Штопальщица

Когда ты никто, тебя будто и нет.

В ресторане на 57-й улице людно, как всегда. Наташа входила, озираясь, скованно улыбалась официантам. Хостесс подхватывала ее за локоток:

– Хай, велкам! Но подождите немного у барной стойки, вы записаны, и когда столик освободится… – Наташа подсаживалась к барной стойке, ожидая, но тут начинались бульварные шоу, а не «новый, американский опыт». Чаще всего ее принимали за искательницу приключений, чьи услуги нужно оплачивать, а вовсе не за гостью из Англии, как они играли когда-то с Володей (когда это было? Да и было ли? Ни Ирочки, ни Марка и в помине, первое рандеву… и как он все продумывает заранее! Коробейник, ярмарочный чародей, – и полным-полна коробушка – заводной, влюбленный, широким аршином мерил, теперь как обрушилось после переезда, все изменилось – планы строит молча, по-прежнему. И вообще замолчал, слова из него не вытянешь, если не в духе. Деловые заморочки, клиенты загривок истрепали, подожди, Наташа, не до тебя – это она слышит часто, это все чаще и чаще.)

Однажды парень, похожий на мексиканца, с изжеванной спичкой в зубах, подсел рядом и без обиняков, напрямую:

– Ты работаешь? Почему здесь? Договоримся?

Наташе кровь в лицо ударила, вскочила как ошпаренная. «Я мать двоих детей и жена миллионера!» – хотела она крикнуть мерзавцу, но осеклась. Выбежала из ресторана, бросив на стойку смятый пятидолларовик за кофе, на ходу натягивая перчатки. На улице поймала такси и вернулась к себе на Манхэттен-Бич, район для богатых, никогда за заговаривающих друг с другом, кстати.

Пустые замершие улицы, состоятельные люди добрососедских отношений не любят. Скрыто, тайно, тихо, себе на уме. Без шума. И дом с бассейном внутри, Володя условие выполнил. (Дом искали долго – две квартиры переменили, Марк родился в одной из них, нервотрепка, хлопоты.) Но, пока счет на минуты шел – продолжалась та, прежняя жизнь, сноровистая Наташа и ее Бегемотик, – муж дома пребывал часто. Обустраивались яростно. Сообща. Документы, клиники, страховки, Наташа в этом не понимала ничего, Володины заботы – он даже похудел от навалившихся перемен, ему идет. Наташа не упускала ни минуты, чтобы приласкать его. Марк – вылитый Бегемотик, но глаза – Наташины, и волосики кудрявятся. Послушный, умненький, никаких с ним хлопот. Ирочка и Марк – подарок судьбы, в дополнение к Володиным подаркам, о них особый сказ.

Наташа как белка в колесе крутилась, но не выкручивалось у нее, до бассейна в доме и дойти не успевала.

Чуть подросли Марк и Ирочка – гувернанток детям наняли, повара, целый штат теперь у Наташи на Манхэттен-Бич, в трехэтажном доме с летней террасой и садиком.

Свободна, когда заблагорассудится, нанятые человечки любые проблемы решают. И местом дорожат: Наташа не скупится. И как она умудрялась без посторонней помощи обходиться? И главное – все успевала играючи!

В Москве привычно, там проще и понятней. Как заводная трудилась, но в охотку, будто пела. Здесь – и Володя чаще срывается, если не в отъезде. И по физиономии пару раз съездил: мы в ресторан идем, а ты все с тряпкой ползаешь, полчаса на сборы даю, и колье вот это с серьгами надень! Чтобы королева!

Ну и что? Если в далеком задымленном Манхэттене, где днем и ночью не смолкает гул и не утихает суета, на нее как-то странно реагируют. Она для американцев чужая, отсутствие акцента не спасает. Может, золотистая челка над открытым лбом ее простит. А может, все русские женщины для того сброда «с миру по нитке», что заполонил центр Большого Яблока, – проститутки по определению.

