Свидание в неоновых сумерках
Светлана Демидова
Как могло случиться, что за всю почти сорокалетнюю жизнь Татьяна не стала ни для одного мужчины любимой и желанной? Неужели она, стройная и симпатичная, не может никого заинтересовать? Ведь был же у нее в школьные годы парень, подаривший ей радости нежной страсти. Но это давно кончилось. А сейчас… День за днем Таня ходила на работу – и никакой перспективы познакомиться не имела. Правда, ей нравился сотрудник Олег Дунаев, но он был безнадежно женат… И тогда деятельная подруга Сима решила устроить Тане встречу с весьма положительным сынком одной своей знакомой…
Светлана Демидова
Свидание в неоновых сумерках
– Все! Больше не могу! Надоело – сил нет! – бушевала Сима Рудельсон, смоля сигарету за сигаретой в закутке для курящих возле дамского туалета.
Закуток был импровизированный, отгороженный от коридора щитами с пожелтевшей от времени наглядной агитацией. На самом красивом и хорошо сохранившемся щите был изображен Владимир Ильич Ленин с рукой, укоряюще вытянутой в направлении щербатого блюдца, в котором дамы конструкторского бюро № 2 давили окурки. Вместо столика под блюдце и локти сотрудниц КБ использовалась четверть доски от кульмана, уложенной на постамент из-под бюста того же Владимира Ильича. Сам бюст был очень выгодно продан коллекционерам, но заведующий хозяйственной частью КБ, осуществивший эту смелую операцию, утверждал, что безвозмездно отдал его товарищам, живо интересующимся историей собственной страны, в отличие от других, равнодушных и не интересующихся…
Курительный закуток был таким маленьким, что в нем свободно умещались не более двух человек, а потому время посещения его было строго расписано. Листок с расписанием курящие женщины даже вывесили при входе, как расписание кварцевания медицинского процедурного кабинета. Все тот же предприимчивый заведующий хозяйственной частью перед нашествием очередной комиссии по проверке противопожарного состояния вверенного ему учреждения разорял этот закуток, но, поскольку выбросить на свалку Владимира Ильича у него не поднималась рука, вышеозначенный закуток с завидным постоянством снова восстанавливался трудолюбивыми и эмансипированными женщинами конструкторского бюро № 2. В этом живописном месте друг против друга на колченогих стульях времен плана ГОЭЛРО плюс электрификация всей страны и сидели сейчас две подруги, покуривая «Золотую Яву».
Одну из подруг, а именно Симу Рудельсон, вообще-то звали Симоной, но это имя казалось ей претенциозным, особенно в окружении Наташ, Людмил, Татьян и Анастасий. Мужнина фамилия Рудельсон тоже была не лучшей в этом смысле, но все-таки поприличнее ее девичьей – Пукерман. Понятно, что Сима была еврейкой, и, надо сказать, не худшей представительницей этой нации. У нее были очень густые иссиня-черные волосы, вьющиеся отдельными змеевидными прядями, и иконописное лицо с оливковой гладкой кожей, прямым носом, небольшим ртом и огромными карими глазами. Дело несколько портила грузная фигура, но Сима на сей счет не очень расстраивалась. Она давно уже выработала свой стиль одежды, который очень удачно маскировал недостатки ее фигуры. Она носила свободные, бесформенные сарафаны и платья с мелким и частым набивным рисунком, огромное количество бус, цепочек и ожерелий, надетых одновременно, а также сабо на толстых платформах. Сима ходила по конструкторскому бюро, позванивая десятком браслетов самой вычурной формы, и вплетала в волосы кожаные ремешки. Ее верхняя одежда представляла собой объемные драповые пальто мужского фасона с квадратными плечами, а-ля «Агент 007», и черные шляпы с полями, как у итальянской мафии начала прошлого века. Шею Сима Рудельсон обматывала длинными яркими кашемировыми шарфами и была очень довольна собой. Ее полное имя Симона гораздо меньше контрастировало с какой-нибудь Натальей, чем браслеты, кожаные ремешки и мафиозные шляпы – с безликими джинсиками и куртешками сотрудниц ее КБ, но это почему-то Симу не волновало. Она считала, что каждая женщина не только имеет право, но и просто обязана подавать себя обществу в самом выгодном для нее свете.
