, однако для тех, кто им следует, переживание принадлежности к религиозной и культурной группе через пищевую идентичность все же важнее. Например, традиционный для икон Венеции сюжет – изображение того, как мощи святого Марка, которые были выкрадены у египетских коптов (христиан), провозят через границу, прикрыв их кусками свинины, а таможенники-мусульмане в ужасе отворачиваются.

Пища в широком смысле слова – это энергия и любовь; именно это она часто символизирует в искусстве. «Съешь мое яблочко!» или «Отведай моего пирожка!» в русских народных сказках – это соблазнение, побуждение к тому, чтобы герой вкусил то, что первоначально он намерен проигнорировать. В обмен на знание, информацию. То есть плод (или пирожок) для него не однозначный подарок, это скорее договор, испытание, провокация. Так же, как написанное на пузырьке «Выпей меня!» у Л. Кэрролла.

Популярный роман мексиканской писательницы Лауры Эскивель «Шоколад на крутом кипятке» представляет собой историю семьи в кулинарных рецептах – блюда обладают лирической, драматической, социальной символикой, а причастность к их приготовлению – знак избранности (кулинарная книга передается лишь посвященным).

Существует множество церемоний, связанных с употреблением напитков и пищи: чайная церемония, винные дегустации. Все они, помимо гастрономического смысла, обладают еще и психотерапевтическим. Так, чайная церемония начинается с вопроса, обращенного к завариваемому чаю, разумеется, о собственной жизни, а заканчивается ответом и благодарностью ему.

Пищевое поведение – это также и способ социальной самопрезентации и воздействия, посредством общения по поводу пищи можно унизить, подчинить или проявить собственную власть.

В преданиях и сказках разных народов сохранилось отношение к приему пищи как к чему-то большему, зачастую еда и питье наделялись сакральными свойствами. С другой стороны, еда часто связывалась с насилием и «поеданием» кого бы то ни было. Во многих европейских сказках конфликт королевы-мачехи и принцессы-падчерицы разрешался следующим образом: мачеха без колебаний отсылала падчерицу со двора, приказывая приближенным убить ее и принести ее сердце домой. Приготовив и съев сердце своей падчерицы, королева мечтала обрести власть над королем, отцом девушки, и избавиться от нежеланной соперницы. Было ли такое или не бывало никогда – судить не приходится, на то и сказки, но несомненно одно: народная культура очень трепетно и внимательно относится к пище и ритуалам еды. Летописи, источник, признанный более достоверным, чем легенды и предания (хотя они зачастую переплетаются, затейливо скрывая настоящие события!), сохранили историю о печальной судьбе князя Святослава, доблестного воина, побежденного печенегами. Хан печенегов не стал хоронить противника с почестями: из черепа Святослава он сделал кубок и пил из него. Заглянув в историю, мы можем найти множество примеров, связывающих пищу с властью и социальным признанием.

Ритуалы принятия пищи, пищевой этикет в совокупности с содержанием меню, которым располагает каждый человек в своих представлениях о правильном, здоровом или вкусном питании, складываются в «диетическую идентичность», которая может быть семейной, а может оставаться личной. Диетическая идентичность представляет собой не всегда осознаваемый свод правил принятия пищи: кто, как и что ест и на что этот человек никогда не согласится. Это различие может быть критичным для интернациональных семей. Диетическая идентичность, культурно и семейно обусловленные способы питания в зрелости могут быть причиной серьезных супружеских и внутрисемейных противоречий; а в позднем возрасте люди становятся еще более привязанными к своим пищевым привычкам.

«…Нынче там варилось варенье по новой для Агафьи Михайловны методе, без прибавления воды. Кити вводила эту новую методу, употреблявшуюся у них дома. Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что то, что делалось в доме Левиных, не могло быть дурно, все-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.

‹…› На секунду он почувствовал, что разделяет чувство Агафьи Михайловны, недовольство на то, что варят малину без воды, и вообще на чуждое Щербацкое влияние. Он улыбнулся, однако, и подошел к Кити».

