В руках у вас

В руках у вас
Светлана Константиновна Астрецова

Светлана Астрецова – поэт, художник, журналист, режиссёр. Лауреат международных литературных премий и фестивалей, таких как «Серебряный стрелец», «Русский Stil», «Золотая строфа», «Славянские традиции» и других. Её книга «В руках у вас» – переосмысление образов, созданных Серебряным веком. Это не просто сборник стихов, а скорее поэтический альбом, где собраны авторские иллюстрации и фэшн-фотографии.

В руках у вас

Светлана Константиновна Астрецова

© Светлана Константиновна Астрецова, 2017

ISBN 978-5-4485-1420-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В РУКАХ У ВАС

Поэзия недостижима. Она не падает с небес поэту в руки, а если и падает, то требует от него невероятных жертв.

Жан Кокто

Нужно петь, что все темно,

Что над миром сны нависли…

– Так теперь заведено. —

Этих чувств и этих мыслей

Мне от Бога не дано!

Марина Цветаева

Поэзия – это не публика, презентации, рецензии, интервью. Это «религия без надежды». Одержимость, которая нередко отодвигает на задний план все – семью, чувства, личную жизнь. Дело, успех и результат которого никогда нельзя предсказать. Движение мысли, которое не исчерпывается восьмичасовым рабочим днем. Готовность безоговорочно принять то, что диктует тебе ночь, как спящий принимает сон. Конечно, то же может сказать о своей работе художник, музыкант, актер. Но я свой выбор сделала – и говорю о своем.

АВТОРА!

Мне нравится, что живописцы позднего Средневековья по большей части не подписывали картины, как, например, неизвестный автор знаменитого кёльнского триптиха. Когда мастер в тени, его имя не повлияет на судьбу произведения, создатель уже не важен, важна работа. Мне всегда казалось, что авторство не имеет особого значения, это касается и моих стихов. Конечно, в век телевидения и интернета сохранить анонимность нереально. Рано или поздно станет известно, кто автор.

Творческие вечера традиционно предваряют биографической справкой. Почти в каждом поэтическом сборнике есть раздел «об авторе» или краткий перечень дат и событий, заключенный в «хронологическую таблицу».

Всех интересует, где и когда родился поэт, к какой конфессии принадлежал и какое блюдо предпочитал на ланч. Желающим проникнуть в тайны рациона художника, рекомендую обратиться к книге Сальвадора Дали «Дневник гения», где «безумный каталонец» описал все составляющие «далианского меню»: сахарные сосиски, «руки цыганки» и омар в шоколаде. Однако помимо гастрономической есть биография читательская, зрительская, чувственная.

СОМНИТЕЛЬНАЯ АВТОБИОГРАФИЯ

Свою автобиографию я могла бы начать с исторических реминисценций:

Я родилась 16 октября 1990 года в Москве. Спустя 136 лет после того, как в Дублине появился на свет Оскар Уайльд. За 197 лет до моего рождения на площади Республики в Париже обезглавили Марию-Антуанетту.

Я могла бы продолжить рассказ в жанре «читательской биографии»:

«Те, кто читают книги, владеют миром, те, кто смотрят телевизор, – теряют его». Мне повезло, я предпочитала книги телевизору. Сначала мне читала мама: стихи Пушкина и Лермонтова, вместо колыбельных, затем последовали Блок, Пастернак, Цветаева, Гумилев.

В возрасте двух лет я бойко лопотала в рифму на непонятном языке. В четыре года знала наизусть «Песнь о вещем Олеге». К пяти годам научилась читать сама. Особенно любила читать ночью, при свете фонарика. Иногда под одеялом и до рассвета.

С тех пор я делила существование между двумя мирами, отнюдь для меня не равноценными.

Был «настоящий» мир: моих друзей, школы, шалашей, летних купаний, игр с авантюрными сюжетами. Мир книг был более настоящим. Он существовал благодаря Булгакову и Мариенгофу, Уайльду и Шоу, Диккенсу, Гамсуну, Виану.

Из книг я узнала о существовании чего-то большего, чем то, до чего можно дотронуться. Они многому меня научили: я обрела обостренную способность чувствовать. Благодаря роману Достоевского «Идиот» я ощутила смерть. Даже почувствовала ее запах.

«… Спавший был закрыт с головой, белою простыней, но члены как-то неясно обозначались; видно только было, по возвышению, что лежит протянувшись человек… В ногах, сбиты были в комок какие-то кружева, и на белевших кружевах, выглядывая из-под простыни, обозначался кончик обнаженной ноги; он казался как бы выточенным из мрамора и ужасно был неподвижен… Вдруг зажужжала проснувшаяся муха, пронеслась над кроватью и затихла у изголовья». Затворенные наглухо окна, четыре склянки ждановской жидкости, покойница под «американской клеенкой», и двое обезумевших мужчин у нее ног. Сцена с мертвой Настасьей Филипповной стояла у меня перед глазами несколько недель. Я вообще сравниваю Достоевского с какой-то печатью человечности, которая формирует душу и которую нельзя стереть или забыть.