… – Можно подумать, что у нас с тобой есть выбор! – ответила ей подруга, которая как раз «звалась Татьяной». К обыкновенному русскому имени прилагалась и самая типичная славянская внешность: слегка курносый нос под светло-серыми глазами, едва заметная россыпь веснушек на розовых щеках и завязанные в хвостик на затылке прямые русые волосы. Фигурой Татьяна обижена не была, а потому не нуждалась в вычурных ухищрениях в стиле Симы Рудельсон. В основном она носила черные джинсы, джемперочки, кроссовки, спортивного покроя куртки и вязаные шапочки. Из украшений на ее шее болталась только серебряная цепочка с крестиком, а в ушах – маленькие, тоже серебряные, сережки без камешков.
– Мы, Таня, просто никогда над этим серьезно не задумывались. – Сима яростно раздавила в уже упомянутом блюдце окурок, в очередной раз звякнув браслетами. – Плыли по течению и все! А надо барахтаться, понимаешь, ба-рах-тать-ся! Как та самая лягушка, которая упала в молоко и сбила из него масло!
– Знаешь, Сима, барахтайся не барахтайся, а если я ничего не умею, кроме как делать деталировку и чертить узлы в аксонометрии, то ничего все равно не выйдет!
– Между прочим, те, которые сейчас не гниют в КБ, а нежатся на пляжах Акапулько, тоже не сразу стали миллионерами. Они тоже… начинали с малого…
– Например? – усмехнулась Татьяна и выглянула из закутка. Огромные часы на стене коридора недвусмысленно показывали, что обеденный перерыв подходил к концу. Она посмотрела на подругу и торжественно объявила: – Тебе осталось всего семь минут на то, чтобы объяснить мне, как те… ну… из Акапулько стали миллионерами.
Сима Рудельсон сделала вид, что не заметила иронии Татьяны, и, не тратя понапрасну времени на отдыхающих миллионеров, стала предлагать свои планы по быстрому и безболезненному обогащению.
– Кто нам мешает заняться, например… продажей чего-нибудь… какой-нибудь косметики или моющих средств, что ли… Косметика и стиральные порошки будут нужны всегда, при любом режиме и любом раскладе политических сил в стране!
– Сима! – рассмеялась подруга. – Ты вспомни, как на прошлой неделе мы пытались продать мой новый синий костюм. Он так и истлеет у меня в шкафу. И почему я сразу не заметила, что пиджак маловат?
– Таня! Костюм – это не стиральный порошок! Костюм – дело индивидуальное… И потом, откуда у наших бабешек деньги на такой костюм? Вспомни, сколько ты на него собирала?
– Все равно ты говоришь глупости, Симонка! – отрезала Татьяна и поднялась со стула. Ввиду своего преклонного возраста он тут же скривился на сторону и прислонился гнутой венской спинкой к Владимиру Ильичу, который был значительно моложе. Татьяна помнила, как Ильича, тогда еще свеженарисованного, вешали в красный уголок КБ, когда она только пришла оформляться на работу после окончания института.
– Почему? – спросила Сима.
– Ты только прикинь: где мы с тобой будем брать эти порошки? – развела руками Татьяна. – Где продавать? Да и вообще, меня на рынке всегда обсчитывают! Мигом вылетим в трубу!
– Зато у меня всегда хорошо было с устным счетом! Вспомни, как наши никак не могли сообразить, кому сколько сдачи дать после сбора на подарок шефу, а я мигом все просчитала, и, заметь, в уме! А на калькуляторе, думаю, и ты сосчитаешь!
– Все, Сима, – опять резко оборвала подругу Татьяна. – Не хочу больше ничего слушать про порошки! Мне торговля, если хочешь знать, вообще претит! Пошли чертить! Обед кончился.
– Неужели ты, Танька, не видишь, что мы с тобой работаем, как в средневековой пещере! На дворе XXI век, а мы все на кульманах шкрябаем карандашиками «Конструктор» томской фабрики! Все нормальные люди давно уже на компьютерах в AutoCAD-е чертят!
