Тайна старого аптекаря

Шеф – располневшая женщина средних лет, этакая «бой-баба». Энергия со знаком минус в ней била ключом, просто переливалась через край. Она искренне считала всех людей «сволочами, способными на все что угодно», что лучшая защита – это агрессивное нападение. Не брезговала нецензурной лексикой и с улыбкой сетовала, что пока человека не отматеришь, он работать не будет. Жгучая брюнетка с кровавой помадой носила очень узкие юбки выше колен, отчего ходила немножко животом вперед.

Кроме нее в нашей конторе обитало еще трое сотрудников. Заместитель начальника, специалист, и я – менеджер. Коллектив полностью женский.

Специалист Катя – шатенка, чуть постарше шефа – представляла собой тот тип сотрудников, который выживает и неплохо существует при любом руководстве: тих, сер, незаметен и всегда под рукой. Очень любим всеми начальниками. Одевалась во всё серое, черное и бурое, дабы не выделяться в толпе (ведь работник должен быть скромен) и чутко реагировала на смену настроения руководителя. Если шеф встал с утра не с той ноги – она развивала бурную деятельность по нагнетанию нужной обстановки в коллективе: доверительно оповещая всех, что «ой, девочки, шеф чего-то сегодня не в духе», «получим все сегодня, а я вообще летать буду». Ходила по коридорам походкой настоящего административного работника. Эта походка отшлифована поколениями служащих: спина чуть прогнута в области поясницы, на полусогнутых ногах, с легким наклоном корпуса вперед, необходимо быстро идти, глядя невидящим взором куда-то метра на два впереди себя. Это показывает, как, очень занятый важными делами, служащий торопиться по важному поручению. Желательно при этом держать в руках какую-нибудь папку с документами. Выражение лица же необходимо сделать как можно озабоченнее и смурнее.

Заместителем начальника была Александра – «железная», уверенная в себе, жесткая женщина с металлическим голосом, не доверяющая никому. Грамотный юрист, везущий на себе всю рутинную ежедневную работу по составлению документов, планов работы, отчетов и всего того, что шеф не знает, как сделать. Иногда, впрочем, Александра оттаивала душой. В такие минуты она пыталась шутить, смеялась и глаза у нее вдруг вспыхивали озорными синими огоньками. Но это состояние длилось недолго. В какой-то момент времени она как будто вспоминала, что враг не дремлет и «застегивалась на все пуговицы».

Я успела вернуться как раз, когда все персоны уже сидели в кабинете шефа. Катя с пунцовыми щеками и Александра с каменным лицом. Вивиана, напротив, была очень оживлена и энергична.

– Садитесь дамы!

Взвинчено-бодрое обращение «дамы» не сулили ничего хорошего для сотрудников. Это означало, что шеф в «боевом» настроении или в таковое себя приводит. В такие дни на планерке выяснялось, что работает коллектив из рук вон плохо. Затем выбирался «провинившийся» сотрудник и начиналось воспитание. Во время воспитания сотруднику полагалось молчать, потуплять взор и признавать свои ошибки. Особо усердные и опытные сотрудники в такие моменты усиленно краснели или бледнели (что у кого лучше получалось), показывая глубину восприятия критики начальства.

Так как в последнее время объектом воспитания практически постоянно выбиралась Александра, то я привычно отключилась от процесса и стала размышлять о непонятных снах. Во-первых, что я знаю из истории о Сибири? Переселенцы, осваивающие Сибирь, серебро Демидовских рудников, яшма Колывани, золото Колчака… Ах, да! Пресловутое Беловодье или страна Шамбала. Ее, кстати, некоторые одержимые ищут и по сей день. Но эта история так заезжена. Страну счастья за два столетия ведь никто так и не нашел

Нет, здесь что-то другое. Вполне может быть, что какая-нибудь туймонская печать, приснившаяся мне, и существовала как исторический факт. И теперь этот факт у меня в руках. Но чем она была так важна?..

– Вы много на себя берете, Александра Николаевна! Подумайте над своим поведением, сделайте выводы. И еще о дисциплине. Я не поняла, у вас у всех что, работы мало? Вы все успеваете сделать в рабочее время? Почему никто не задерживается после окончания рабочего дня? Так вот, дамы, эта суббота – рабочая! – прорычала Вивиана – идите по местам.

Рабочая суббота ну никак не входила в мои планы, поэтому я пошла на хитрость:

– Лидия Ивановна, я не могу в субботу, я заранее записалась на платную процедуру иглоукалывания в клинику. А там сами знаете, час до и час после надо лежать. Утро у меня пропадет, а мы же всегда до обеда работаем по субботам. Смысла нет на пол-часа приходить.

– И что вдруг с вами приключилось?

– Нога не ходит, иду-хромаю, на пятку больно наступать. Сказали от защемления нерва.

– Хорошо, лечитесь. А всех остальных жду к 9-ти!

Александра «железная» усмехнулась и, поджав губы, направилась в свой кабинет. Катя отпроситься не посмела, и весь оставшийся день поносила Вивиану злым полушепотом на все лады, успевая, однако, при этом отвечать по внутреннему телефону задорным голоском девочки-отличницы: «Слушаю, Лидия Ивановна! Бегу».