Это была не проза – поэзия. Искусство, в котором жила Смерть. До этого смерть была для меня абстракцией, наподобие «Черного квадрата» Малевича. Теперь она предстала в объеме. В мельчайших подробностях, которые были реальнее реальности. Как стигматы на ладонях «Мертвого Христа» Ганса Гольбейна.

Понимание литературы совпало с осознанием смерти, а значит, и жизни. Заставило почувствовать поэзию жизни и смерти. Тогда я поняла, что должна заниматься поэзией. Отсюда пойдет отсчет моей писательской биографии. И это уже ближе к делу.

Истинная биография поэта – не в хронологии дат, а в произведениях. Жизнь художника можно по-настоящему изучить лишь по его работам.

Я предлагаю рассматривать поэтическое произведение отдельно от личности его создателя. Как античный барельеф, найденный при раскопках Геркуланума. Мне бы хотелось сделать вас очевидцами удивительных видений, оставляя за собой роль проводника в мир теней. Тем более, что обращаюсь к людям, которые могли бы представить более затейливую цепь событий и вообразить приключения более жуткие чем те, которые произошли в реальности.

ПОЭЗИЯ ЛИНИЙ

На рубеже IV – III веков до нашей эры греческий поэт Симмий Родосский начал писать стихотворения в форме секиры, яйца, крыльев, с соответствующим форме содержанием. Поэзия барокко породила стихи-рисунки. В России XVII столетия они были в большой моде. Каллиграммами увлекались футуристы начала прошлого века.

«У писателя линия главенствует над сутью и формой. Она идет через слова, которые он собирает вместе. Она – постоянно звучащая нота, не видимая и не слышимая. Она – в некотором смысле стиль души, и если эта линия где-то внутри прерывается и лишь закручивается арабеской, значит души больше нет и слог мертв», – писал Жан Кокто в сборнике очерков «Трудность бытия».

Для меня всегда было важно изобразительное начало. Быть может поэтому я часто иллюстрирую свои произведения. Рисунок и слово идут параллельно, являясь логическим продолжением друг друга. Линия может стать и буквой и рисунком. Буквы образуют строки, переходящие в фигуры людей и животных. Поэзия та же линия – рисунок та же поэзия. «Живопись – молчащая поэзия, а поэзия – звучащая живопись». Все едино.

Однажды рисунки и стихи превратятся в ожившие изображение и звучащее слово – в искусство кино. В этой области я еще мало знаю и умею, совершая первые неуверенные шаги, из которых впоследствии рассчитываю сочинить изощренный танец.

Оговорюсь: поэзия – это не только рифмованые строки. Поэзия может жить в фильме, музыке или картине.

Если говорить о влиянии чужих работ – раз пять или шесть мне доводилось испытывать невероятное ощущение, озарение, что-то, проливающее свет на твое существование. И иногда – даже если тебя с автором разделяют века – ты словно обретаешь брата и осознаешь, что теперь не одинок. Так на меня повлияли «Дориан Грей» Уайльда, «Демон сидящий» Врубеля, «Реквием» Моцарта и «Казанова» Федерико Феллини,

Переводы западно-европейских поэтов стали моей поэтической школой. Лучшей из возможных. Подражание «золотым голосам Cеребряного века» – университетом. Самым чарующим.

И те и другие я включаю в подборку. Это неотъемлемый отрезок пути, этап не менее важный, чем то, что я делаю сегодня. Ранние стихи близки и дороги мне, как детские фотографии.

КОНЦЕРТ ПАГАНИНИ

Выйдя из отеля на площади Пигаль, можно прогуляться в центр Парижа, мимо знаменитой Опера Гарнье по направлению к церкви Мадлен. Она носит имя святой Марии Магдалины. Строительство церкви началось в 1763 году, но было остановлено во времена Французской революции. Наполеон хотел, чтобы это был храм, напоминающий Парфенон, и прославлял величие его армии. Но церковь при Наполеоне достроить не успели. Людовик ХVIII оставил экстерьер без изменений, а внутренне убранство пожелал видеть в римском стиле. Так появилась церковь, в которой переплелись архитектурные стили Греции и Рима, в которой нет ни колокольни, ни креста. Церковь, в которой празднуют самые пышные свадьбы и дают концерты классической музыки.

На репетиции последних можно попасть совершенно бесплатно, что я и сделала в июне 2009ого. Играли «Времена года» Вивальди. На месте проповедника за пюпитром стоял дирижер. В алтарной части кружком расположились оркестранты – кто в шортах, кто в тренировочных костюмах.

Откинувшись на резную спинку скамьи, я представляла, как музыканты срываются со своих мест и носятся в пространстве между колоннами и витражами, а на месте барельефа с цветочным орнаментом распускаются настоящие розы.

По возвращении в отель на площади Пигаль я за один вечер написала «Концерт Паганини». Конечно, в стихотворении запечатлена не реальная сцена, а искаженное о ней воспоминание. Оркестр играет не Вивальди, а Паганини. Не в церкви Мадлен, а в готическом соборе наподобие Нотр-Дама или Дуомо ди Милано. Такое расхождение французские авангардисты начала прошлого века определяли, как «искажение во времени». Из этого концерта понемногу возникли стиль и архитектура стихотворений всего сборника.

Добавлю, здесь есть несколько моментов, которые вызывают недоумение.