Исток бесчеловечности

– А ты чему учился в Лиоде? – спросил он. Не то, чтобы Рен склонен был судить о людях и их занятиях по росту (Хиггу досталось два средних), характерной мимике («А в морду?!» – такое выражение почти не покидало физиономию гиганта) или даже речи (в данном случае – затейливая, но путаная). Но – Великая Рыба! – представить его студентом было нелегко. Мучительно. Будто вурдалака-вегетарианца.

– Я-то… – Хигг смутился, словно его поймали на стихосложении. – От королевской службы скрывался, где никто не искал. У меня рост для гвардии очень подходящий. А я против. Мне приказы ни к чему, я люблю зо… со… су-ве-ренно подраться!

Рен улыбнулся, а Бретта серьёзно покивала, как ученик лекаря, подразумевающий: недуг нам знаком, но лекарство ещё хуже болезни.

– Чему я у неё научился, так это пескарей земляных рисовать, – неожиданно признался Хигг. – Во-во. Быстрых, весёлых, ни зубом, проклятьем не достанешь. Сгорели, конечно, со всем факультетом Преображения. Обидно, что и говорить… – он зевнул с деланным безразличием.

По окончании представления челюсти наёмника захлопнулись со звуком, с которым акула Голодная Тень перекусывает рыбачью лодку пополам.

– Сон на рассвете – лучший советчик! – доверительно сообщил Хигг, оставив попытки сотворить завтрак. – Проснусь – умнее стану. У-э-э-эмх… Поговорю с Катером, если он ещё здесь и не перехватил дельце попроще.

Великан уже поднялся на ноги – и снова сел. Штиллер и Бретта уставились на него в недоумении, раздосадовано: передумал он, что ли? Хигг выставил по пальцу в направлении друзей и заорал восторженно, игнорируя стоны разбуженных соседей:

– Х-ха! Ох у вас и рожи, когда мастер Ю не следит! – и не давая приятелям ощутить даже призрак недовольства, продолжил: – Нет, не передумал. Говорите: где, когда… Нужно ещё выспаться про запас. В Лиоде нельзя.

– У меня в «Слепой рыбе», завтра… нет, уже сегодня перед полуночью, – ответил Рен. Он хотел задать вопрос, почему в Университете запрещено спать, но передумал. Может, просто не принято. Подремать и под мостом можно, незачем для этого на пепелище тащиться.

– Обязательно зайди к нашему оружейнику, ты же его не видел ещё, Горрина. Он тебе тоже понравится, хотя и не кот, – Бретта стала ненавязчиво подталкивать ключника к выходу. – Нет, не сейчас, он по ночам кормится, не догонишь. Домой, домой! В своей кровати спать надо. А то обидится и сбежит в Бурый Лес, к родне.

Само собой. Вдруг, глядя на бодрое, весёлое лицо любимой без малейшего признака усталости, он спросил, чувствуя, как нечто безжалостное и неотвратимое медленными шагами настигает их.

– Бретта… А ты? Не устала?

– Я не сплю никогда, – ответила она. И заметив его потрясение, успокоила: – Ты не дышишь. Я не сплю. Так до вечера!

– Да, «оно у нас» говорящее! – сварливо проскрипел ящер и поменял цвет на серебристо-бирюзовый. – Если собеседник достойный появится. Но народ сюда не поболтать ходит, а оружие по руке подобрать.

Незнакомый наёмник отыскал Штиллера в каком-то закутке. Ключник как раз осознал, что Дом – запутанное местечко. И успел не раз громко и настойчиво высказать пожелание, чтобы его нашли. Желательно, ещё до того, как сбесится. Иначе неспешный спаситель рискует быть загрызенным. Не с голодухи, а строго по требованию драматического сюжета.

Спас ключника молодой неприветливый гном. Не задавая вопросов и не представившись, сразу повёл к Горрину в оружейный зал. По-видимому, существо без видимых признаков обладания сталью длиной минимум с ладонь вызвало в нём острое недовольство и потребность помочь. А может, в Доме терялись только те, кто искал встречи с Горрином.

Пришлось одолеть несколько крутых винтовых лестниц и остановиться в незнакомом полутёмном зале без пола. Гном без лишних слов предостерёг, указав на шаткие балки через пустоту в нескольких метрах над нижним этажом. Штиллер отпрянул назад и чуть не отдавил лапу дремлющей рептилии. Наверное, решил он, ручному зверьку мастера Ю. Ящерица недовольно метнулась по стене, темнея, приобретая бурый крупнозернистый окрас, характерный для здешней внутренней отделки. Тогда Рен спросил, говорящее перед ним животное или нет. И заметил, что гном пропал, не ожидая проявлений благодарности. Вместо него ответил ящер.

– Горрин, – представился оружейник, высунув язык и ухмыльнувшись так широко, что уголки рта почти сомкнулись на темечке. Ключник тоже назвал себя и стал рассматривать собеседника. Тот был плоским, похожим на весло, юрким существом с чрезвычайно низким голосом, вполне человеческим, несмотря на пасть в форме вафельницы. Не слезая со стены, ящер акробатически закинул лапу и почесал ею под лопаткой. Стало заметно, что оружейник был некогда крылат, но крылья ему неаккуратно обрезали. Или даже выломали.

Штиллер не мог себе представить существо, поступившее таким образом даже с врагом. Некоторые демоны, питающиеся страхом и страданиями, могли… Рен слышал, что в Буролесье живёт племя крылоедов, охотно поедающих именно крылышки в пикантном маринаде. Для этого специально разводят некоторые виды птиц, безумные варвары. Хотя даже они, кажется, свою трапезу предварительно умерщвляют.