Это ее умение вот так быстро переключать голос от шепота ненависти к задору усердной пионерки меня поражало. Да и не только голос. Случись в этот момент зайти в кабинет Вивиане, как только что от души ненавидевшая шефа Катя, вмиг становилась наипреданнейшей её подчиненной. Она оправдывала такое поведение тем, что за свое место нужно держаться зубами. Хотя, честно говоря, опасность грозила как раз не ей. Выживали с работы Александру. Сначала завуалированно, потом настолько неприкрыто, что Александра временами даже осмеливалась огрызаться на критику начальства во время планерочных воспитаний.

Я давно уже стала задумываться о смене работы. Как раз с того момента, когда начались принудительно-добровольные оставания после работы и рабочие субботы. Смысла в них не было, так как Вивиана, придя вместе со всеми к 9-ти утра в субботу, примерно через полчаса уходила «на пять минут» и наказывала обязательно ее дождаться. Часам к трем она появлялась румяная и веселая, причитая: «ох, сколько работы! Когда все успевать?». Убедившись, что бледные, квелые сотрудницы послушно сидят на своих местах, она получала еще больший заряд бодрости и милостиво разрешала всем уходить:

– Идите-идите, а я уж как всегда буду ночевать здесь. Столько работы, ой-ей-ей!

Нас же раздражало не столько то, что ее не было, а то, что летели к черту все планы и договоренности, личная жизнь и портилось настроение.

Со временем стало понятно, что это один из ее способов самоутверждения в коллективе и злиться на это глупо. Примерно так же, как злиться на грязь на дороге после дождя. Проще распределить работу не на пять дней, а на шесть. Вот в таком напряженном режиме контора существовала последние полгода.

Я запланировала свой уход на ближайшее время. Надо было закончить текущий проект и получить за него деньги.

Итак, суббота – моя. А сегодня у меня еще и целый вечер для разбора бумаг старого немца! Как его зовут хоть?

Глава V

Вечером, налив себе чайку, я разложила все бумаги на столе и попыталась систематизировать информацию. Судя по открыткам и письмам, адресатов было двое. Несколько писем некоему А. И. Задорогину были датирована пятидесятыми годами прошлого века. Наскоро пробежав их глазами, я выяснила, что деда моего немца звали Артур Иоганнович Задорогин. Остальные письма и открытки были адресованы его отцу, и прадеду нынешнего переселенца – Иоганну Штаубмаху.

Интересно, чем они занимались? Пожелтелый листочек с круглой эмблемой был письмом Василия Сычева Штаубмаху. Немецкий-то он немецкий, а некоторые слова все же претерпели изменения в течение столетий. Обложившись словарями, я начала переводить письмо. Сычев сообщал Штаубмаху о скором своем приезде, просил сохранять это в тайне, выдав Сычева за своего дальнего родственника. Настаивал на необходимости срочных и решительных действий – совместной дальнейшей поездке на капище.

Фуу… Ерунда какая-то. Сычев едет к Штаубмаху, но не хочет «светиться». Это ладно, может, скромный был. Тогда почему нужны решительные действия и обязательно вместе необходимо отправиться в тьмутаракань? В общем, из всего письма интересна только эмблема, она действительно похожа на то, что я видела во сне.

Остальные бумаги, как и говорила Маша, были «тематические». Только вчитавшись в них поподробнее, я обнаружила много интересного. Например, листки с рецептами блюд оказались не совсем кулинарными, а вернее, совсем не кулинарными. Скорее всего, это были пропорции составления травяных сборов. По крайней мере, несколько знакомых названий трав по-латыни я нашла. Кроме трав в перечне компонентов встретилась сера, капли Зельмера и нефритовый порошок.

Ага, Штаубмах был либо врачом-травником, либо сам любил лечиться и коллекционировал рецепты своих лекарств. Так, что там учете расходов по дому? Вот это дед, молодец! Он не просто констатировал факты своих постоянных затрат, но и вел что-то вроде ежедневника. Так на среду 5-е мая у него значилось:

6–00 подъем

7–30 завтрак

8–00 до 9–00 работа с бумагами

9–00 до 12–00 посещения

12–00 до 14–00 выезд в город

14–00 до 15–00 принятие счетов и расчет за мясо, масло и муку с приказчиком Суетиным; за яйца, мясо кур и мед – с крестьянином Провоторовым.

Вечером после обеда он запланировал практические работы в кабинете. Все суммы записаны. Даже сколько примерно возьмет с собой на выезд в город. Эта сумма затем зачеркнута красным карандашом и сверху дописана меньшая. Экономия, однако, вышла.

А что такое посещения и практические работы в кабинете? Справки были рукописные и выданы в подтверждение подлинности качества предоставляемого товара – на нефритовый порошок и жемчужную пудру.

