Оценить:
 Рейтинг: 0

Чахлый ангел. Закулисье одного психотерапевта

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Бесшумно поставив тапки на пол, она оглянулась и посмотрела на мужа. Похоже, не проснулся. Григорий Фёдорович обладал уникальным свойством совершенно не слышать будильник, но при этом просыпаться от каждого шороха. В сумерках начинающегося утра казалось, что этот спящий великан, которому явно коротка их двухметровая кровать, чего-то боится. Шлепая губами, он словно с присвистом отгонял невидимых монстров. Мелко вздрагивала при похрапывании его окладистая шкиперская бородка. Борода для мужа была фетишем, тайной страстью, идеалом настоящего мужчины, как он любил повторять (на этих словах Вера всегда хмыкала: кто, интересно, видел этого настоящего?). Каждое утро он доставал помазок, бритву и старый дедовский ремень. Вешал на спинку стула полотенце, взбивал плотную, густую, похожую на гоголь-моголь мыльную пену, открывал складной станок и начинал священнодействие. Домочадцы ходили на цыпочках. Принесение в жертву своей щетины требовало тишины, сосредоточенности и уважения: голова-то одна, а бритва опасная.

Вера поплотнее укрыла мужа одеялами и, засунув ноги в тапки, наконец встала с кровати.

На выходе из комнаты ее поджидал сюрприз: открыв дверь в коридор, она поскользнулась и с трудом удержала равновесие. Правая нога уехала куда-то вбок, чуть не потащив за собой левую. Под тапкой чувствовалось что-то мягкое и склизкое.

– Ёпрст! – в сердцах воскликнула она шепотом, поймав устойчивость и поднимая ногу с пострадавшей тапкой вверх. – Лотка вам мало, что ли?!

Щелкнула выключателем. Так и есть: темно-коричневая, размазанная по кафелю субстанция. На ум невольно пришли Надежда Николаевна и ее отчаяние по поводу приемной дочери, отказывающейся ходить на горшок. Да уж, приятного мало.

Перед батареей в углу коридора тесно прижались друг к другу два котенка. Сверху лежал пепельно-серый с коротким подшерстком. Он сонно уткнулся носом в хвост рыже-бело-черной сестры, Мама-кошка обвила их пушистым хвостом, всем своим видом показывая, что к происхождению кучи они не имеют ни малейшего отношения. Просто святое семейство на отдыхе. Ага, как же! На самом деле это наглое, беспринципное, делающее все назло воплощение зла на земле. Нет, во всей вселенной…

Так, стоп! Сначала туалет, а после можно будет продумывать планы мести.

Оставив лежать в центре коридора тапок с тянущимся грязным следом, Вера Никитична на одной ноге попрыгала в сторону ванной. «Наверное, со стороны это похоже на кенгуру», – подумала она. Еще и тапок на ноге равномерно хлопает о кафель болтающимся задником – как хвост у сумчатого. Джунгли, да и только!

Прыжки, видимо, оказались слишком громкими. Не успела Вера Никитична добраться до ванной, как позади заскрипела дверь спальни и из-за нее выглянула взъерошенная бородка мужа.

– Вер, ты чего? – Щурясь от желтого света свисающего с потолка фонаря, Григорий Фёдорович недовольно смотрел на жену.

Вера Никитична вздохнула. Интересно, как пройдет этот день, начавшийся холодом и неприятностями?..

* * *

Котят было двое. Приблудившись, обратно отблуживаться они категорически отказывались. Несовершеннолетняя общественность регулярно втихаря утаскивала их наверх, в детские, прятала у себя в кроватях, прикрывая одеялами. Их грели, ласкали, мыли, кормили из своей тарелки. И все бы ничего, если бы не одно большое «но»: приучаться к лотку они отказывались категорически. Дикие животные окрестных полей.

И это не считая двух своих котов и кошечки. Первого – черного длинношерстного красавца с белой манишкой – Полина принесла домой два года назад. В тот период она увлекалась аниме, поэтому новобранца назвала Тадаши. Деликатный и обстоятельный, он никогда не набрасывался на еду, а терпеливо ждал, спрашивая глазами: можно? В доме занял два места – из расчета, чтобы быть подальше от надоедливых малышей, унижавших его достоинство. Первое место оказалось на кухонном шкафу, под самым потолком. Второе – на крышке мусорного ведра. Когда крышка неплотно прикрывала содержимое, кот проваливался вовнутрь. Выскочив, обиженно отряхивался и укоряюще смотрел на хозяев: «Почему такой непорядок?» Терпеливо ждал водворения крышки на место, а потом с достоинством сфинкса садился обратно.