Супруга миллионера Фридельмана обязана выглядеть сказочно, на людях легенда о необычайно счастливом союзе поддерживалась старательно.

Совсем недавно Наташа и вправду обожала мужа.

А теперь у нее мужа нет. Появляется Владимир Зейсович на неделю в месяц, а то и в два. Остальное время – в Москве, в Новой Зеландии, на Тайване, в Лос-Анжелесе, в Мексике – мотается по миру как заведенный, с одного авиарейса на другой, еле поспевает. Бизнес, Наташенька, куколка моя. Страховая компания интернэшнл, мать твою так, и…

Про «и» Наташа и сама догадалась. В Нью-Йорке их окружали другие люди, люди с БрайтонБич, как она их окрестила, – жены в нарядах от местных портных,

«с шиком», в огромных золотых украшениях, непременно избыточных. Новый круг, исчезли шепчущиеся на кухне жены-подруги, они теперь общались весело, – и если Володя бросал коротко: сегодня ужинаем в ресторане, – это значило, что Наташе предстоит нарядиться, чтобы украсить собой компанию серьезных людей. Клиентов или инвесторов. Бандитов, короче.

Бегемотик ее и разглядеть не успевал, одной усталостью мужа и постоянной озабоченностью сыта не будешь, Наташа загрустила. Как он теперь небрежен, да и видит ли он ее, в самом деле? Свою на все сто процентов «счастливую жену»?

Подарки не доставляли радости: Володя привозил что-то или покупал и преподносил ей поделки, что так популярны среди эмигрантов, брайтон-бичевская расфуфыренность в полный рост, иного Владимир Зейсович теперь не понимал. Нужно соответствовать, выделяться нельзя. Партнеры не поймут, начнут подозревать, а добропорядочность и преданность Владимира Зейсовича никем под сомнение пока не ставилась. Но только дай повод, на куски порвут. Эту фразу он часто повторял. Наташа привыкла представлять себе их обоих, разорванных на куски. Наверное, эти куски потом – по законам мафии – едят бешеные собаки. Страшно.

Быть такой же, как женщины его партнеров, – раскрашенной во все цвета радуги, говорливой и надменной, разодетой в крикливое и несочетаемое. Наташа исполнительная, понимает. Хорошая фигура и девчачья задорная стрижка помогали скрасить общую картину. Владимир не понимал, в чем дело, но его жена теперь казалась ему благородной, изысканной! На фоне остальных – модель с плаката об американской мечте. «Как ей на пользу переезд, однако!» – он недоумевал. И тут же в очередной раз приходил к выводу, что полностью прав, остановив свой выбор (законная жена к тому моменту вызывала у него раздражение напополам с ненавистью) на этой простушке-горничной. Вон как его простушка развилась! Вовсе не такая дура, как кажется. Или раньше казалось, иногда.

– Это твое влияние, ты меня создал заново, любимый! – Наташа вытягивала губы для поцелуя, они прилюдно замирали в трепетном объятии, окружающие аплодировали и завидовали. Некоторые принимались обнимать собственных жен, за столом воцарялась идиллия, телячьи нежности супружеских пар были апофеозом таких собраний. Оркестр не терял компанию из виду, вкрадчивые гитарные переборы поддерживали настроение. Звучание постепенно переходило в нечто гимническое, затем танцевальный разгул, танцуют все! Наташу приглашали с удовольствием, она душа компании! – Владимир ею доволен. Да и собой.

Она пила вино и хохотала, часть обязательной программы. Приглашала мужа на танец, улыбалась, обнажая идеальные зубы, всем, кому Владимир Зейсович велел. Часами выслушивала исповеди подвыпивших жен разных возрастов, с которыми теперь связана одной цепью, золотой и яркой.

И никак не могла взять в толк – отчего же ей так невесело с ними? Или остальные притворялись так же умело и сценарий встречи отбивали, как чечетку? И женщины, и мужчины?