    (Л.Н. Толстой «Анна Каренина»)

У взрослых членов семьи воздействие через пищевые потребности – один из скрытых способов проявления собственной властности: чего стоит, например, игра в «загнанную домохозяйку», при которой никто из домочадцев не смеет войти в кухню, чтобы перекусить перед обедом! В благополучном случае супруги вырабатывают компромиссное меню и режим питания; при этом интересно обратить внимание, кто готовит, а кто вынужден это съедать, кто старается «угодить» родственникам своей кулинарией, а кто равнодушно без похвалы поглощает все предложенное, – все это показывает расклад сил внутри семьи и отвечает различным семейным ритуалам, несовпадение которых дает повод почувствовать себя кому-то не дома. В качестве компенсации появляется привычка тайно поглощать пищу ночью или ходить в кафе.

Пищевые привычки

Очень диагностичны пищевые привычки: высокостатусный человек в семье нередко начинает новое блюдо и не возвращается к нему потом, а остальные могут приступить только в очередь, таким образом никогда не распаковывая, не начиная, не открывая («Альфа-самцы едят первыми. Заморышам достаются остатки») (Уилсон, 2005, с. 54). Другая важная характеристика пищевого взаимодействия – способ приготовления и сервировка. Пища часто готовится одним человеком, а потребляется другими. Для того чтобы не вызвать брезгливость из-за участия чужого тела (пищу пробуют, ее готовят руками), разработаны правила пищевого этикета и эстетики. Чисто ли на кухне, постираны ли и спрятаны от посетителей неизбежные кухонные тряпки, – все это знаки уважения к членам семьи. Конечно, голодные люди могут съесть многое, но все-таки лучше, чтобы не только голод гнал их на кухню, к очагу, к печи, которые всегда были душой дома, ведь пища, даже если она не съедается, всегда повод для общения.

О многом говорит способ пищевого поведения матери семейства в отсутствие семьи. Если такое случается, готовит ли она еду только для себя? Ест ли она вообще? Узнав это, можно лучше понять, что для нее значит процесс приготовления пищи, – это жертва, самоограничение или спонтанное творчество?

Упражнение 4

Понаблюдайте за привычками членов своей семьи или задумайтесь и вспомните их. Кто ест быстрее всех? Кто доедает вчерашнее или то, что осталось после других членов семьи? Кто обычно обедает или ужинает после того, как поели остальные члены семьи?

Если вы даете на все три вопроса один ответ, подумайте, хорошо ли живется этому человеку дома. Почему он (она) так поступает? Нравится ли это ему (ей)? В каких словах он (она) рассказывает об этом своим друзьям, подругам, сослуживцам? Что будет, если попросить его обедать вместе со всеми? Кто тогда будет подавать пищу остальным членам семьи? Будет это к лучшему для всех или менее удобно? Если этот человек устает, какие психологические «бонусы» он получает и как он отдыхает? Наконец, любит ли он есть пищу, приготовленную не им?

Мы думаем, что попытка поразмышлять над теми критическими для семейных пищевых традиций моментами, которые мы обозначили, помогла вам оценить расклад сил в семье. Люди могут избегать совместной трапезы по самым разным причинам – чтобы ускорить процесс взаимодействия или поглощения пищи и освободиться, чтобы поддержать порядок, чтобы похудеть. Все эти мотивы, естественно, отражают разное отношение к близким. Может случиться, что размышления приведут вас к открытию новых смыслов привычек близких, которые раньше вас раздражали.

Гостеприимство и отказ от него также опосредованы пищевыми ритуалами как знаками доверия и толерантности. В замках средневековой Чехии существовал специальный предмет мебели, называемый kredens (от лат. credo – верю, доверяю). Небольшой столик-буфет, стоящий обязательно в углу рыцарского зала, был предназначен для того, чтобы разливать напитки в присутствии гостей. Поскольку отравления приглашенных были в порядке вещей, присутствие kredens’а было призвано несколько успокоить их бдительность. Соответственно принять чашу и пищу было также демонстрацией доверия хозяину.

Кто, кого и чем угощает – также характеристика отношений. Сколько времени было потрачено на приготовление домашнего обеда, в котором даже хлеб – из хлебопечки, показывает меру интереса к гостям.