Второй кот был Лилин. Черный как смоль, короткошерстный дворовый разбойник. В качестве значимого субъекта признавал одну только Лилю. Днями гулял по окрестностям, приручая хозяев коттеджей: перед его уверенностью, что накормить хвостатого странника – дело жизни каждого, устоять не мог никто. При этом он никогда ничего не выпрашивал и не мяукал – просто прыгал на руки и терся головой о человеческую щеку с радостью друга, которого тот давно потерял.

Харизма была обратной стороной его несладкой жизни: эпические войны с окрестными котами никогда не заканчивались и не проходили бесследно. Рваные нагноения, переломы, абсцессы случались как по расписанию, раз в месяц. После очередного ранения Лиля везла питомца в ветеринарную клинику. Администраторы клиники, видимо, обладали иммунитетом к обаянию кошачьих личностей и ремонтировать его бесплатно не собирались. Зарплата Григория Фёдоровича от этих визитов таяла, как лед в весенней лужице, но на семейном совете каждый раз принималось решение: если не это главное, на что нужно тратить деньги, то что же тогда вообще считать главным? Григорий Фёдорович на таких советах, правда, всегда выглядел угрюмым и часто вздыхал.

Кошку-мать звали Фокси. Имя выбрали за большое сходство с рыжей лисой. Ее появление совпало с Ксюшиным хождением к репетитору по английскому, и поэтому в процессе выбора имени был тщательно исследован толстый англо-русский словарь. Приключилось это в позапрошлом году, в январские морозы, когда Григорий Фёдорович темным утром услышал во дворе чей-то тонюсенький писк. Откинув деревянные поддоны, которые летом использовались для разных огородных нужд, он и увидел эту усатую крошку. Скорее всего, ее кто-то выкинул: их дом, как говорили дети, находился на самом краю вселенной, и случайные пришельцы сюда забредали нечасто. Пятнадцать лет назад вокруг росли виноградники, потом их вырубили, а земли распродали. Место солнечное, нежное: с одной стороны ширь полей позволяет увидеть рассветы, встающие из-за холмов Кавказских гор, а с другой – закат погружает раскаленное пламя в море, окрашивая небо и воду алым цветом. Участки разлетелись, как птицы от выстрела. Бизнесмены из столиц и холодных северных краев стали возводить гостиницы и коттеджи. И довольно регулярно вывозили надоедавшую живность в перепутье четырех дорог.

Так у них и появлялись новые члены семейства. Приемные дети с усами и хвостами.

В прошлом году к материнству Фокси оказалась не готова: родив троих котят, отказалась их кормить. Нимало не переживая по этому поводу, она жила дальше. За год еще выросла, окрепла, расцвела пепельно-рыжим цветом и накануне новогодних праздников осчастливила хозяев новым двухголовым прибавлением. Его, в отличие от предыдущего, она старательно кормила, вылизывала и обихаживала. Вот эти два новогодних подарка теперь и расшатывали мирные устои всей семьи, с топотом носясь ночами по комнатам и категорически игнорируя лоток.

Глава 4

Январь. Консультация

– Как прошел ваш день?

Надежда Николаевна вздохнула, махнув рукой.

– Ужасно! Это невыносимо! Опять из-за нее все переругались. Поехали в магазин, я оставила их на пять минут в машине. Старшая говорит: Катя отстегнулась, перелезла через переднее сиденье, достала конфеты из бардачка и все съела. Остальные пытались ее остановить – так она начала кусаться. Это зверек дикий! Как Маугли. Ей нужно отделить уголок в комнате, отгородить его, и пусть она там живет! Меня все раздражает. Стала срываться на других детей, на мужа. Вчера он купил продукты и забыл овсяную крупу. Так я на него кричала – аж голос сорвала. И ведь понимаю, что мелочь, а сдержаться не могу…

«Ребенок-Маугли», – записала в блокнот Вера Никитична и незаметно вздохнула. В Надежде было что-то такое, что обезоруживало и заставляло кожей чувствовать безысходность, которая холодным сквозняком летала в кабинете во время их консультаций. Вера сама пока не могла понять, что именно испытывает: сочувствие к женщине, взявшей на воспитание троих детей и не справляющейся с четвертой, или к самой Кате – маленькому, озлобленному на весь мир человеку.

