Хроники Престижного района

Она была его женщиной. Когда бы ни заехал за ней – в обед, среди рабочего дня, за час до конца работы, она звала помощницу и молча шла за ним к машине. Не спрашивала, куда он её везёт, в ресторан или к себе домой. Если не виделись два-три дня, звонил:

– Ты в городе? Я заеду.

Или, если она была в пансионате:

– Я приеду, только не знаю, когда.

– Не важно, приезжай, когда сможешь. Я тебя жду.

Девочек нужно было много и сразу – отмыть, обустроить новый корпус и обслуживать его.

Бак вводил их в комнату рядом с бассейном. Пол под плиткой, длинная низенькая лавка, стол со стулом у окна. Кушетка.

Девочки выстраивались у стены. Их привозили из провинции, из-за новых границ, а чаще, знакомые милиционеры Бака устраивали облавы на Казанском вокзале.

Сом проходил медленно мимо этой нестройной шеренги. Смотрел внимательно. Они были такие разные, разбитные и скромные, самоуверенные и наглые, дерзкие.

И все растеряны, им никто не объяснил, куда их привезли и зачем. Беленькие, чёрненькие, крашеные блондинки – почему-то думают, что именно такой цвет волос нравится мужчинам. Потом он каждую брал за подбородок и смотрел в глаза.

Отбраковывал вульгарных, сразу за дверь, где ещё шла стройка. Спрашивал:

– Малолетки есть? Выйдите вперёд. Садитесь на скамейку.

Отбирал настоящих блондинок, девочек с какой-то, только ему заметной изюминкой. Из десяти-двенадцати оставалось шесть-семь.

Луиза малолеток называла детским садом. Не спорила, значит, у Сома на них свои виды. Пусть подрастут.

Сом говорил оставшимся:

– Я уйду, а вы разденетесь, вас осмотрят женщины. Не советую встречаться со мной в этой комнате. Сам никого не наказываю, только говорю, как и сколько. Чтобы никаких ссор, пререканий, лишних вопросов. Полное послушание! Понятно? Всем всё понятно. Отлично, хорошего дня!

Луиза смотрела, как сложены. Главное, высокие и тонкие лодыжки. Но грубых, ширококостных отбраковывал Сом. Девочек отправляли мыться, переодевали, кормили и везли в сельскую больничку. Там проверяли и возвращали в пансионат. Кого надо, оставляли и подлечивали.

И тогда им объясняли, куда они попали. Вводную речь Луиза начинала неизменно:

– Девочки, считайте, вам очень повезло…

Когда через четыре года Олег, задыхаясь, бежал к ближайшему автомату, и корпус уже был построен, оборудован, и девочки ходили по нему с номерами. И смежные апартаменты ждали только звонка Сома.

Интерьер пансионата, особенно нового корпуса, больше не был таким строгим и чопорным, как до Сома. И слоган, понятный только посвященным – «Всё включено!», красовался, где только можно, в ресторане, над рецепшеном, в кабинете Луизы.

И бал – розыгрыш, с настоящей машиной, выбрасывающей шарики с номерами, и оргии два раза в месяц собирали самых богатеньких мажоров.

И выпускные балы с неизменным аукционом, когда очередная партия девочек кончала так называемую школу, и дни совершеннолетия малолеток, тоже с аукционом. Девочки в вечерних платьях разных цветов, а одна, редко две, в белых.

Из каждого аукциона Сом делал настоящее шоу. Выпускницам и именинницам устраивали фото-сессии для фотографий в альбомы и порт-фолио. В комнате, находились фотограф и ассистент, который помогал девочке переодеваться, были установлены три скрытые камеры, которые снимали этот процесс.

Девочка, естественно, об этом понятия не имела. Снимала форменное платьице, надевала красивое бельё, потом снималось бельё, надевался купальник, снимался купальник – брючки с маечкой, потом полупрозрачная накидка ниже попки, на голое тело, и ассистент нарочно долго не мог с ней справиться.

Шоу кончалось вечерним платьем, тонким, струящимся, тоже на голое тело. Ассистент застёгивал сзади змейку сверху до низу. Фотографу не нравился цвет. Змейка расстёгивалась, платье падало к ногам. Ассистент уходил за другим, а она стояла, оглядываясь, обняв себя за плечи.

Наконец, платье подходило, и снимался парадный портрет. И тогда фотограф произносил неизменную фразу:

– Девочка, ты супер. Я таких прелестных ещё не снимал.

И она улыбалась в камеру счастливой улыбкой. Ни одна не могла устоять перед этой грубой лестью, на портрете каждая была очаровательна.

Всё это монтировалось с разной скоростью, с крупными планами. В маленьком зале, где проходил аукцион и сидели до двадцати, а то и больше, мужчин, объявлялся лот, выставлялся парадный портрет в полный рост. Потом, при потушенном свете, на экране появлялась очередная короткометражка.

В зале стоял громовой хохот. Хорошо, что танцевальный зал находился в противоположном крыле.

Потом продолжались танцы. Обладатели счастливых билетов были подчёркнуто галантны со своими дамами. И с трудом сдерживали смех, вспоминая короткометражки, где они были главными героинями.

Серьёзные Луизины мальчики, как она их называла, с энтузиазмом принимали эти новшества.

Олега Сом привёл на аукцион, когда тот был ещё студентом, и это навсегда сбросило для него Женщину с пьедестала. Возможно, он того и добивался.

Это были особенные женщины, Луизины ученицы, но других до тридцати четырёх лет Олег не знал.

Столько ему было, когда он смотрел из окна своей новой съёмной квартиры на главный проспект Престижного района.

Но я забегаю вперёд. Ещё на шахматной доске жизни нет ни этого дома, ни самого Престижного района.

Мои герои ещё живут сами по себе и ничего не знают друг о друге.

Глава 3

Москва, 1998 г.

Олег пробыл в заключении от звонка до звонка. Вышел в мае, вернулся в Питер и пошёл к себе домой.

Во дворе, когда-то шумном, было пусто. Только одна женщина с детской коляской сидела на их лавочке. Не сразу, но узнал – это же тётя Вера, Люсина мама! Она обрадовалась:

– Олег! Ты ли это? А я смотрю, лицо знакомое.

– Здравствуйте, тётя Вера!

И оглянулся вокруг:

– Как пусто у нас!

Она отошла на несколько шагов, чтобы не разбудить малыша.

– Ты вернулся, слава Богу! А родителей нет уже, не дожили, не дождались. Я не смогу поехать с тобой на кладбище, видишь, кто у меня! – и улыбнулась невольно, – но я тебе расскажу, как их найти.

– Мама говорила, на каком кладбище отца похоронили, только я забыл.

– На Северном, Северное кладбище, а номер не помню.