Наташа уже поняла, что ее миллионщик, ее мешок с деньгами, «самый востребованный адвокат в мире» – связан с криминальным миром путами неразрывными. От людей, что помогли ему встать на ноги когда-то, сколотить изрядный капитал, ему не избавиться. Радует его это или огорчает – она с ним не обсуждала.

Наташа чувствовала себя рыбкой, выброшенной на берег, она задыхается, бьет раздвоенным хвостиком по песку – все реже и реже. Ей нечем дышать – здесь, в доме с бассейном, в покрытых пылью прошлого ресторанах с оркестрами и бесконечными «гоп-ца-ца», принимая гостей – не друзей, а нужных и серьезных людей, они шутить не любят. Своеобразный протокол нарушить никому не позволено. Это ее новая жизнь. Ее поистершийся от времени счастливый билет.

В этой новой жизни она совершенно и безысходно одна. Переезд переиначил, а если быть точной – сломал ее счастье, оборвал, да так резко!

Одинокая женщина – замужем, с двумя детьми и мужем-миллионером (надо отдать ему должное, он не скуп и счетов не проверяет, у Наташи четыре банковские карточки для ежедневных, мелких и крупных трат и значительных приобретений) – будет рада тому, кто согласится стать ее другом. Ей не с кем разговаривать, совсем. Единственная радость – недавно она купила наконец вполне приличный «Мерседес» в фирменном салоне. Новенький, кремово-бежевый, сказка!

Среди людей она чувствовала себя чужой, как в той элитарной гимназии, «дочь технички», о чем с ней разговаривать? Одноклассницы с презрительной гримаской вздергивали плечиком, мальчишки над ней смеялись – Наташенька, тут на полу под батареей пятно, тщательней мыть надо, маме скажи. На превосходном английском с ней говорили, практиковались.

III

Иешуа Бенджамин Харон темные очки носил постоянно. Черное дитя Бронкса, обладатель мутной биографии и крепкого мускулистого тела, вызывавшего восторг у женщин любого возраста, знал Нью-Йорк как свои пять пальцев, выжить умел в любой части огромного города, но предпочитал Бруклин. К тридцати годам он приобрел особый шарм, сочетал развязность с вежливостью. Если нужно – был обходителен. Ориентировался в ситуации превосходно, менял образы как перчатки. Перчатки, правда, использовал в особых случаях – когда нужно уйти незамеченным от часовщика с изделием, для Иешуа не предназначенным, или из ювелирного магазина – с браслетом-колье-цепочкой из драгоценного металла. Сбывать «сувениры» – плевое дело, лавочки скупщиков повсюду, его принимали как своего. Имени не спрашивали, он тоже не задавал лишних вопросов.

Не задавать вопросов он приучился за недолгий период работы стриптизером – было и такое в его разнообразной жизни, наполненной событиями, о которых предпочитал не вспоминать. В ночном клубе на Брайтон-Бич Иешуа пользовался шумным успехом, только успевай отбиваться от любительниц острых ощущений. Он не отбивался. Его время – их деньги, но работа движущегося манекена надоела ему быстро. Он растворился, не увольняясь. Стиль Иешуа – исчезать, не оставляя следов. Он не брезговал ничем, но предпочитал долго не задерживаться на одном месте. Иешуа полон нерастраченных чувств, сейчас он охотник или жертва, но придет время – и его истинное лицо откроется. Нежное и прекрасное, он умеет быть преданным, умеет любить. Он не охотник, он вольная птица. Куда хочу – туда лечу, неуловим.

Двадцать восемь профессий сменил, привык выпутываться из стычек с «чужими» целым и невредимым; острый глаз натренирован – мгновенно оценивал, как войти и как выйти. Сам себе хозяин, постоянно начеку. Настороже. Работал и грузчиком, и налетчиком, и моделью у известного фотографа – совсем недолго, с фотографом Матиасом, популярным среди своих, – расставался громко. Иешуа не улыбалась перспектива торговли лицом, зачем его должны видеть чужие люди? Запоминать?

