Одесская школа

Одесская школа
Светлана Олеговна Дмитриева

Атмосферная книга о жизни одесситов второй половины XX века. Вы узнаете, как жили одесситы 1970-1980 годов, как они на самом деле говорили, о чём думали, как ели и какие песни пели, какие события происходили.Просто удивительно, как много всего вместилось в эту книгу! Кто хоть раз был в Одессе – вспомнит всё и даже больше. А кто никогда не был… тому лучше вовсе не показывать книгу, чтобы не расстраивать."Одесская школа" легко читается, написана живым языком с истинно одесским колоритом, часто – смешно, иногда – до слёз трогательно, а главное – правдиво, как и было на самом деле. Есть в книге и глава об "одесском языке". Действительно ли он существовал? Ответ – в книге! Она содержит самый настоящий словарик живого одесского языка! Здесь именно и только те словечки и выражения, которые употребляли таки одесситы, с толкованиями и примерами. Хорошее настроение гарантировано!

Светлана Дмитриева

Одесская школа

Ева

Я – психолог. Несколько лет назад работала в больнице. Одной из пациенток – моей героине ? предстояла серьёзная операция. Ситуация усугублялась тем, что у женщины были серьёзные проблемы с сердцем. Операция была опасна для неё, но отказ от хирургического вмешательства неизбежно привёл бы к самому печальному исходу.

Во время достаточно долгого подготовительного периода меня пригласили, чтобы поддержать эту пациентку и стабилизировать её психологическое состояние. В этом действительно была необходимость: женщина переживала депрессию, появились панические атаки.

Когда она впервые вошла в мой кабинет, я увидела перед собой хрупкую симпатичную женщину небольшого роста. У неё была грива рыжеватых волос и большие грустные глаза чайного цвета, обрамлённые паутинкой мелких морщинок. Она тихо улыбнулась и представилась: «Ева». Хотя Еве шёл шестой десяток лет, я не стала настаивать на том, чтобы обращаться к ней по отчеству. Ева, так Ева.

Поначалу беседа не клеилась. Ева вежливо отвечала на вопросы, но её ответы оставались односложными, было видно, что женщина полностью погружена в себя, в свои невесёлые мысли и, возможно, не верит в то, что «разговорами» можно что-то изменить.

Я понимала, в каком шоковом состоянии она находилась. В её жизни было одновременно несколько кризисных ситуаций: возрастной кризис, потеря близких и привычного круга общения, смена места жительства. Сверх этого, а возможно, как результат перенесённых потрясений – тяжёлая болезнь, страх грядущей операции, неопределённость в будущем и, как это нередко бывает в подобных случаях, финансовые трудности, отсутствие поддержки. Как не загрустить?

Передо мной стояла задача помочь человеку обрести опору, найти внутри себя волшебную соломинку, держась за которую можно переплыть этот бушующий океан и обрести твёрдую почву под ногами, а также определиться, в каком направлении идти дальше по этой почве, наметить новые пути.

Легко сказать, правда? Человек закрыт. С чего же начать? Пытаясь разрядить обстановку, я осторожно пошутила. Тут же глаза Евы потеплели, она бросила мне в ответ меткую весёлую фразочку. Мы поняли друг друга и посмеялись. Оборона Евы рассыпалась, а сама она стала постепенно раскрываться, как цветок, причём, цветок необычный и яркий.

Когда у Евы появилось доверие ко мне, она смогла, наконец, со всей искренностью говорить о себе. Я обратила внимание на то, что, рассказывая о детстве и юности, Ева, как будто, становилась другим человеком. В речи она начинала использовать специфические словечки и выражения. В ней вдруг оживал какой-то неубиваемый юморист-импровизатор, в глазах не оставалось и следа от тоски, а на лице всё чаще появлялась улыбка.

