Я почти не отличалась от обычной горожанки. Вот только вместо коричневой, серой или черной домотканой юбки (какие встречались на женщинах и юных девицах тут и там) на мне почему-то была яркая, в выбитых узорах из цветов, плотной ткани.
Чепец, фартук и обувь – отсутствовали, а вот теплый серый плащ – согревал и прятал меня от любопытных взглядов. Крыс сидел у меня на руках, спрятанный в длинные рукава (руки я прятала одну в рукав другой) – дремал, укаченный неспешной ходьбой и согревал своим горячим тельцем. Немного мерзли ступни, но брусчатка утром уже согрелась сотнями ног и поэтому холод я почти не чувствовала.
Где-то к полудню, поняла, что очень голодна.
– Что же делать, Роки? Что?
И тут, словно ответ на мой вопрос, я увидела почти напротив себя Антикварную лавку. Можно было что-нибудь заложить и тем самым получить хоть немного денег. Вот только что?
– Сережки! Точно! – схватила себя за уши и чуть не вскрикнула от радости. Они были на месте! Это еще бабушкин подарок мне на шестнадцатилетие. Золотые серьги с изумрудом должны прилично стоить в любом мире.
Каково же было мое удивление, когда толстяк за стойкой, усмехаясь в пышные усы, проткнув меня серыми злыми глазками, почти уплывшими в толстые щеки, швырнул мне, как подачку, серебряную монетку и два медяка.
– Эй! Эти серьги стоят гораздо дороже! – возмутилась я.
– Неужели? – хрипло ответил он. – Катись-ка отсюда, пока я добрый! Или в Бастилию хочется?
Проглотив комок обиды, я собрала в кулак монеты и опрометью бросилась на выход. Куда-куда, а в Бастилию мне уж точно не хотелось бы попасть.
– Ничего, – уговаривала себя, – Может, хватит на ночлег и кусок хлеба. А потом я придумаю, как жить дальше. Обязательно!
Легко сказать, сложнее сделать. В трех трактирах на постой меня не пустили и только в четвертом хмурый хозяин дал добро. Высокий и тощий, как палка, с длинным носом и кустистыми бровями, из-под которых – строгий взгляд черных глаз не предвещал ничего хорошего, – он рассматривал меня с неподдельным интересом, словно картину в музее. Я хотела было уйти, и уже привычно повернулась в сторону двери, как услышала басовитый голос за спиной:
– Сколько платишь?
– А сколько стоит ночь? – ответила вопросом на вопрос.
– Смотря кому… – пожал он плечами, – С тебя возьму недорого, один серебряник.
– Это за комнату?
– За место и ужин, если после ночи уйдешь. А захочешь завтрак – будет дороже.
– Я уйду.
– Идем! – кивнул он и повел за собой через зал, заполненный посетителями. Я предусмотрительно натянула глубже капюшон и старалась не отставать ни на шаг.
Под деревянной покосившейся лестницей была невысокая дверь, нагнувшись, прошла за хозяином и оказалась в довольно уютном месте. Лампа тускло освещала серые бревенчатые стены, вдоль одной из них висели на выгнутых гвоздях веревки, скрученные в несколько раз и перевязанные вокруг себя. Под ними стояли мешки, по виду с чем-то круглым, об этом говорили выпирающие бугры, а по запаху я поняла, что это лук.
– Спать будешь тут, – кивнул хозяин на тюк с соломой. – Ужин занести или в зал выйдешь?
– Выйду, – ответила, хотя очень и не хотелось этого делать, вспоминания пьяные физиономии посетителей трактира, но платить больше сейчас мне было не по карману.
Словно угадав мои мысли, хозяин изрек:
– Не бойся, мне лишнего не надо. Я вижу ты не из этих мест, но допрашивать не стану. Жди, я пришлю с ужином.
– Спасибо, – сказала я ему вслед, но кажется, он услышал, чуть задержался у двери, а потом резко вышел в шум и гул вечернего трактира.
Свет от лампы расползался по стенам, словно большой сытый паук. Конечно, это местечко не походило на королевские покои и мало напоминало фешенебельный отель. Но теперь имелась крыша над головой и это спасало нас с зверенышем от ненастья и холода.
Подобрав юбку под себя, я присела на мешок и откинулась на стену, ощутила спиной её шершавость, сняла капюшон и развязала плащ. Роки спал, безмятежно. Мне бы так!
Что же ждет нас дальше? Почему именно в таком виде я попала в этот странный мир? И как попала?
Может быть, во всем виновата та необычная старушка на рынке и её чеснок?
А что? Вполне может быть. Если я не совсем еще сошла с ума, то есть вероятность того, что…
Я не успела додумать. В дверь предупредительно постучали.
– Войдите, – подала голос, и тут же вошел небольшого роста коренастый паренек лет четырнадцати. У него на голове торчал забавный белый колпак, как в старых фильмах у поварят. Спереди – белый фартук, доходивший ему почти до колен. Он поставил передо мной поднос с дымящейся в глиняной тарелке похлебкой. И собрался было уже уйти, как я остановила его вопросом:
– Скажите, а у вас есть чеснок?
– Конечно! Принести?
– Да. Буду признательна, – улыбнулась я пареньку, и он быстренько скрылся за дверью.
– А что Роки? Вдруг у тебя снова получится? Только ешь хорошенечко! – напутствовала я, проснувшегося друга, который принюхивался к ароматной похлебке.
Через мгновение снова раздался стук и вот у меня драгоценный зубчик чеснока.
«Только бы получилось!», – помолилась я мысленно всем богам и принялась натирать хрустящую корочку хлеба чесноком.
Похлебка на вкус оказалась не такой уж и вкусной, но на голодный желудок не приходилось выбирать. Проглотив несколько ложек жидкого супа, щедро сдобренного луком, в котором плавало всего два крупных куска не то картофеля, не то еще какого-то овоща, я съела натертый хлеб и заставила Роки сгрызть остатки чеснока.
Теперь оставалось только ждать.
Боже! Как мне хотелось домой! Подальше от этих диких, не испорченных цивилизацией мест, где воздух и экология были еще чистыми. Мне бы радоваться такой возможности – побывать в прошлом…
Ну, уж нет! С меня довольно – побывала, холод и голод – испытала, унижения тоже досталось – теперь забыться сном и оказаться дома!
В Москве!
Снова постучали. На этот раз заявился хозяин. Выстрелил из-под бровей оценивающим взглядом.
– Плати! – как приговор слетело с его губ.
– Да, конечно, – ответила я и достала из лифа серебряную монетку.
– Завтра чтоб ноги твоей здесь не было, – хмуро рявкнул он, и добавил, сплюнув под ноги, – Рutain!
Глава 6
Хозяин вышел, громко хлопнув дверью. Я растерянно соображала, пытаясь осознать только что брошенное им с пренебрежением слово.
– Кто?! – до меня, наконец, дошел смысл сказанного, только возмущаться теперь было поздно. Стенам все равно, кто я. Но вот людям…