Страницы минувшего будущего

– Буянят?

Пахомов больше не улыбался.

– Набуянились уже. После расформирования, как ни странно, почти совсем успокоились, редко если кто переберёт, но и тогда бардака особого нет. Да и остались здесь только те, кому это действительно надо, а за плохую службу никто никому платить не станет. Срочников здесь больше нет.

Квартира, к которой подошли, имела добротную дверь, обитую дерматином, и державшуюся на честном слове овальную плашку с нарисованными на ней четвёркой и семёркой. Хоть адрес теперь имелся. Повернув ключ в скважине, Сергей Павлович дёрнул ручку, и в полумрак тамбура пролился свет из коридора.

– Ну, гости дорогие, проходите, располагайтесь.

Внутри оказалось на удивление чисто и ухоженно. Две комнаты, раздельный санузел, небольшая кухня – всё было вымыто и вычищено, даже пыль нашлась только на некоторых полках. Хоть кроссовки снимай и босиком ходи, ей-богу. На свой изумлённый взгляд Агата получила подмигивание, хоть и без улыбки.

– Видишь, как всё отдраили? Молодцы наши ребята?

– Ага…

В стенке нашлось несколько книг в потрёпанных обложках, а последним штрихом послужил стоявший на подоконнике в одной из комнат фикус. Диссонанс создавался знатный, и почему-то казалось, что квартира совмещала в себе два совершенно разных мира: вот, прямо здесь, перед носом, тепло и уют, и всё привычно и спокойно. А стоило в окно выглянуть, и тебя встречала своими видами война, с готовностью показывая следы бомбёжек и многочисленные обломки всего, что когда-то было кому-то очень дорого.

Обломки мирной жизни.

Вопрос крутился на языке, но озвучить его оказалось сложновато. Несколько раз Агата даже почти полностью убеждала себя в том, что не стоило проявлять любопытство подобное, но мгновение – и все попытки договориться с внутренним голосом терпели фиаско.

– Кому-то ведь эта квартира принадлежала…

Получился даже не вопрос, а больше утверждение, сказанное полушёпотом. Стоявший в коридоре Денис сложил руки на груди и прижался плечом к стене. Очень не хотелось Агате смотреть на него, но платок-то до сих пор был зажат у неё меж пальцев.

Его платок.

Её кровь.

Тёмные глаза смотрели внимательно и как-то немного неопределённо. Правда, никак не получилось полностью разобрать эмоции, которые долгий взгляд в себе таил. Агата смотрела, словно проваливаясь в бездну, смотрела неотрывно и не могла пошевелиться даже.

Что же это такое?

– Много будешь знать – раньше состаришься.

А голос, как и прежде, совершенно равнодушный и ровный. Только ещё усталый самую малость. И почему это так привлекло внимание и резануло вдруг слух?

Странная ты, Волкова.

Собрав силы в кулак и обернувшись, Агата взглянула на стоявшего позади Сергея Павловича в надежде услышать более или менее нормальный ответ. Но вместо этого – лишь едва заметное покачивание головой и невесёлая полуулыбка. Всё стало понятно.

Не для её ушей эти истории.

* * *

Портос ненавидел купаться и явно обожал испытывать нервы своей хозяйки, поэтому каждая попытка затолкать его в ванну напоминала поединок на ринге. Ни хитрость, ни уговоры, ни обещания не трогать мыло как минимум месяц – не помогало ничего. Больно умным пёс оказался, чтобы верить этим заискиваниям.

Помогали только сосиски, и потому пришлось пожертвовать одной из последних. Совсем скоро вновь придётся толкаться в очереди в универмаге. Радости это, конечно, не вызывало никакой, но, во-первых, не имелось выбора, а во-вторых, Ольга старалась жить здесь и сейчас, и потому от невесёлых мыслей отмахнулась, надрезая прозрачную обёртку.

Была бы на то воля Портоса, он бы вообще никогда не мылся. Но покамест она здесь хозяйка, не видать ему такого счастья.

– Давай, давай, топай.

Во взгляде янтарных глаз явственно укор читался, однако любовь к полуфабрикату всегда побеждала, и потому-то уже через минуту пёс сидел в ванне, удовлетворённо чавкая, а Оля тем временем ловко намыливала чёрную шерсть на спине.

– Ну, что? Очень страшно, правда?

Но в ответ – лишь приглушённое ворчание и совершенно провальная попытка отряхнуться.

