Ромео для балерины

– Чем зарабатываешь?

– Я программист: заказами не обижен, работа всегда есть.

– А выкарабкаешься, потом что? Завяжешь с мотофристайлом или вернуться собираешься?

– Нет! Мне трюк один сделать надо. Мы с другом его придумали, со Славой Зориным.

– Зорин твой друг?! Он же погиб два года назад! – вспомнил Наумов.

– Вы и это знаете, Александр Николаевич!.. – тихо вздохнул Вэйс.

– Ну, как же: страна знает своих героев! Я держу руку на пульсе. И он погиб при выполнении этого трюка, – предположил Наумов.

– Да, – покачал головой Алекс.

– И ты разбился на этом же трюке, – подытожил отец Леи.

– Почти сделал: небольшая ошибка помешала!

– Дорогая ошибка, не находишь?! Родителей не жалко?

Вэйс помолчал, потом ответил:

– Так отец, военный лётчик-испытатель, 5 лет тому назад разбился. Он меня всегда понимал и поддерживал, сам такой же отчаянный. Мама всегда говорила, я – его вылитая копия.

– А мать?

– Мама 1,5 года как от рака умерла. Так что оплакивать некому, если что, – усмехнулся Уваров.

* * *

Лея спустилась вниз: ей показалось, что она слышит голос отца.

– Папа! – вскрикнула она, увидев Наумова, и бросилась ему на шею.

Вэйс деликатно отъехал в сторону, чтобы не мешать.

– Папа! Его больше нет! Я не могу… Я не могу без него, – плакала она, прижимаясь дрожащим телом к отцу. – Мне больно, и боль не уходит: утихает, а потом снова возвращается. Я просыпаюсь без него и не хочу жить… Не хочу никуда идти, есть, пить, дышать! Что мне делать, папа?!

Наумов обнимал свою любимицу, вспоминая тот страшный период, когда от него ушла Дарико. Собрала вещи и исчезла из его жизни. "А здесь ещё горше: умер накануне свадьбы… Ох, Лисёнок, такое в 18 лет!"

– Нужно жить и стараться загрузить себя делами по полной так, чтобы времени на размышления не было! Убрать все вещи, все фотографии, которые могли бы напомнить о нём, пока так больно… – серьёзно сказал он.

Лея постепенно затихла на его груди.

– Ты продашь квартиру возле театра? – умоляюще посмотрела она в глаза отцу.

– Обе продам, – уверенно пообещал тот. – Звонил худрук, через три дня тебя ждут в Милане. Для тебя это – шанс скорее перевернуть горькую страницу.

– Знаешь, о чём я больше всего жалею?! Что сама упросила его пока не заводить детей… И он, дурак, меня послушал! Я ведь больше никого не смогу полюбить… А так от него хотя бы ребёнок остался!..

Из её глаз вновь закапали слёзы.

– Ты ещё встретишь своё счастье, – сказал он и поцеловал в волосы дочь.

Вдруг она подняла опущенную голову и в упор посмотрела в его карие глаза:

– А ты бы смог полюбить кого-то кроме мамы?!

И это был удар ниже пояса…

Наумов проглотил комок в горле и честно сказал:

– Нет, Лисёнок! Она – единственная.

* * *

Этот разговор стал откровением для Вэйса. Женщины не играли особой роли в его жизни, кроме матери. Главное: работа, любимое дело, увлечение! А женщины – хлопотная необходимость, они существовали для удовольствия. Если связь с женщиной переставала его устраивать, он заводил новую: благо недостатка не было! Нет, Уваров, как мог, заботился, проявлял знаки внимания, помогал, чем мог, той, с кем у него были в тот момент отношения. Он честно давал понять женщинам, что привязка – не для него, рискующего жизнью каждый день. Он не боялся кого-то из них потерять: боялись они потерять его, Вэйса…

И сейчас 28-летний Уваров с интересом наблюдал за Наумовым, невольно сравнивая себя с этим гонщиком. "Сколько ему? 45 лет? 48 ? До сих пор в форме, в седле. Успешен! Счастлив в браке: растит чудесную дочь, наверняка от той Единственной… Видно, как любит и дорожит обеими! И эта рыжеволосая Лея, она что, шутит, что никого никогда не полюбит? Вот потерять лучшего друга, похоронить мать – это да, совсем другое дело: их не заменить никем! Неужели можно так убиваться из-за парня, даже такого крутого, как Меркулов? " Всё это не укладывалось в голове Вэйса.

Наумов посмотрел на часы. Лея поняла отца с полувзгляда, подошла, что-то горячо зашептала ему на ухо. Александр Николаевич кивнул, взял барсетку, оделся и вышел. В окно Вэйс увидел, как отъехал его серый BMW. "Он что, уехал? Без дочери?" Самое интересное, что он, Вэйс, был не против…

Лея поднялась на второй этаж, собрала постельное бельё со всех трёх комнат, загрузила в стиральную машину, включила. Потом отправилась на кухню, вымыла посуду. Вэйс ей не мешал, занялся починкой её телефона.

Хлопнула входная дверь. Наумов с двумя большими пакетами прошёл на кухню, оставил пакеты там и, найдя Уварова в кабинете, спросил:

– Ну что, может, покажешь своего железного коня?

– Можно, – обрадовался Уваров.

Александр Николаевич сходил до машины, принёс из багажника спецодежду, снял пиджак, и они прошли в гараж. Пять мотоциклов разных марок стояли, закрытые чехлами.

– Все на ходу?

– Все. Хоть сейчас на гонку, – заверил хозяин.

От внимательного взгляда Наумова не ускользало ничего. Он оценил порядок: инструменты были в одном месте, детали, запчасти – в другом, смазочные материалы – в третьем. В углу заметил сварочный аппарат:

– Сам варишь?

– Приходится.

Наумову было интересно всё. Особенно внимательно рассматривал Yamaha, на которой выполнял трюки Вэйс. Потом попросил бумагу и карандаш, что-то стал рисовать. Подозвал Алексея:

– Смотри, если немного изменить конструкцию, маневренность на земле останется прежней, а в воздухе мы получаем ряд преимуществ…

И два мужика склонились над чертежом.