Оказалось, Ева была одесситкой: она родилась в Одессе, в Одессе выросла и провела юность, то есть, сформировалась в этой среде как личность. В бытовом и, тем более, в официальном общении об этом совершенно невозможно было догадаться. Ева Альбертовна была интеллигентным, хорошо образованным человеком и в обычной речи не позволяла себе «вольностей» просторечных, тем более, жаргонизмов. С ней было интересно общаться на самые разные темы: на всё у неё был свой взгляд, своё обоснованное мнение.

Я попросила Еву отпустить себя и перестать контролировать свою речь, жесты, поведение:

? Ева, позвольте себе всё! Не ограничивайте себя. Погружайтесь в воспоминания, переживайте всё снова, называйте всё своими именами без страха и упрёка, говорите о своих чувствах, говорите о своих желаниях!

Через какое-то время я попросила Еву рассказать и о своих мечтах.

? О мечтах? Вы таки шутите!

? Ева, мы с вами очень плодотворно поработали: обнаружили множество корней психологических проблем, о которых раньше даже трудно было догадаться, устранили внутренние блоки, изменили негативные установки и нашли внутренние ресурсы для движения вперёд. Теперь Вы чувствуете себя совершенно другим человеком.

Но знаете, какой ещё есть дополнительный и неожиданный результат? В процессе нашего общения мне пришлось создать целый словарь-разговорник одесского языка Вашей юности, а записи Ваших глубоких погружений в подсознательное больше похожи на художественные рассказы, чем на протоколы психолога. Понимаете? Это же идея! Это же – почти готовая книга!

? Идея… Вы полагаете, сейчас это будет кому-то интересно? Жизнь так далеко ушла вперёд. Я ведь и сама думала, что всё забыто, всё в прошлом. Если бы не терапия, не психоанализ, я бы и не знала, что внутри меня так много Одессы… живёт…

? Вот именно, Ева! Живёт! И поддерживает Вас! Эта любовь даёт Вам силы, веру и свет надежды! Так поделитесь этим с другими! Пусть кто-то тоже вспомнит свою Одессу-маму и поймёт, что к этому источнику всегда можно прийти и «брать воду жизни даром»! А кто-то, возможно, откроет для себя вашу Одессу того времени впервые.

Попробуйте! Это счастье – возможность выразить себя в творчестве.

И уговорила…

Ева полностью погрузилась в работу. День и ночь она писала свои воспоминания, которые мы договорились совместно выпустить в виде небольшой книги с приложением – хулиганским и ужасно смешным словарём «одесского языка».

По этим материалам мы также продолжали психоаналитическую работу, но дело уже шло легко. Тот мир за окном, который ещё недавно казался Еве серым и враждебным, теперь заиграл яркими красками, повсюду для неё разливался тёплый свет Одессы далёкого детства. Повсюду – потому что источник этого света был внутри неё самой.

Теперь Ева смотрела в будущее с надеждой и энтузиазмом. Наконец, мы отобрали материалы для печати, я занялась правкой и поиском редакции для выпуска небольшого тиража нашего совместного творения, а Ева, полная радостных надежд, была направлена на операцию.

Она улыбалась, когда её увозили на каталке и махала мне ручкой, как будто уплывала куда-то по волнам на белом теплоходе. Потом её положили на холодный хирургический стол, крепко привязали руки и ноги, сделали укол, и анестезиолог накрыл её лицо маской.

Всё.

Во время операции её сердце остановилось. Реанимация была безуспешной…

Только я знаю, куда Ева полетела, когда остановилось её сердце: прикоснуться к сырой стене своего старого дома на Молдаванке, к гладкому булыжнику мостовой, к нежным душистым веткам цветущей акации и катальпы, к тёплым стволам платанов. Пролететь насквозь Пассаж и Горсад, арки Оперного театра и Колоннаду на Приморском бульваре. Обнять Пушкина и Дюка, и через Потёмкинскую лестницу – в порт, к морю. Туда, где на линии горизонта море сливается с небом. И выше… и выше… и выше… в самый яркий свет, который пребудет вечно.