Такое происходило нечасто, но сейчас мысли скакали в голове как-то слишком уж хаотично. Не получалось толком сосредоточиться на чём-то одном, и потому Оля то и дело зависала, выпадая из реальности. Сегодня, например, такое несколько раз произошло во время съёмки, когда концентрация внимания должна быть особенно повышенной. В одну из таких минут её чуть не убило штативом – один из операторов слишком резко развернулся на оклик и не заметил замерший в студийном полумраке силуэт. Хорошо хоть, на помощь приходил всегда находившийся где-то поблизости Валерка, то и дело незаметно щипавший за руку или щёлкавший пальцами перед остекленевшим взором.

Он знал причину. И прекрасно всё понимал.

С самого детства Ольга взяла за правило всегда быть весёлой и открытой, даже если на душе скреблась стая кошек, но сейчас… сейчас происходило нечто, начисто перечёркивавшее все былые привычки. Старания не подавать вида были огромными, но сыпались прахом под гнётом неизвестности. Единственное, что могло здорово подкосить и заставить потерять самообладание – непонимание происходившего. Оля не понимала, и на многолетние особенности поведения хотелось просто наплевать.

Если бы появилось хоть немного ясности…

Портос протестующе чихнул и потянулся, заставив, вздрогнув, прийти в себя. Беглый взгляд в зеркало вызвал нервный смешок – на светлых волосах красовались ошмётки пены, а выражение лица было до того отрешённым, что даже саму себя можно было бы не узнать сразу.

– Сейчас, сейчас…

Из лейки душа тёплая полилась вода, которую пёс тут же начал пытаться пить, и пришлось чуть отвести руку, чтобы длинная морда не мешалась. В ответ фыркнули и демонстративно отвернулись. Впрочем, и это не привлекло той степени внимания, что непременно имела бы место быть в любой другой ситуации.

И вдруг… громкая трель телефона из коридора. Звук, заставивший вскрикнуть и выронить лейку. Та перевернулась в воздухе, струйки воды взметнулись вверх, словно диковинный фонтан, и через мгновение вся майка промокла насквозь, к телу прилипнув. Кое-как нащупав кран, Оля закрутила его и метнулась прочь из ванной, вмиг забыв и о Портосе, и о том, что с неё самой вода текла ручейками и оставляла огромные мокрые следы на линолеуме.

Возле тумбочки, на которой и занимал своё почётное место телефон, поскользнулась, вывернув ногу и потеряв тапок. От боли потемнело в глазах, а сердце подпрыгнуло к самому горлу, но в последний момент получилось удержаться, не распластавшись на не самом тёплом полу.

– Да!

– Это я.

Не скрывая полного разочарования стона, Оля упёрлась лопатками в стену и потрясла пострадавшей ногой в попытке снизить болевые ощущения. Но тщетно.

Валеркиного звонка она ожидала меньше всего и потому не сумела сдержать эмоции. И что могло ему понадобиться вечером, когда смена уже давно к концу подошла? Вопрос следовало бы озвучить прямо сейчас, но почему-то вместо того Оля лишь рвано вздохнула и намотала чёрный телефонный шнур на палец. На несколько мгновений в трубке тишина повисла, и стоило бы насторожиться, видел бог, непременно стоило бы!..

Но отчего же этого не случилось?

– У меня есть новости.

Язык прилип к нёбу, и даже сглотнуть не получилось. Где-то за спиной раздалось громкое хлюпанье – Портос или выпрыгнул из ванны, или просто отряхивался. Но Ольга, до слуха которой этот звук донёсся словно сквозь плотную пелену, практически никак не отреагировала – лишь в голове пронеслась мысль, что неплохо бы обернуться. Пронеслась и тут же растворилась, словно не бывало её.

Палец с по-прежнему намотанным на него шнуром онемел, и точно так же онемело всё тело. Оле захотелось вдруг, чтобы Валерка продолжал выжидающе молчать и ничего больше не говорил целую вечность, потому что стало невероятно страшно. Этот страх медленно, словно издевательски, проникал под кожу, и мурашки теперь бегали по плечам не только из-за воды. Даже светлые тонкие волоски на руках встали дыбом – как-то машинально на это обратились остатки внимания.

– Ну?

Тихо-тихо, практически шёпотом и в призрачной, детской надежде на то, что её не услышали бы и повесили бы трубку, подумав, что на линии неполадки возникли. Потому что, если бы новости хорошими оказались, Валерка непременно – уж это Оля знала точно! – сразу бы сказал, чтобы она не волновалась понапрасну. Но он этого не сделал.

Значит, и бодрить себя бессмысленно.