Когда настораживаешься – то и вовсе перестаешь с «некомфортными» людьми встречаться без деловых причин, лишняя затрата энергии. Соображала Арина быстро, на решение задачи немного времени ушло. Вспомнилось, как вальяжно и с «правом на чек» ждал, когда за него рассчитаются, привыкший к невесть откуда у Арины взявшемуся чувству вины, маленький и невзрачный, слегка пришибленный неудачами бывший минчанин Боря, иногда помогавший разобраться с компьютером: Арина мало что понимала в настройках. Поначалу.
В Амстердаме парнишка служил программистом и нещадно экономил, питался чуть ли не объедками, Арине причины неведомы. Боря оцифровывал видеоигры в полулегальной фирме, подпольной, но оплата труда подразумевалась, иначе бы не оцифровывал. Арина с трудом представляла, как и сколько зарабатывают в европейской стране славяне-программисты, приехавшие по контракту. Но заработок не может быть настолько нищенским, чтобы шепотом торговаться с подружками во время Арининой вечеринки насчет одной бутылки красного вина за семь евро – кто платит? Арина устраивала встречу, подношения ею не предусматривались, вино куплено, закуски готовы, стол и без того ломится. Только настроение портили, ну что за глупость – «нельзя с пустыми руками»! Почему нельзя?
В общем, для пресечения ни в какие рамки не влезающих поступков и ситуаций, недоступных ее разумению, Арина стала строга.
Так обладатели славянского менталитета понемногу осваивают причины западного уклада, на первый взгляд жесткого и прижимистого.
На самом деле, каждый за себя – проще.
* * *
Приглашение работать в ведущей телекомпании Нью-Йорка Арина получила случайно – после шумной ресторанной тусовки. Тэд, ее европейский муж с относительно устойчивым достатком, часто таскал ее на корпоративные встречи – и светское развлечение, и платить не надо; Тэд любил пустить пыль в глаза.
В Голландии Арина трудилась скорее для удовлетворения собственного эго, деньги не вопрос, время от времени она снимала малобюджетную рекламу по чужим сценариям; но пафосная вечеринка с фуршетом организована серьезным агентством, помогающим раскрутить чужой бизнес: услуги по списку, список утвержден. Фильм-презентация – непременный пункт, когда-то Арина штамповала такие десятками.
Изнутри телевизионный мир довольно предсказуем и на всех – один. Можно жить в странах, географически отдаленных, но при встрече понимать друг друга с полуслова. Покачиваясь на тонких каблуках, с ненужным ей бокалом шампанского, поддерживаемым двумя пальцами, – шампанское она не пила, но тусоваться без бокала неприлично, – Арина подплыла к молодому человеку. Худющий, высокий, стоит как небоскреб, особняком. В стакан с виски, мерцающим на донышке, уткнулся, но тоже – скорее для отвода глаз, не касаясь стекла губами. Задумчив. И это Арине знакомо: «желаю присутствовать и быть замеченным, но уйти, так ни с кем и не пообщавшись».
– Я Арина, – сказала она, протягивая ему свободную от бокала руку: в Европе принято руку мужчине пожимать, никуда не денешься, главное, чтобы в ответ не очень впивались костяшками в ладонь, а то больно, что Арина, кстати, с непременным удовольствием констатировала: ой-ой-ой, хватит! И на пальцы дула, и кистью трясла для наглядности, демонстрируя, как сдавлена ее рука. Доносила до сведения зачумленных феминизмом граждан цивилизованных стран, что женщина – существо нежное и хрупкое.
– Михаэль, – пробормотал небоскреб, протянув карточку «Директор ТВ-компании “Х”» и даже не подумав извиниться. Он понимал, что ему предлагают фрагмент концертной программы для непосвященных, и как же Арина забыла, что коллега по оружию осведомлен, любые ужимки и прыжки изучил в совершенстве.
«Понравилось кино?» – небрежно спросил он, слегка склоняясь, чтобы услышать ответ. «Decent», – неожиданно для себя сказала Арина.
