Перекрестки

– К врачу.

– Хорошо. Я пойду с тобой.

Света лишь пожала плечами. Спорить с ним было бесполезно, а оказаться в эпицентре нового скандала с самого утра она не горела желанием. Развернулась и направилась к выходу из подъезда, когда была резко остановлена за руку. Света с удивлением посмотрела на удерживающую ее руку Никиты, а потом перевела недовольный вопросительный взгляд на него самого.

– Отпусти, – только и проговорила она.

– Этого ребенка сейчас не должно быть, ты меня поняла? – жестко напомнил он тоном, не терпящим возражений.

– Есть сроки, на которых прерывание не делают, – уклончиво ответила Света и увернулась из захвата мужа, но тот вновь поймал ее, резко прижал к стене и ухватил пятерней за лицо, приблизившись почти вплотную, настолько близко, что его дыхание ощущалось на коже.

– Я сказал, этого ребенка не должно быть. Любыми методами. Пока еще за тобой осталось право выбора метода.

От его равнодушного и ледяного взгляда стало страшно и зябко. Света почувствовала, как по спине пробежал озноб. Да что же с ним такое случилось, какой дьявол в него вселился? Она совершенно не узнавала того мужчину, за которого выходила замуж. Тот Никита все же был более человечным, сопереживающим, он интересовался ее мнением, желанием. Они строили свои планы на общее будущее. Тот, что предстал перед ней сейчас, был самым настоящим монстром, у которого напрочь отсутствует чувство милосердия и жалости.

– Я опаздываю, – только и произнесла она.

Оттолкнув от себя Никиту и не найдя препятствий с его стороны, Света направилась в консультацию. Мужчина следовал рядом с ней, не отставая ни на шаг. Весь путь они проделали в тягостном молчании, каждый в своих мыслях. Перед самыми дверями Никита снова остановил ее, ухватившись за локоть и, больно впившись пальцами в кожу, развернул к себе лицом, предупреждающе взглянув. Света совершенно не удивилась тому, что он вошел в кабинет следом за ней. Судя по тому, что доктор его не выгнал из кабинета, можно было понять, что такие посещения врача парой были в норме. Ей оставалось только надеяться, что Никита, с его патологической неприязнью к выражению чувств и эмоций на публике, не устроит здесь сцен. С огромным стеснением и под неодобрительный взгляд врача она отвечала на все вопросы, а потом направилась на УЗИ.

– Один плод, размер соответствует семи неделям… Сердце прослушивается… – врач водил датчик по животу и вглядывался в экран дисплея, немного хмурясь.

– Доктор, мы не будем сохранять этого ребенка, – вмешался совершенно спокойный голос Никиты. – У вас делают подобные операции?

Кровь ударила в виски, а сердце бешено забилось о ребра. Как все же может быть человек настолько черств и жесток, чтобы избавиться от собственного ребенка? Если ему он не нужен, то для нее малыш станет желанным. Он сделал выбор за нее: пусть растить его придется одной, все ж лучше, чем с таким отцом, который абсолютно не хочет его появления на свет и готов на любые ухищрения, чтобы этого не произошло.

– Я буду сохранять беременность, – твердо ответила Света, поднимаясь с кушетки.

– Мы все обговорили с тобой еще вчера… – тихим вкрадчивым голосом, не предвещающим ничего хорошего начал Никита.

– Я не стану делать аборт. Если тебе не нужен ребенок, тогда я сама буду растить его.

В глазах мужа Света уловила блеск ярости. А это означало, что ничего хорошего ждать ей уже не приходится.

– Извините, – подал голос доктор, – такие операции делаются только с личного согласия женщины. И вас, мужчина, я попрошу выйти из кабинета. Вы мешаете вести прием. – Видя, что он даже не обратил никакого внимания на сказанное, доктор повторил строже. – Покиньте кабинет.

После того, как Никита с неохотой вышел и закрыл за собой дверь, доктор принялся заполнять карту, давая Свете возможность чуть успокоиться. Ее всю трясло, и бросало то в жар, то в холод, а в висках громко и неприятно застучал пульс. Что-то подсказывало, что Никита так просто не простит ее неповиновение.

В довершение ко всему началось сильное головокружение. Доктор что-то расспрашивал о стрессах, еще о чем-то, но его слова растворялись в непонятном шуме, звучавшем в голове. Последнее, что Света смогла запомнить, это приближающийся пол и громкий голос доктора, зовущего медсестру.

Белые стены и резкий запах медикаментов. Это было первое, что увидела и почувствовала она, когда открыла глаза. Тело как-то слабо реагировало на желание хоть немного пошевелиться. И очень хотелось пить. Света едва удерживалась в сознании, с трудом держала тяжелые веки открытыми и все пыталась понять, где она находится. В какой-то бесформенной сорочке, укрытая теплым одеялом, натянутым почти до плеч, девушка понимала, что скорей всего она находится в больнице, но что произошло?

Вскоре заглянула медсестра. Заметив, что пациентка пришла в себя, она торопливо вышла, и пару минут спустя пришел доктор. Он присел на стул напротив и деликатно, выжидающе посмотрел на нее.

"Что?" – пронесся тогда вопрос в сознании. Было отчего-то страшно. Последовавшие слова доктора лишь подтвердили ее опасения.

– Как вы себя чувствуете? Головокружение, жажда?