Открытки, а вернее, почтовые карточки были обычные. На левой стороне – рисунок, на правой – коротенькие строки. Как обычно, здравствуй, как дела, обнимаем, до встречи. Судя по текстам и адресам, Иоганн Штаубмах имел сестру, проживавшую в Петербурге и друга (называвшего его дорогой коллега) из нижнего Новгорода.

Четыре открытки, сложенные отдельно, поначалу ничем особо не отличались от остальных карточек. Но на них кроме основного рисунка на правой стороне вместо текста был тоже рисунок, странный и как будто оборванный, незавершенный. Извилистые линии, точки, обозначенные только заглавными буквами, штриховка и какие-то значки. Отложим на потом.

Итак, что мы имеем? Иоганн Штаубмах собирал рецепты снадобий либо был лекарем, поддерживал связь с друзьями и родственниками (Сычев, сестра Эльза и друг Алексей), проводил практические работы в кабинете и имел некие посещения. Ах, да! Еще не выбрасывал старые открытки. Просто интеллигентный, пунктуальный и немного сентиментальный человек. Скорее всего, на глаза директору музея и его заместителю попались письма Артуру Задорогину. Второпях они решили, что весь архив принадлежит ему. Действительно обычная, даже не немецкая фамилия.

Ничего толком не прояснив, я решила отправиться спать. Из неразобранного оставались лишь четыре открытки да еще один листочек, который я неожиданно обнаружила. Одна из открыток показалась мне немного толще обычных. Я попробовала расслоить ее ножичком. Действительно, открытка была проклеена лишь по краям, внутри лежал тот самый небольшой листок, исписанный мелким почерком. Завтра непременно зайду в горную аптеку и посмотрю, кто у нас был аптекарем в городе. А еще посоветуюсь с Машей по поводу архива.

Глава VI

Как я люблю летнее утро. Впрочем, я просто обожаю утро. Лето или зима, весна или осень – утренние часы тихие, дремотные, неспешные. Морозно-хрустящие с дымком печных труб зимой, или прохладно-стылые с запахом прелой листвы осенью. Весной же та же прелая прошлогодняя листва пахнет иначе. Пахнет не грустью завершения времени тепла и зелени, а новыми надеждами.

Каждая весна приносит твердую уверенность в том, что это и есть начало твоей новой жизни. Что вот уж этой весной все пойдет по-другому: спорт, здоровое питание, изучение английского языка… Гуляя по утрам с собакой, весной замечаешь, как много людей начинают эту самую новую жизнь с ежедневных пробежек по утрам. Правда их энтузиазма хватает лишь до майских праздников. Далее железное правило отоспаться на выходные за всю рабочую неделю срабатывает без осечек. И, увы, майские праздники рубят на корню всю новую жизнь, включая здоровое питание и тот самый английский язык.

С приходом лета утренние пробежки отменяются вообще, как лишняя нагрузка на организм, пребывающий на воздухе допоздна, работающий на даче, выезжающий в леса и поля для активного отдыха. Но именно летнее утро с нежными лучами раннего солнышка, сонными жуками, зеленью листьев и терпкими запахами цветов и трав настраивает на безмятежное счастье.

Итак, сегодня мое любимое субботнее августовское прозрачное утро, тишина, покой. Наш небольшой, по столичным меркам, город был по-своему провинциален. Высотные дома мирно уживались вперемежку с частным сектором. Как и во всех провинциальных городах, чистые заасфальтированные улицы наблюдались только в центре города да вокруг районных администраций. На всех остальных улочках, переулках и во дворах либо дотаптывали советский асфальт, щербатый от времени, либо ходили по родной земле – где песчаной, где глинистой.

Мой двор был глинистый и после каждого дождя возле подъезда набиралось небольшое озерцо, перейдя которое попадал аккурат в раскатанную колесами проходящих авто жижу. В общем, до асфальта центральной дороги сухим никто не добирался.

Но и это обстоятельство не могло испортить очарования чудного августовского утра и предвкушения разгадки тайны неведомой туймонской печати. Найденный браслет с печатью я вновь взяла с собой. Может мне, как Менделееву, приснится путь к кладу, запечатанному этой печатью. Да, клад бы не помешал.

Центральный вход в «Горную аптеку» был открыт для посетителей, а задний двор все еще огорожен полосатой лентой. Купив билет, я снова прошла с экскурсией по комнатам музея, прослушала историю появления аптеки, кратенький экскурс по приготовлению пилюль, уже более внимательно вчитывалась в найденные старинные рецепты, листки конторских книг по учету больных. Девушка-экскурсовод не знала, кто был фармацевтом в те времена в городе. Правда на одном из экспонатов, вывешенных на стенах музея, листком-отчетом о количестве больных я заметила подпись И. О. Штаубмах. Мой аптекарь? Все может быть.

Осмотр подвальных помещений ограничили двумя комнатками, ссылаясь на подтопление грунта и грязь. Выдали каждому небольшую плошку с горящей свечой, ссылаясь на отсутствие электричества после потопа. Пока основная часть группы со свечками в руках слушала рассказ экскурсовода, в полутемноте я прошла под натянутой лентой в отгороженную часть подвала, в комнату для хранения лекарственного сырья, подсвечивая себе сотовым телефоном.