– Ну и ладно! Лень мне переучиваться!
– Вот в этом-то и состоит суть вопроса! – Сима подняла вверх указательный палец, и соскользнувшие вниз браслеты опять мелодично звякнули. – Все дело в вашей русской лени!
– Если ты со своей еврейской расторопностью и предприимчивостью придумаешь что-нибудь получше стирального порошка, то даю слово, что обдумаю твое предложение! – улыбнулась Татьяна и проскользнула за свой кульман.
В течение рабочего дня Сима еще несколько раз подходила к подруге с самыми разнообразными предложениями: от выращивания экзотических кактусов на продажу до организации курсов машинного вязания, причем перспективы задуманных предприятий виделись ей в стиле Нью-Васюков знаменитого сына турецкоподданного:
– Ты представляешь, мы же с тобой потом… если все пойдет удачно… сможем организовать модный дом, ради которого я даже пожертвую своим громким именем – Симона…
– Симка! – морщилась Татьяна. – У нас нет вязальной машины! И вообще я ненавижу вязать!
– Ну… это же я к примеру… Можно не вязать. Можно шить, вышивать, заниматься макраме, наконец!
– Ну и кому нужно твое макраме?
– Так это же смотря какое макраме! Если оно будет стильное и… Это… как его… Эксклюзивное! То все еще в очередь записываться будут!
– Представь, что я вообще не знаю, как это макраме делается!
– Ну и что? Я тоже не знаю! Но можно же научиться! Главное – это начать, а дальше все само пойдет как по маслу! Вот увидишь!
– Сима! Когда нам учиться? Нам уже самое место на вечерах «Для тех, кому за тридцать», где, кстати, желательно не уточнять, насколько хорошо нам за тридцать!
– Ну ладно! Можно попытаться разбогатеть в другой области. Например, чем тебе не нравятся кактусы? Можно втихаря отщипывать кактусиных деток в разных местах… совершенно бесплатно – и их выращивать! И это, заметь, будет абсолютно нравственно, если ты на этот счет переживаешь! Всем известно – лучше всего растут украденные цветы.
– Ну и кто будет покупать твои кактусы? – Татьяна чертыхнулась, сломав карандаш, и, обойдя Симу, как неживой предмет, направилась к точильной машинке. Подруга тотчас прибежала следом.
– Как это кто? – возмутилась она глупым вопросом Татьяны. – Разумеется, кактусоводы!
– Ну вот что, Сима! Не желаю я красть «в разных местах» цветы не только для кактусоводов, но также и для фиалкоманов, и даже для геранелюбов! Заруби себе это на своем библейском носу и не мешай мне штриховать! Уйди с моих глаз, пожалуйста!
После работы, когда подруги ехали в троллейбусе до метро, Сима Рудельсон продолжала фонтанировать идеями.
– А что, если нам придумать какую-нибудь новую оздоровительную систему вроде аэробики, шейпинга и прочих? – шептала она подруге в ухо, чтобы кто-нибудь ненароком не покусился на ее ноу-хау. – Я, знаешь, на стенде нашего ДК видела приглашение на курсы какого-то стретчинга. Видишь, люди на достигнутом не останавливаются.
– Что еще за стретчинг?
– Понятия не имею! На стенде было написано, что это смесь аэробики, хореографии и еще чего-то, мне совершенно непонятного. И годится все это для детей не старше пяти лет.
– Вот видишь! Мы же не можем заниматься с детьми!
– Почему это не можем? Да с детьми, если хочешь знать, заниматься еще и легче!
– Не уверена! Нужно специальное образование! – упрямо возражала Татьяна.
– Таня! Кто нам мешает усовершенствовать этот стретчинг и применять его для подходящего тебе возраста?
– Почему возраст должен подходить именно мне?
– Да потому что тебе все не нравится!
– Мне не нравится, когда ты предлагаешь мне заниматься не своим делом! Чтобы преподавать оздоровительные системы и детям, и взрослым, надо же хоть немного знать медицину и… все такое… – Татьяна не сдавалась.