– Что со мной случилось? – пересохшие губы едва шевелились. Ее очень тревожило такое состояние. Малыш… Как это сказалось на ее малыше? Не причинило ли ему вреда?

Доктор взял ее руку и накрыл сверху ладонью, успокаивающе похлопывая и поглаживая. Его сочувствующий взгляд только усугублял тревогу. По телу пробежал нервный озноб.

– К сожалению, у Вас случился выкидыш.

Света неверяще впилась взглядом в глаза доктора. Внутри что-то ухнула и громко с болью оборвалось. Как будто кто-то наотмашь ударил по больному острым лезвием. Она отказывалась верить в услышанное. Нет. Только не с ней. Только не с ее малышом. Пусть это будет неправда. Пусть это будет ошибка, досадная оплошность врача… Да что угодно, лишь бы только малыш был жив.

– Отслоение плаценты более, чем на три четверти, – доктор развел руками, – вы не смогли бы сохранить эту беременность.

Глаза заволокло едкими слезами, все вокруг стало расплываться и терять очертания. Так же, как и жизнь стала терять всякие краски. У ее малыша не было ни единого шанса? Ни одного? Совсем даже крошечного?

– Доктор, неужели нельзя было…? – завершить фразу она так и не смогла, не было сил.

Тот виновато покачал головой.

– К сожалению. Вы пришли в консультацию в сильнейшем стрессе. Скажите, может еще в последнее время были какие-то большие физические нагрузки? Аэробика, иные интенсивные занятия или тяжелые предметы переноси, сумки? Это все могло сказаться на вашей неудавшейся беременности.

Занятий уже давно никаких не было – Света не решалась потратить лишнюю копейку на себя, так как не хотела выслушивать осуждение Никиты. А вот тяжелые предметы… В последний месяц ей и правда пришлось одной носить очень тяжелые пакеты, возвращаясь из магазина домой. Никита задерживался на работе допоздна, и рассчитывать на его помощь не приходилось. Она замечала появившуюся сонливость и слабость в организме, но списывала все на накопившуюся усталость. Отчего-то даже в голову прийти не могло, что это может быть беременность. Внезапное осознание забилось, словно раненая птица, ломая и раздирая крыльями душу: она убила своего ребенка. Неосознанно. Но это ее вина. Она сама. Сама. Убила. И теперь словно сама умерла вместе с ним. Чего ради жить? Чего ради бороться? Та маленькая жизнь, которая в один момент стала всем смыслом, так же в одночасье оборвалась, утянув ее саму вместе с собой.

– Я не вижу смысла Вас оставлять в больнице надолго, – продолжил доктор, – поэтому, если Вас ничего не беспокоит, сегодня можете возвращаться домой. Ваш муж ожидает в приемном покое.

Упоминание о Никите сейчас отчего-то не вызвало ни одной эмоции. Совершенно ни одной.

Доктор ушел, оставив ее одну и давая время прийти в себя. По щекам текли слезы: так плакало сердце – горячими, горькими слезами. Света положила руки на живот, и ее всю затрясло. Там, внутри, стало пусто. Словно кто-то надул шарик и поместил туда, забыв добавить самое главное – жизнь. Ей казалось, что там совершенно ничего не осталось. Она теперь стала словно манекен: есть оболочка, но внутри абсолютная ужасная пустота…

Никита встретил ее внизу, протянул ее вещи. Нужно отдать ему должное – он выглядел очень встревоженным.

– Как ты? – спросил он.

Света лишь взглянула на него, приняла из его рук куртку и больше не обернулась в его сторону. Не удостоила даже ответа. Сейчас ей нечего было ему сказать. А он и не настаивал на разговоре.

Вернулись домой все в том же тягостном молчании, каждый погруженный в свои мысли. О чем думал муж, Света даже и догадываться не хотела. А вот ее мысли совершенно были пустыми. Лишь только раз она задалась вопросом: кто это был – мальчик или девочка. Отчего-то она была уверена, что это была девочка. Какое-то внутреннее чутье подсказывало.

Дома ее словно никто не замечал. Чему, собственно, она была нескончаемо рада. Тихо ушла в свою комнату, легла на постель, отвернулась к стене и, прижав колени к груди, обхватив себя руками, просто лежала. Не хотелось ни с кем разговаривать, что-либо объяснять. Где-то в сумке разрывался телефон. Судя по мелодии, звонила мама. Она потом ей перезвонит. Может вечером, а может только завтра. Света лежала и уже не обращала внимания на беспрерывно катившиеся по щекам слезы. Куда тяжелее было не обращать внимания на образовавшуюся внутри пустоту.

К вечеру Никите, видимо, надоел ее жалкий вид. Он сел рядом с ней и попытался завести разговор.

– Так и будешь весь день тут лежать. Пошла бы поела чего.

– Не хочу ничего, – едва слышно ответила она.

– Кончай уже ныть, – холодно произнес Никита, – хватит. Все уже свершилось.

Света резко села на постели и непонимающе посмотрела на мужа. Он произнес все это таким тоном, будто она не ребенка потеряла, а всего лишь носовой платок. Совершенно безразлично.

– Я не ною, – отчеканила она каждое слово. – Как ты можешь быть таким?

– Каким?

– Таким бесчувственным и жестоким? Неужели тебе все равно?