– Да-да, вот именно! «Пристойно» – иначе не скажешь, – оживился Михаэль. – Какое точное определение! Пристойно и заурядно, штамп на штампе, как и все, что делает Вилли, как и все, что производит его компания! И при этом они держатся на плаву! А ведь ничего оригинального. Ничего, что заслуживало бы внимания! – Михаэль уже кипятился, получив лишний шанс поговорить о конкуренте с кем попало, а значит, безнаказанно и без последствий для себя лично он может нести все, что на ум взбредет.
Мы разговорились, я вкратце рассказала о себе, Михаэль еще пару раз повторил это мое «дисент», постоянно меняя интонацию: то ирония, то сарказм, то издевка – накопившаяся ненависть к неведомому Вилли выплескивалась в одном слове, я, видимо, попала в точку. Впрочем, я умею находить соответствующее слово, когда это необходимо. Ведь иногда что-то важное решается в доли секунды, и если совпало – тебе повезло. Я знала этот секрет, и еще я знала, что управлять этим невозможно, слово не «остановка по требованию» – то появится, то канет. А то и вовсе неуместное появится в ответственный момент, и все насмарку, потом долго убеждаешь себя и других, что «от этой встречи ничего не зависело, все равно я не хотела эту работу».
Вроде и не о работе речь, а вышло, что именно о ней.
После получасового душа в душу общения на околотелевизионные темы мы оба ощутили прилив неизъяснимого блаженства от нашего взаимопонимания. Михаэлю, которого я называла Миша, общность взглядов с русской журналисткой была приятна вдвойне: он не только для подчиненных и заказчиков авторитет, он на самом деле прав, и мнение у него верное; еще немного – и мы бы поклялись друг другу не расставаться никогда; он выпил свой виски, а я за компанию опустошила замусоленный к тому времени бокал шампанского, нам стало так хорошо вместе! Но подошел Тэд, и пора прощаться, вечеринка заканчивалась.
Тогда Михаэль и вспомнил об этой злосчастной ABC-6, в которой трудится его друг, «и я – как раз то, что им нужно!». С моим неистребимым акцентом, с неповторимой personality, с шармом и уверенной резкостью суждений, парой-тройкой мы успели обменяться. Я вручила ему визитку, мы расцеловались трижды, в Голландии так принято – и расстались в полной уверенности, что никогда не услышим друг о друге.
Но, как ни странно, Михаэль вскоре напомнил о себе. Недели две я досылала ему необходимые сведения, фотографии и сценарии авторских проектов, для солидности. Сценарии выглядели куда привлекательнее самих роликов, главный принцип голландской рекламы – политкорректность. Если в супермаркете неожиданно обваливается стеллаж с бульонными кубиками (гора желтых пакетиков в кадре крупно, нежный силуэт курицы на этикетке, титр во весь экран: россыпи неповторимого вкуса), то к месту происшествия непременно ринулись трое: турок, суринамка и китаец, все в национальных одеждах. На фоне еще нужны пару особей, наглухо упакованных в burka, кокетливые прорези для глаз, предположительно это женщины; белокурый курносый голландец если и мелькнет, то на миг.
Ролик должен быть политически выверенным в каждой отдельной детали. Остальные особенности рекламы никого не интересовали всерьез. А зрителей заботило, когда же снова станут показывать триллер о маньяке, единственном сыне матери-психопатки, прерванный в самый острый момент. Желтые брикеты раздражали, но в результате запоминались. Вот такая мелочёвка изо дня в день, если все удачно и есть заказ. К иностранцам обращались редко, считая, что нужно поддерживать отечественного производителя, в Голландии это первым пунктом идет. Правило негласное, но иногда его озвучивают, если начинаешь настаивать на своем.
В общем, когда несколькими днями позже голос Михаэля зазвучал в трубке мобильника торжествующе: «Арина, тебя пригласили на интервью!» – я без раздумий собрала вещи и улетела на собеседование.
