Чахлый ангел. Закулисье одного психотерапевта

Два часа назад ветер так же яростно, с размаху наотмашь бил в окно.

Надежда Николаевна сидела напротив, заполняя кабинет тоской и болью. Сорок третья минута первой консультации. С одной стороны, все как обычно: муж, дети, проблемы, страхи. С другой, из пятерых детей четверо – приемные. Судя по всему, из-за последней, совсем недавно появившейся в семье – Кати – надежда и пришла сюда.

Первая консультация – это всегда испытание. Это этап вхождения вглубь, куда давно (или никогда) никто не заглядывал. Вера проходила это с каждым новым клиентом: человек много говорит, но не может назвать словом то, что с ним происходит. Воздух в кабинете на таких консультациях вязкий и липкий, и с каждой минутой словно сгущается еще больше. Не убежать из этого контакта, а выдержать его, отгородившись от водопада боли клиента, – вот задача первой встречи для терапевта. И черт его знает, почему для Веры это каждый раз так сложно.

Надежда медленно-медленно вела рукой по волосам, обнажая у бледного широкого лба белесые корни. На макушке рука остановилась, приминая пышность отросшей стрижки.

– Я ничего не хочу. Я устала. Сделайте с ней что-нибудь.

Вера Никитична молчала, изредка делая пометки в блокноте. Надежда говорила рвано, с паузами, перескакивая с одного на другое, и во всем этом была какая-то беспросветность, пыльной пеленой тянущаяся за нею. Вера почти физически чувствовала, как эта пелена все больше окутывает и ее саму, не давая ни думать, ни дышать. Единственное, что она могла делать, чтобы сопротивляться, – выдерживать тяжелый взгляд Надежды, уходящий во тьму. Такой бывает у детей, пришедших к тебе со своим несчастьем и полностью доверившихся. В них нет требований о помощи, зато есть усталость и обделенность. Состояние мягкой игрушки, которую выстирали и за прищепки повесили сушиться на веревку. Обвислость. Безжизненность.

Ведь даже для того, чтобы просить о помощи, нужна хотя бы какая-то энергия.

Здесь ее не было. Не было вообще ничего, кроме этого взгляда потерянного ребенка и запредельной, оголенной чувствительности. Взмах ресниц, промелькнувшая тень мысли – и те могут оборвать призрачную паутинку близости.

Вере Никитичне вдруг вспомнилась картинка, случайно попавшаяся в ленте социальной сети: Вселенная в капле воды. Капля своей собственной тяжестью и тяжестью отраженного мира давит на невесомую паутинку. Нить медленно растягивается, капля балансирует. Кажется – еще мгновение, и все это оборвется, обрушится, разобьется.

Сейчас, сейчас это произойдет…

… Но нет, нить еще целая.

Может, через секунду?..

…И опять нет. Паутинка каким-то чудом держит собой отраженную Вселенную.

А она, Вера, сможет выдержать чужую Вселенную, полную горя, тоски, отчаяния?..

– Я устала… – Рука Надежды, скользнув по щеке, упала на колено. – Это больше невозможно терпеть. Я целыми днями стираю и убираю. Она словно ничего не слышит. Я не могу с ней справиться. Дома находиться нет сил, но и на улицу боюсь выходить. Там люди – любой может быть носителем этого треклятого вируса. И мы опять заболеем. Я все забываю. Иду давать лекарство детям и думаю: то ли это лекарство? Снова начинаю читать этикетку… И так несколько раз в день.

Она прижала пальцы ко лбу, закрыв ладонью лицо. Потом резко убрала руку:

– Учительница умерла. С Витей занималась, столько для него сделала! А я с ней разговаривала два дня назад! Она веселая была, радовалась… А тут вдруг раз – и нет ее. И никто не говорит, отчего. Может, даже сама – и такие слухи ходят.

Капля все тяжелее и тяжелее.

– Ее нельзя оставлять ни на секунду – все обгадит! – громко высморкавшись в бумажную салфетку, продолжала Надежда. Вера с трудом уловила, что она говорит уже не об учительнице. – Только надену на нее чистые штаны – опять лужа! Кусает других детей, только отвлечешься – тут же делает какую-нибудь мерзость. Назло, специально! Стали уже ее привязывать. Надеваем комбинезон с лямками, чтобы не сняла штаны, и привязываем к лесенке на кровати двухъярусной. И ласково пробовали, и поощрения делали, и наказывали – все бесполезно. Смотрит пустыми глазами и молчит. Руки опускаются, честное слово!..

Лицо Надежды Николаевны сморщилось, лоб пошел складками, мелко-мелко затрясся подбородок. Она прижала пальцы к вискам и как-то жалобно, по-собачьи всхлипнула.