Никуда не годится.

Вдобавок, Матиас проявлял признаки влюбленности, надо что-то объяснять? Приватные танцы для клиенток – одно, а сладострастные жесты, назойливое поглаживание его собственной задницы, даже ущипнул пару раз! – Иешуа совсем не нравилось. Матиаса он обчистил немного для порядка и исчез. Иешуа – вольная птица, пропитание себе найдет, в клетке сидеть не намерен.

Но эта женщина – она не вольная птица, она в клетке сидит, пусть и золотой, но прутья у клетки прочные – сегодня подарила ему котлы Breitling, настоящие. Девять штук баксов, не глядя. Чек выписала в магазине, надела Иешуа на руку и смеялась от радости, что ему понравились часы. Легкость такая! Все у нее легко: я тебя люблю, это сюрприз, ничего особенного, – Иешуа чуть не заплакал. Наташу не нужно уговаривать или красть ее карточку и быстро уносить ноги. Она угадывает его желания, даже не так: она целыми днями думает, какое бы еще желание Иешуа угадать в точности. Такого в его жизни не было. Он задержался.

Растворяться, исчезать – зачем? Куда?

Какая разница, что Наташа на семь лет старше, – таких великолепных женщин у него отродясь не было. Уличный мальчишка, брошенный родителями в двенадцать лет. И хорошо, что брошенный, с родителями он на панели стоял и деньги у него забирали. Мамаша с папашей пили, курили и кололись безостановочно. Остекленевшие глаза, сморщенная кожа, в доме смрад и грязь. Иешуа Бенджамин Харон, 11 лет от роду, выучил главный урок: спортивная форма, трезвость и чистота – первые правила выживания. Даже сидя в помойной яме – сохраняй опрятность, никого не волнует – как. Кто на что учился. У жизни законы волчьи.

В тот день Наташа выехала на новеньком «Мерседесе», маршрут ее не интересовал. Машина была ее увлечением, она каталась по разноэтажному городу с упоением, получасовые пробки в центре ее не смущали. Есть районы идиллические, дома из серого камня, для спокойных и благоустроенных людей. Есть районы показушные, устремленные к звездам махины давят, распластывают.

Прохожие смотрят прямо перед собой, ничего не замечая, меряя километры ускоренно, ни на миг не отвлекаясь от единственной мысли – успеть вовремя! Добежать, не опоздать. Соревнования по спортивной ходьбе, часто на шпильках – нью-йоркские дамы предпочитают высокие каблуки, любительницы комфорта в кроссовках встречаются, но не так часто, как рассказывают.

Районы типовых домов Манхэттена, крыльцо непременное, широкие ступеньки с железными перилами. И как они тут живут? Квартиры дорогие, а все на виду: ни войти ни выйти. Лондонский типовой проект. Увеличиваются номера улиц, – и в какой-то момент начинаются почти трущобы, по виду небезопасные. Наташа предпочитала хайвей, скопление железа, машины мчатся или стоят – неважно, внутри каждой из них – своя особая жизнь. Семьи с убаюканными дорогой детьми, женщины с подчеркнуто деловым взглядом, сосредоточенные на дороге суровые лица мужчин. Но на светофорах мужчины тут же озираются по сторонам, автоматически. Красный свет, линия машин впереди – водитель откинулся на сиденье и пялится сквозь стекла, видит он что-то или нет? Заученная смена позы, они так расслабляются. Водители соседних автомобилей ей улыбались, иногда подмигивали. Но Наташа глядела на них равнодушно, недосягаемо прекрасная в своем роскошном авто. Знай наших, локти искусаешь, а не дотронешься!

И не догонишь.

Иногда она бросала машину на парковке огромного молла и часами гуляла по этажам, рассматривая безделушки, шарфики, платья – без разбору примеряла что в глаза бросается.