В Амстердаме меня ничего не держало, чужой город с постоянными дождями и стильной подсветкой в центре города по вечерам, муж согласился на мое отсутствие, намеревался иногда приезжать в гости («милый, я не могу без любимой работы, такой шанс не повторится!»), впрочем, неважно: в Нью-Йорке жила моя дочь, моя Сонечка, моя главная любовь и страдание.
Без страданий, говорят, жизнь скучна и теряет всякий смысл.
Явление Таечки
И тут прострекотало, или проскрежетало… я совсем забыла о ней, но золотокрылая здесь. Притаилась, слушает.
– Тебя пригласили только потому, что ты красавица.
– Быть красавицей хорошо, но надоело. Таечка, зачем ты повторяешь то, что я много раз слышала. И без тебя. «Причины твоего успеха необъяснимы, это что-то на гормональном уровне». Читай: сама по себе ты ноль без палочки и бездарность, а внешние данные держат тебя на плаву. Всегда и повсюду: «это только оттого, что ты красавица»… и это, и то. Если бы я не знала наверняка, что от красоты ничего не зависит, то, наверное, свято бы верила: появилась со смазливой мордашкой – и очередь за счастьем отменена. Для тебя одной. Все дороги открыты, принцы взнуздали лошадей и мчатся навстречу. А ведь неправда. Принцы если и мчатся, то мимо, если вовремя не взмахнуть волшебным покрывалом перед носом у лошади, чтобы заставить хоть одного из них прервать захватывающий трехчетвертной аллюр.
– Ну да, волшебное покрывало. Что за чушь!
– Это образ. Принца необходимо сразить наповал (тоже образ), вызвать тот уровень восторга, который заставит и его обомлеть, и лошадь на скаку остановиться, иначе любая девичья красота для юноши – лишь дорожное приключение, не более.
Сколько красавиц так и живут, никому не интересные! Их разве что по головке могут погладить, похвалить за ладное телосложение – перед тем, как с полнейшим равнодушием к необычайному творению природы поиздеваться над ним или поиграть – с пристрастием или попросту – и тут же о том позабыть.
– А ты, говоря о невостребованных или обиженных жизнью красавицах, ожила как-то, не могу пока сказать, что порозовела. Нет, до этого далеко.
Учитывая обстоятельства нашей встречи, в ее замечании насчет «ожила» прозвучал намек, что меня вот-вот вытолкнут наружу. Нет, я пока не готова! Я туда не могу, я туда не хочу, совсем!!
Чудесное создание с крылышками суетилось надо мной, то появляясь, то исчезая. Пчелка-бабочка (хлопочет, постоянно озабочена, и носик гвоздиком, потому пчелка… но от бабочки в ней все-таки больше, мелко дребезжат радужные крылышки, сияют и мельтешат, в глазах двоятся-троятся) почему-то знала об Арине все. О себе рассказывала путанно, не заботясь, чтобы Арина ей верила.
Бабочка возникла из копошащегося марева совсем недавно, Арина видела нечто такое на приеме у глазного врача. Показали табличку в крапинку, ей предлагалось разглядеть рисунок. Арина смотрела, потом внимательно рассматривала, поверхность распухала и дыбилась в некоторых местах, но рисунок она так и не выхватила, стало страшно, что из вздутия что-такое вылупится и на нее прыгнет. Ей объяснили тогда, в кабинете глазного врача, что долго пялиться – нарушение, не разглядела, и ладно.
Здесь и сейчас (пока Арина осваивалась, разбираясь, жива она или вовсе наоборот) в пространстве пузыря началось колыхание, пустота наполнялась в одной из точек, точка вздрагивала и вращалась, постепенно пятнышко навроде чернильного становилось все более различимо, сгусток темнел, светлел, рассекался чем-то вроде микроскопических молний и искорок, в конце концов сформировалось нечто симпатичное и активное, отдаленно напоминающее бабочку.