Фрагменты воспоминаний и рассказов Евы – перед вами. В каждой строчке – она. Она и её мама, Одесса.

Внутреннее пространство

Не помню, как я здесь оказалась – внутри большого полутёмного помещения, сквозь стены которого проросли корни какого-то дерева: светлые, голые, но, определенно, живые.

То ли глаза стали привыкать к сумраку, то ли стало светлее, но постепенно появлялись очертания окружающих предметов. Где же источник освещения? Обычно, вверху. И точно: сверху льётся мягкий свет, и почему-то не оставляет ощущение, что светящееся нечто – тоже живое, мало того – мыслящее существо.

Здесь уютно. Спокойно так, что не хочется покидать это место. Очень тихо… Откуда-то снизу доносится равномерный мягкий стук, но он только успокаивает, есть ощущение, что с ним надёжно. Всегда мечтала о комнате без углов, а эта комната какая-то вся обтекаемая, как очень комфортабельная пещера. Вокруг много книг – в книжных шкафах, на письменном столе, и просто на ковре стопками. Наверное, так выглядит рай для меня. Вот старые фотоплёнки, виниловые пластинки, видеокассеты, аудиокассеты, альбомы с репродукциями и гравюрами, а вот – альбомы с фотографиями. Запылились уже…

Я зачем-то тянусь к самому дальнему, самому запыленному альбому. Долго же к нему никто не прикасался! И почему же именно он, как будто, позвал меня?

На тёмно-синей обложке наклеен пожелтевший листок с надписью «Одесская школа». Я открываю альбом – и всё вокруг утопает в свете яркого летнего солнца, слышен крик чаек, шум набегающей волны, и легкий ветерок приносит такой родной, с детства знакомый запах – запах моря.

Я хочу идти туда, в солнце и море! Но что-то не пускает меня, как какая-то навязчивая мелодия. Она тянет назад своими бесконечными повторениями, и наконец, я просыпаюсь от звука будильника. Перед моими глазами море и чайки, но это лишь рисунок на обоях в моей комнате, а за окном – снег. Много снега.

Ностальгия

Память все чаще стала уносить меня на десятки лет назад, в тёплое, полное моря и солнца одесское детство.

Психологи говорят, что с возрастом долговременная память выступает на первый план, а кратковременная ухудшается. Но нет, моя ? не ухудшается: все логины и пароли для входа на сайты помню, очки не ищу.

Зла, правда не помню: приходится записывать. Старая шутка, да, но – правда. Раньше не записывала: смотришь теперь в прошлое, а там – только хорошее. Так же не бывает! Так же – неисторично, нереалистично. А что, если найду не только хорошее…

Что, если найду?..

Зачем же из тёмных глубин памяти снова всплывают воспоминания и, подавая руку один другому, выбираются на свет, словно гоголевские утопленницы в майскую ночь?

Значит, ностальгия всё-таки существует, вот оно что… Тоска по утраченному. По потерянной родине. По прошлому, которого не вернуть. По отношениям, основанным на общности. По безусловной любви. По верной дружбе. По беспричинной радости. По всемогущей юности, у которой впереди вся жизнь. По тем «бесстыжим» голым платанам, к которым можно прикоснуться. По морю, которым можно «подышать». По старой булыжной мостовой, по которой можно пройти теперь только в своём воображении.

Получается, всего этого сейчас нет в моей жизни, а потребность есть, и потребность эта так настоятельна, что оживляет тени прошлого, заставляя верить в то, что они живы… и я жива… ибо что есть жизнь?

Екатерина, отцы-основатели и потёмкинцы

Так, про Одессу же вначале, про маму…

Центр Одессы – это сердце города, та историческая часть, которая застраивалась по инициативе Хосе де Рибаса, указу Екатерины II и плану Франца де Волана.