Манера есть в присутствии других людей также может выражать уважение или неуважение, вызывать чувство брезгливости и желание уйти. Не случайно правила этикета уделяют большое внимание именно манере вести себя за столом, признавая эту сферу очень значимой и нюансированной с точки зрения содержания средовых посланий. «А как он ел! Медленно, аккуратно, салфеточка на коленях, ножом-вилкой не гремит ‹…› Не для утоления голода, а просто для красоты, ну как на пианино люди играют или танцуют. Наши так не едят, хоть убей их…» (Л. Улицкая «Цююрихь»).

И еще одно, возможно, специфическое для России явление – это «продуктовая» карта района. Многие матери семейства вспомнят, что во времена дефицита, чтобы «добыть» разные продукты, надо было обежать несколько различных магазинов, и каждая женщина держала в голове схему, привязывающую продукт к географии района.

«Елизавета Сергеевна. Мы раньше на Сокол за молоком ездили. Сядем в автобус, возьмем по бидону и поднимаемся высоко в гору, едем, смотрим по сторонам. А на Соколе дома красивые, деревья большие, мы в окна так и смотрим. Приедем, купим молока и обратно домой. Это сейчас Сокол стал другим. Да и молоко можно везде купить. А раньше – только на Соколе, только там».

    (О. Мухина «Ю»)

Когда речь идет о взаимодействии взрослых членов семьи, интересна информация о рождении пищевых ритуалов и обстоятельствах, которые к этому привели. Например, ночная рюмка коньяка может появиться, если муж поздно приходит с работы, или если младенец устраивает бессонную ночь, или просто если молодая семья живет с родителями, и эта маленькая тайна – способ укрепить границы своей семьи. Или другой вариант: поздние ужины могут возникнуть в семье, где есть дети и принят демократический стиль воспитания, то есть дети вторгаются в личную жизнь своих родителей, а противостоять этому считается негуманным. Поэтому супруги стараются отсрочить ужин на двоих до того времени, пока дети наконец не заснут. Разумеется, если они хотят поужинать вдвоем. Если же нет, то дети могут смягчать напряжение между супругами, которые боятся остаться наедине друг с другом, и тогда ужин будет общим и безрадостным.

Пищевое насилие

Для детей питание нередко оказывается источником многих стрессов. В детстве механизмы принудительного кормления известны. Для нашей страны почему-то характерно противоречивое отношение к тому, что должны есть дети и как им следует относиться к пище: с одной стороны, преувеличенно уважительное отношение к пище, которую нельзя оставить на тарелке или выбросить, «потому что многие на Земле голодают», что правда. Однако при этом поражает совершенное пренебрежение вкусовыми предпочтениями детей, полная неготовность принимать во внимание их желания. В конце концов, мать всегда знает, что не любит есть ребенок и чем это блюдо можно заменить. Если она этого не делает, можно задуматься, какие мотивы ею руководят и что она хочет извлечь из неизбежного конфликта сначала с ребенком, а потом и с другими вовлеченными членами семьи. Наверное, каждый ребенок переживал нечто подобное Дениске.

«Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:

– Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?…

И мама ушла на кухню.

А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.

А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взял и долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется. И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, все на свете можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб вылезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.

В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:

– Ну что за Дениска, что за парень-молодец!»

    (В.Ю. Драгунский «Тайное становится явным»)

Пищевое манипулирование или насилие может провоцировать обманы, агрессию, неискренность и ответное манипулирование. Лучше узнать, что любят и что не любят есть члены семьи, и стараться это учитывать. Хотя у хорошей хозяйки они обычно начинают любить то, что нравится ей самой!

Пища может символизировать уничтожение или победу над некоторым недоступным объектом, то есть быть аналогом агрессии (что обычно происходит в мире хищников, ведь охота ведется только для того, чтобы получить пищу). Она может стать пусковым раздражителем в развитии долговременного сценария, надолго определяя жизненный путь человека.

Итак, очевидно, что пищевое поведение – это многослойный феномен, в котором есть все, что присутствует в жизни: энергия, эстетика, излишества и капризы. И поэтому пищевые ритуалы могут быть надежным показателем семейного климата. Архетипическая мама или бабушка с пирогом должна присутствовать в жизненном опыте каждого человека.