Над пчелиной головкой с огромными глазами и хоботком-иголочкой дрожали золотые крылышки; вылупилось нечто вроде бабочки, женственное и нежное. Насекомообразная особь, но насекомые молчаливы, а бабочка издавала звуки, чем и как – непонятно, но голос Арина услышала, создание произносило слова! Даже так – оно разговорчивое и стрекочет! У Арины мысль отчетливая, впервые за время свободного парения в туманной прозрачности шара – а как я выгляжу? Что это насекомое видит перед собой?
– Нормально выглядишь, – прострекотало. – Вполне сносно для свалившихся с перил Бруклинского моста. Или ты прыгнула?
Отчетливо вспомнить момент падения и его причины не получалось, при попытках напрягаться – давящая боль в голове усиливалась, сжатие пыточных тисков. У меня не было памяти. Неясные флешбэки складывались в пазлы, выплюнутые сознанием наугад, вспомнить законченный эпизод у меня не получалось, как ни пыталась. Мощные толчки взрывали сознание – летели осколки, обрывки, отрывки, в последовательную цепочку событий картина не выстроилась ни разу. Сообщение о мосте меня взволновало, я ощутила, что подступает рвотный рефлекс. Снова.
– Ничего не снова, ничего ты не ощутила. В том состоянии, в котором ты находишься, ощущений нет. И место здесь специальное.
Здесь… – эхо пулеметом застрекотало в ответ, но звучание постепенно смягчалось. – Как бы тебе объяснить… Есть два вида материи – Витальная и Мортальная. Я – Таечка, ответственная штопальщица Департамента Витальной Материи. – Это она почти пропела, низкое контральто, неожиданное для микроскопического существа.
– Ты сейчас в нашем реабилитационном центре, по-вашему. Это у вас – там – никого даром не реабилитируют.
А у нас дармовая нирвана, трансфер, промежуточный пункт. Мы тебя перехватили у Департамента Мортальной Материи, ты показалась нам заслуживающим внимания объектом. Операция удалась.
С морталами у нас война на уничтожение, но вслух мы привыкли ее называть эффективной дипломатией. Временами преобладаем мы, наверху воцаряется относительный покой, вы называете это мирным периодом; временами мортальцы побеждают, у них появились особые машины для соединительных работ, это время войн и потрясений. И покой, и хаос во времени ограничены, вдобавок с ним не все до конца ясно, со временем. Если упростить – энергетические потоки наших департаментов в постоянном противоречии. Битва.
Нам нельзя расслабляться ни на секунду, иначе Витальная Материя превратится в галактический ветер – проще говоря, унесется в бездну. Улетучится. Следующий разрыв может оказаться неоперабельным, тьма воцарится навсегда. Пока до этого далеко, так что лучше на демонов черных не кликать. Сейчас один из обычных периодов. Не самый плохой, не самый хороший.
– Пе-ре-фор-ма-ти-ро-ва-ни-е, – произнесла она со значением.
Такие периоды характеризуются хроническими раздорами по пустякам, массовыми склоками, доносительством, войнами большими и малыми, а также вербальными военными угрозами, которые из-за частого повторения давно перестали кого бы то ни было пугать.
Балом правит ничем не сдерживаемое желание занять место там, где никогда не заходит солнце. Балом правят иллюзии.
Деньги, нефть, демократия. Факты перевираются, люди переодеваются, действующие лица меняют личины, никто никому не верит. Базовые причины ты и без меня знаешь. На каждом заборе написаны. А то, что итог не зависит от человеческих усилий, – там у вас – никто не осведомлен.
– Ты назвалась штопальщицей. У вас – тут – швейная артель?
– Шутка неудачная, мы серьезным делом заняты. Латаем насквозь продранную ткань, материю жизни. Ты знаешь, почему мир постоянно на грани гибели, но удерживается в относительном равновесии? Мы работаем, Арина, нас мириады.
– Мириады Таечек?