Светлый строгий костюм – узкая юбка с коротеньким пиджаком – ее развеселил. Не для походов в рестораны с компанией, конечно. Она рассматривала себя в огромном зеркале торгового зала, в примерочной узко и тесно, толком не разглядишь. Идеально сидит! Но спросить бы у кого-то, раньше она с мамой советовалась, у Анастасии вкус отменный, и Наташку приучала – не ищи в обтяжку, затянутые в ткань женщины выглядят смешно. Оставляй немного воздуха, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что тебе удобно и это для тебя главное. Некоторая небрежность женщине к лицу.

Наташе не нравилось выбирать одежду. Володе теперь все равно, как она выглядит, оценить ее шик некому, она отправилась в примерочную, чтобы снять обновку, как несостоявшуюся. Зачем? Шкаф и так ломится от бессмысленных вещей, их и надевать стыдно. Джинсы и свитер – ее униформа в течение дня, свитера она предпочитала светлые.

– А костюмчик как для вас и сшит, умеете выбрать вещь! Элегантно!

Бархатный голос, вкрадчивый и одновременно властный, раздался прямо за ее спиной, над правым ухом. Наташа резко оглянулась. Высоченный негр смотрел на нее с нагловатым одобрением, глаза скрыты за стеклами темных очков, атлет – струны мышц, упругость мускулов, сложен фантастически! Черные джинсы и майка обрисовывали его подтянутость как нельзя лучше. Наташа оторопела, невольно залюбовавшись: таких стиляг она видела на обложках мужских глянцевых журналов; наверное, он знаменитость, – пронеслось неожиданно, но почему знаменитость?.. Кепочка, сдвинутая к затылку, замысловатый кожаный браслет на правой руке, черно-белый шарф, облегающий мощную шею с массивным серебряным крестом на длинной цепочке, но это детали. Она увидела инопланетянина, стопроцентного американца, победителя жизни, черного Аполлона. Он на минуту показался ей видением, галлюцинацией жаркого дня, хотя в торговом центре работали кондиционеры, но душно, душно.

Видение прикоснулось к ее локтю, смахнуло прядь со лба – с Наташиного лба – небрежным жестом, будто ему позволено. «У американцев так принято, наверное», – придумала она извинение для незнакомца.

– Я до сих пор не представился, моя профессия – байер, приобретаю коллекции для продажи на fashion show, а в перерыве – шоппер-дизайнер, даю бесценные советы женщинам, желающим сочетать последний шик в моде со своей неповторимой индивидуальностью. Иешуа Бенджамин Харон, – произнес атлет в кепке, протягивая визитную карточку. Да, на одной из визиток Иешуа Б. Харона именно так и написано: стилист, байер, дизайнер. Шоппера он придумал на ходу. – А ваше имя, прекрасная? Донна Белла?

– Меня зовут Наташа. Просто Наташа. Очень приятно познакомиться. – Она протянула руку для пожатия, в Америке так принято, она знает. Но Иешуа, склонившись, ее руку нежно поцеловал. Нежно и коротко, одно прикосновение губ, доля секунды, никаких поползновений длить поцелуй, как бы случайно увлажнить ее кисть слюнявым облизыванием, нет. Одно мгновение. И по телу Наташи разгулялась дрожь, как к оголенному электрическому проводу прикоснулась. Новый знакомый смотрел ей прямо в глаза, она смущена и растерянна.

Костюм они купили, решение принято быстро. И два пестрых веселых платья в придачу, он выбирал, она примеряла – Иешуа одобрил, смерив ее оценивающим взглядом знатока. Да, он знает пару маленьких и очень эксклюзивных (он изменил тон, подчеркивая, что магазины для избранных, голос зазвучал интимно – Наташу будто волной обдало, затрепетала с ног до головы) магазинчиков, может составить компанию – в этом огромном сарае блузку выбрать вряд ли удастся, а как дополнить костюм, он уже видит. Пакеты с покупками он подхватил, другую руку предложил ей, слегка согнув в локте – опирайтесь, красавица!