– Все бы ничего, но то, что она не хочет ходить на горшок… Весь дом уже пропах! Одежда, ковры, диваны – все постоянно мокрое и грязное. Сил моих больше нет убирать за нею! И ведь когда забирали ее, все вроде бы в порядке было! Казалось, нормальная девочка, тянется к нам. А как домой привезли – превратилась в зверька одичавшего.

Она опять высморкалась и нервно скомкала в руках салфетку. Вера Никитична глотнула воды.

– А ведь мы живем ради детей! – немного помолчав, снова заговорила Надежда. – Нас с мужем больше ничто не связывает, нет никаких общих интересов. Раньше в походы ходили, путешествовали, на мотоцикле гоняли, на подъем были быстры… А сейчас ничего этого нет. Все крутится вокруг них!

Ниточка паутинки угрожающе растягивается, провисая вниз. Еще чуть-чуть и…

– Надежда Николаевна, вы рассказали о том, что происходит у вас в жизни. – Вера слегка откашлялась и постаралась придать голосу привычную уверенность. – Мы можем попытаться выделить, что из всего этого вас беспокоит больше всего и с чем вам хотелось бы разобраться в первую очередь.

Надежда участливо кивнула, вытирая салфеткой глаза.

– Апатия. Я ничего не хочу. Из-за этого вируса боюсь выходить на улицу, боюсь заболеть. И что-то с дыханием – не могу дышать.

Капля врезается в ниточку так глубоко, что начинает напоминать сердечко. Вселенная деформируется.

– Тогда будем работать с вами над апатией, дыханием и страхом выходить на улицу. – Вера пролистнула ежедневник. – Я предлагаю встречаться каждую неделю в течение месяца. Вам удобен такой график?

Надежда снова кивнула и почему-то отвела взгляд.

– А потом посмотрим на динамику и решим, что делать дальше. Договорились? – спросила Вера, закрывая блокнот. На сегодня точно достаточно.

– Хорошо, спасибо.

Неужели выдержала?..

Надежда Николаевна бросила на стол очередную салфетку, достала из сумочки зеркало и мельком взглянула в него. Потом убрала блестящую круглую коробочку обратно и закрыла сумку. Начала вставать.

И в этот момент коленом случайно задела низенький журнальный столик.

От толчка керамическая кружка с остатками кофе потеряла устойчивость и начала опасно балансировать на блюдце.

Вера Никитична и Надежда Николаевна одновременно замерли, взглядами вцепившись в этот танец. Упадет – не упадет? Разольется? Разобьется?

Выдержит ли?.. Удержит ли?..

Кружка падает, и по полотняной салфетке, прожорливо съедая белый цвет, растекается коричневое неровное пятно.

Ниточка все-таки оборвалась. Вселенная рухнула.

Ее, Верина, Вселенная профессиональной отстраненности и непринятия на себя чужой боли.

Глава 3

Январь. Дом

Пронзительный звонок будильника в телефоне имитировал крик петуха.

«Какая же все-таки это гнусная птица!» – вяло думала Вера Никитична, с закрытыми глазами хлопая ладонью по компьютерному столу, стоящему рядом с кроватью. За остатками сна еще теплилась надежда, что сейчас снова наступит тишина и можно будет провалиться обратно в тепло. Но противный вопль появлялся вновь и вновь. Дурацкие смартфоны: чтобы отключить будильник, недостаточно нащупать телефон – нужно открыть глаза, поставить палец на крестик и провести вправо.

Яркий свет экрана – и прощайте, последние клочья грез. Заставка телефона настойчиво предлагала улыбнуться этому дню. И неважно, что температура в спальне не выше 15 градусов по Цельсию. И неважно, что спала ты не больше четырех часов.

Не давать себе поблажек. Иначе разленишься и весь день проваляешься в кровати.

Вера Никитична села на кровати и откинула два одеяла. Верхнее – с яркими всполохами солнца и луны по ультрамариновому фону пододеяльника – дежурное: его доставали только в холода. Нижнее – белое, потертое, родное. Оно-то и не отпускало, маня снова нырнуть в тепло.

Вдохнув в себя решимость, она вытащила из-под одеял ноги и спустила их с кровати. Розовые ступни коснулись холодного дощатого пола, выкрашенного кленовой морилкой и покрытого яхтным лаком для износостойкости. При столкновении тепла и холода сознание окончательно вернулось из бескрайних духовных миров в ее сорокалетнее неидеальное тело.

Физиология требовала поторопиться. Вера начала шлепать ступнями по полу в поисках своих тапочек, и тут вспомнила, что вчера вечером кто-то из детей ушел в них. Отлично! При мысли, что идти в туалет по холодному кафельному полу придется босиком, заранее бросило в дрожь. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, Вера Никитична перегнулась через кровать, двумя пальцами подцепила его тапочки и, опираясь на левый локоть, перенесла на свою сторону. Сорок третий размер против ее тридцать седьмого.