Ромео для балерины

– Наверное, у него концерт в каком-нибудь клубе… Завтра утром наберу. А пока напишу смс: проснётся – порадуется!

И она написала: "Между прочим, твой Лис прошмыгнул во второй тур! Жду поздравлений! Скучаю! Нежно целую. Твоя Лея". Утром первое, что она схватила, был телефон: пропущенных звонков и смс-ок не было…

– Странно… – протянула она и набрала Байера. – Саш, привет! Извини, что разбудила. Что-то Меркулов недоступен, трубку не берёт. Ты когда с ним в последний раз разговаривал?

На том конце сначала было небольшое молчание, потом Саша бодрым голосом сказал:

– Так мне до него тоже не дозвониться. Их куда-то на учения послали – практика тушения торфяных пожаров. Глушь полная! Связь такая, что смс-ки даже не отправляются: одна палка, и то не везде. Он 6 или 7 апреля приедет. Тоже сокрушался, что с тобой говорить не сможет. Ну, ты же знаешь, их не спрашивают…

– Спасибо, Саш! Жаль… Очень жаль, пока, – закончила разговор Турава.

Сашка горестно вздохнул:

– Прости, Лисёнок! Сейчас ложь для тебя, наверное, единственное спасение… Прости меня!

Она не смирилась, она надеялась, что хотя бы одна смс-ка дойдёт до Меркулова: не писать ему она не могла. "Фиг с тобой, Меркулов, молчи, а я буду писать!"

"Привет, мой хороший! Сегодня 3 апреля я выхожу на второй тур. Буду танцевать сольную партию Жизели. Дала себе зарок: если удачно пройду все три тура, сделаю себе подарок – куплю свадебное платье. В Милане они неземные! Твоя. Пока ещё Турава".

"Ура-ура-ура! Ты можешь мной гордиться! Я – в третьем, заключительном туре! Скучаю по твоим рукам и по твоей улыбке. Счастливый и грустный Лис. Грустный, потому что без тебя…"

* * *

Утром 3 апреля на репетиции к Керимовой Ольге подошла Софья Тарасюк.

– Как там наша прима в Милане выступает? Вести есть?

– Сонь! Ну хватит тебе уже на Тураву дуться! Ну не виновата она, что худрук её на роль Жизели утвердил! Она ж лучше всех нас танцует!

– Легко лучше всех танцевать, когда с ней лучшие хореографы страны работают! – поджала губы Софья.

– Лея – труженица! Ты бы выдержала её нагрузку?! Я – нет! Вот увидишь, она точно на конкурсе что-нибудь возьмёт.

– Да мне-то что?! Сначала ликовать будет, а потом плакать… Ой, плакать!

– Ты это о чём, Соня?

– Парня её знаешь? Солист "Брандспойта"?

– Лёху-то Меркулова? Конечно, знаю!

– Вчера утонул… 5 апреля хоронить будут! Все СМИ трубят.

У Ольги вытянулось лицо.

– Мамочка… Лея!.. Хорошо, что она не знает.

– Узнает!

– Соня! Не надо ей сейчас говорить! Пусть сначала из Милана прилетит. Соня! Пожалей ты её!

– А ты не думала, Керимова, что бумеранги возвращаются?! Вот он к ней и вернулся… – скривила губы Тарасюк.

* * *

Лея решила лечь спать пораньше. Завтра – самый главный конкурсный день: нужно выспаться. Вдруг пиликнул телефон – пришла смс-ка.

– Ну наконец-то, – обрадовалась Турава, подбегая к телефону.

Это была смс-ка, но не от Алексея… "Лея, перейди по этой ссылке. Мне очень жаль… Тарасюк Соня". Лея открыла ссылку: " Трагическая гибель солиста "Брандспойта" Алексея Меркулова. Рок-музыкант оказался героем… МЧС готовит похороны".

– Что за чушь?! Вечно эта жёлтая пресса ездит по ушам! Ну-ка, введём в поисковике "Меркулов Алексей". Вот так. Теперь смотрим…

Она побелела: заголовки сыпались и сыпались… "Утрата в мире рок-музыки". "Оба ребёнка живы – певец утонул!" "Академия МЧС скорбит о курсанте 5 курса, геройски погибшем при исполнении долга. Меркулов А.В. будет представлен к правительственной награде. Панихида и похороны назначены на 5 апреля в 12.00. Местом захоронения героя выбрано Троекуровское кладбище".

– Лёша!..– закричала она и потеряла сознание.

К отелю летела скорая. Она не могла даже открыть дверь – ноги не слушались. Дверь отпирали горничные. Турава билась в истерике, ног она не чувствовала. Ей не хватало воздуха, у неё начиналась паника и видения. Её держали, делали уколы, поили водой. Потом она перестала биться, затихла. Сидела с дрожащими губами и смотрела перед собой мёртвыми глазами.

Борис Аркадьевич был рядом, обнимал и отпаивал водой.

– Терпи, девонька, скрепись! Невосполнимая утрата! Нужно пережить, просто пережить… Иди ко мне!

Она прижалась к нему и заплакала.

– Вот и хорошо! Плачь! Громко плачь, не стесняйся. Хоть в подушку, а лучше – в меня!

Он гладил её по волосам, сам роняя слёзы, чувствуя пустоту внутри неё. Прошло 2 часа. Лея смогла встать с кровати, смогла сама подойти к окну. Худрук внимательно наблюдал за её ногами, потом спросил:

– Ноги как?

– Вроде, ходят… – тихо отозвалась она.

– Если ты не сможешь завтра выйти на сцену, никто тебя не упрекнёт. Ты прошла два конкурса просто блестяще.

– Я буду завтра танцевать, – тихо сказала Лея.

* * *

– Ренат! – окликнул Борис Аркадьевич партнёра Туравы, танцевавшего роль

Альберта. – Ты знаешь, какое горе у Леи?

– Конечно, Борис Аркадьевич, вся труппа знает, – едва слышно прошептал он.

– Так вот, будь, пожалуйста, начеку! С ней всё, что угодно может случиться. Видишь ли, история Жизели сама по себе тяжёлая, а тут ещё личная драма… Ну, ты меня понял.

Ренат кивнул. Объявили "Жизель", и они вышли на сцену. Ренат никогда не видел её такой! Её глаза горели, яркий румянец проступал сквозь грим, губы дрожали. Лея словно впала в забытьё.