Непрофессионально, да. Этому еще первокурсников учат: терапевт должен сохранять нейтралитет по отношению к клиенту и не принимать на себя его переживания. Но все системы иногда дают сбой. И Вера Никитична старательно пыталась восстановить работоспособность своей.

– У вас очень много переживаний, – сказала она, глядя на седые корни волос Надежды Николаевны. – Вы рассказываете, и я слышу, как один маленький ребенок терроризирует всю семью. Сюжет, достойный пера Стивена Кинга! Давайте представим: как он описал бы вашу историю?

Посмотреть на ситуацию со стороны – прием, полезный для всех.

– Жила-была семья, спокойно и радостно, даже где-то скучновато, – с сарказмом в голосе начала Надежда Николаевна. – И вот взяли в дом девочку, и закончилась эта спокойная жизнь. Все стали ходить покусанные, поцарапанные, не могли расслабиться ни на минуту. Выросла раздражительность, нервозность, напряженность.

Она замолчала. Вера немного подождала, а потом спросила:

– А что было дальше?

– Ситуация стала накаляться, и они решили отдать ее в другую семью. Нашли энтузиастов, уговорили, отвезли. Радостные и спокойные провели этот день в эйфории, любви и счастье, но к вечеру раздался стук в дверь – и на пороге снова стояла она. Другая семья отказалась от нее быстрее первой.

И снова пауза.

– И что потом?

– Им осталось только смириться. Они отгородили для нее загончик в комнате, как для собачки, чтобы она там делала, что хотела – ходила в туалет, показывала половые органы, как животное, – но не трогала других.

Надежда Николаевна едко усмехнулась и, поставив руку на подлокотник, закрыла лицо ладонью.

«Вся семья объединилась против одной-единственной пятилетней девочки, – подумала Вера Никитична и поежилась, невольно вспомнив свою Ксюшу. – Ребенок против целого мира. Она воспринимает ее не как ребенка, которому нужна помощь, а как неизбежное зло, от которого надо оградить семью».

Ей вдруг стало тоскливо.

– То есть в вашем сценарии семья смирилась, но по-прежнему отвергает этого ребенка, не принимает его? – быстро уточнила она, стараясь не дать этой тоске захватить пространство внутри нее.

– Да, – со вздохом кивнула Надежда. – А что еще остается?

На ум Вере опять пришла утренняя история с котятами, сходившими мимо лотка. Смириться, но не принять – путь в никуда. Жить, мечтая, чтобы это когда-нибудь закончилось, – значит медленно, но верно портить себе здоровье, отношения, психику.

– Хорошо, – немного помолчав, сказала она. – Я бы хотела попросить вас прочесть дома небольшой рассказ Урсулы Ле Гуин «Уходящие из Омеласа».

Надежда Николаевна беспокойно завозилась в кресле.

– Не знаю, будет ли у меня время… – неуверенно начала она.

– Урсула родилась в семье писательницы Теодоры и ученого-антрополога Альфреда Крёбера, – продолжила Вера, словно не замечая этих сомнений. – В ее произведениях есть опыт проживания одиночества и инаковости. Рассказ совсем маленький, минут на десять. Нам будет что обсудить в нем.

И закрыла блокнот. Возможно, стоит подумать о супервизии. Но не сейчас, попозже. Пока еще ничего не понятно.

Глава 5

Январь. Бассейн

За высокой полукруглой стойкой виднелась белесая макушка медсестры. Не поднимая головы от телефона, она протянула ключ от шкафчика и банное полотенце салатового оттенка.

В раздевалке от прохлады свело лопатки. Да уж, долго здесь не побудешь. Вдоль позвоночника по направлению к затылку побежали мурашки. Вера спрятала их вместе с волосами в купальную шапочку.
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6