Горрин, не смущаясь молчанием визитёра, смотрел на Штиллера прямо, изучающе-внимательно, будто собирался сшить ему рубаху или гроб сколотить. Вдруг ящер метнулся со стены по тёмным балкам, изящно маневрируя над провалами в полу, и вынул из ниши в стене короткий меч. Штиллер поразился скорости существа – и сразу вспомнил ту же молниеносную грацию принцессы.

«Несомненно, в вампирах есть что-то от рептилий, – решил он. – Такой короткий и мощный бросок! Теплокровные на него попросту не способны».

А Горрин уже сидел на полу перед ключником и протягивал клинок. Рен почувствовал, как щёки заливаются краской. Он безобразно мало тренировался в фехтовании. И по-настоящему хорош не был никогда. Помедлив, Штиллер забрал у оружейника меч, выглядящий умеренно смертоносно. Вероятно, в диких краях и старых университетах без оружия не обойтись. До сих пор ключник применял для создания того же эффекта ломик или гвоздодёр.

– Я уж думал, не возьмёшь, – прокомментировал ящер, глядя на Рена задумчиво, без насмешки. – Пригодится! Прежний хозяин называл его «Сепаратор». Глуповато звучит, на мой вкус. Придумай имя получше. А почему «Сепаратор»? – спросил оружейник сам себя. – А вроде бы потому, что хорош в смысле отделения одного от другого. Головы от тела. Плоти от духа. Отличная вещь против сотворённой, неавтономной нежити, одержимых и всяких паразитов, пользующихся чужой плотью. Часто одного удара достаточно. Добротная некромантская работа. Э, рожу зря кривишь, между прочим! У некромантов не обе руки левые. Если уж берутся, то делают основательно, грамотно и на совесть. Так что у тебя в руках раритет.

У ящера надулась шея: то ли от гордости, то ли от обиды за мастера.

– Клинок почти идеальный. В него бы ещё руны Отвращения всеребрить… Я советовал, есть ещё такие умельцы в Еремайе, а Кеннет – не-ет, говорит, испортят заточку.

– Заточку? – строго переспросил Штиллер.

– Да. Идиотство, – с величайшим презрением выкашлял Горрин. – Злого Охотника, ночеградца, Кеннет им даже не поцарапал. Позорная история.

– А от чего, если не секрет, пытался Кеннет отделить короля-вампира? – удивился Штиллер.

Ящер подскочил метра на полтора вверх по стене, высунул язык и и выставил когти на передних конечностях, что, вероятно, должно было означать: «Вот это вопрос!»

– Не врут, значит, что ты Биццаро кусок, – с неожиданным пафосом провозгласил он. И продолжил доверительно:

– А ещё болтают, вы решили Катеру помочь. Не сходится!

«Почему?» – огрызнулся Рен, но про себя: имя, которым его в последнее время то и дело называли, принадлежало, похоже, редкостному мерзавцу.

– Прогуляюсь-ка с вами в Лиод, полвека там не был, – объявил вдруг оружейник. – Сдаётся мне, малютка Катер по незнанию влез в интригу семей Островитян, к которым принадлежала и Марион. Их свары никогда не кончаются! То и дело приходят талантливые новички с их уникальным способом попасть на Остров. И старичьё сразу кидается их душить…

– А ты сам никогда не хотел туда попасть? – стало интересно ключнику.

– Тот, кто утверждает, что его не тянет на Остров, – лицемер, – с абсолютной уверенностью изрёк Горрин. – Но я давно перестал искать пути. Пришлют за мной лодку на пристань Рипендам – не откажусь. А вот Катер отказался бы. Почему?

Штиллер находил манеру ящера задавать себе вопросы и самому на них отвечать забавной. Горрин явно предпочитал равного по уму собеседника!

– Катера сейчас интересуют только деньги. У него семья в Элмше. Понял? Жена, дочки. Нехорошо, если с ним что-нибудь случится на задании.

– Конечно.

Ящер снова послал ему загадочный взгляд.

Тут Штиллер, наконец, уловил смысл сказанного.

– Погоди, я только что услышал «с вами в Лиод»?

– Вот именно, – подтвердил оружейник хладнокровно.

– Да тебе какая польза?! Удивительное дело. Все, кто слышат, что я иду в Лиод, сразу находят повод, чтобы присоединиться. Лежало себе пепелище, колючкой зарастало пятьдесят лет. Если там что-то ценное и было, мародёры всё уже повывезли. Знаю, – Рен повысил голос, видя, что оружейник готов возразить, – ходят слухи ещё про ведьму в саркофаге адамантовом. То ли она пожар запалила у себя на кухне и до сих пор жжёт потихоньку. То ли наоборот, все годы против огненных тварей с метафизической лейкой воюет, отдыха не знает. Чрезвычайно занимательно для рассказчиков историй на базаре. И для архивариусов. В подвалах вполне можно попробовать обгорелые книжки поискать: я слыхал, у Константа было несколько таких, демон хорошо платит за находки. Ещё целители шипы с кустов в августе собирают: сушат и колют ими народ в оздоровительных целях. Но у нас, вроде бы, зима на носу. Увы. И даже Катер, что найдёт, то сразу пожжёт и закопает. Я к тому, что, конечно, Горрин, присоединяйся! – Штиллер заметил, что почти орёт, и замолчал, сбитый с толку собственной патетикой.

Горрин отвернулся.

– Дело не в Лиоде, – признался он после паузы другим тоном.

– А в чём?

– В тебе, Биццаро. Ты сотворил вот это, – оружейник показал лапой за спину.

– Что? – не понял Штиллер.

– Крылья мне подрезал.

Штиллер как стоял, так и сел на деревянный брус, свесив ноги в темноту между этажами. Удар оказался силён.